Страница 4 из 13
Она не поняла этого, пока на нее не накинулась кореянка Анита. Она была фавориткой красавца-вертухая. Он пользовал многих, но ее выделял. И вдруг появилась новенькая, что затмила всех. Рафик влюбился в Мару так сильно, что боялся ее домогаться. Она оценила это. И отдалась по собственной воле спустя три месяца. Вскоре залетела, родила.
Рафик не узнал о том, что у него сынишка появился. Перевелся в другую зону, когда Мара еще на сносях была. Она понимала, что беременна, но скрывала это. Ребеночка она планировала родить только для себя. Но если бы она обратилась к доктору, Рафик понял бы, что отец именно он. Мара на позднем сроке рассекретилась. Кажется, седьмой шел.
Она мечтала о дочке, но родился пацан. Немного странный. У него, скорее всего, были проблемы со слухом, потому что он не реагировал на голоса. И все равно Мара его полюбила. А как иначе? В муках рожала, сиськой кормила, укачивала… А когда спал, смотрела на его мордашку и умилялась. Выдыхая воздух, он будто произносил: «Бо!»
Мальчик умер внезапно. От чего – непонятно. Скорее всего, из-за халатности. Он приболел, был помещен в больничку. Сильно кашлял, а с лекарствами на зоне беда. Мара растирала его грудь бальзамом «Звездочка», а себе им же мазала шею и плечо. Ребенок плакал, она убаюкивала его, таская на руках. А ее Бо был очень крупным мальчиком! Он вроде пошел на поправку. Мара не могла находиться с ним постоянно, ее рабочие обязанности никто не отменял. Пришла как-то со смены и узнала, что Боря умер. Сказали, инфекция. Но на виске синяк. Уронили ее малыша, когда укачивали.
Похоронив Бориса, Мара набила его имя. Его она свела в первую очередь. Поняла, что не нужно превращать свое тело в надгробный памятник и слишком часто вспоминать мертвецов, особенно безгрешных, пусть покоятся с миром.
– Мара, тебя к телефону! – услышала она крик своей помощницы Томы, которую все называли Том-ям – в честь тайского супа. Девушка была по матери якуткой, но для русских все азиаты похожи.
– Ответь за меня!
– Я хотела. Но сказали, по личному вопросу.
Мара вышла из туалета и проследовала в кабинет. Там находился стационарный телефон, на который по личным вопросам ни разу не звонили.
– Слушаю, – бросила в трубку Мара.
– Привет, на пиво нет?
– Простите?
– Забыла нашу любимую присказку?
– Кто это?
– Элиза.
– Кто-кто? – Она все еще не верила, что говорит с Богемой.
– Ты не ослышалась. Это я, Элиза Райская.
– С ума сойти, – выдохнула Мара. – Как ты меня нашла?
– Это было нетрудно. Ты индивидуальный предприниматель, чей бизнес работает официально. Я вбила в поисковике твое имя, фамилию, дату рождения и получила контактный телефон фирмы «КАRA». – Да, Мара назвала ее в честь своей благодетельницы. – Рада, что застала тебя в офисе.
– Что ты хотела, Элиза?
– Увидеться с тобой.
– Зачем?
И услышала страшное:
– Прошлое вернулось!
Глава 3
Ребеночек сильно пинался, очень был беспокойный. Первое время Алла переживала из-за этого. То была ее пятая беременность, и ни разу она с подобной активностью малыша не сталкивалась. На обследовании поделилась с доктором своими переживаниями, тот успокоил: «Пацан в полном порядке. Вырастет каратистом!»
Да, Алла носила мальчика. Первого и, как хотелось верить, последнего. Больше она рожать не планировала. Хватит с нее пятерых.
С девчонками было не легче. Скорее, по-другому. Говорят, что дочери забирают красоту матери. Алла расплывалась, отекала, покрывалась пигментными пятнами, но оставалась спокойной. Быть может, потому, что ее тянуло на сладкое, и она закидывала в себя килограммы шоколада. С каратистом все было иначе. Она осталась стройной, только пузико торчало вперед, энергичной, немного воинственной. Ругалась в очередях и транспорте. Бегала за своей собакой, когда та срывалась с поводка. Уплетала чипсы, хоть ей это и запрещалось. Но после пачки «Читос» каратист успокаивался, а вместе с ним и она.
Алла любила этого малыша. Даже первенец, находясь в ее утробе, не вызывал в ней подобного чувства. Катенька завладела маминым сердцем только после рождения. К остальным девочкам она тоже относилась спокойно. Но каратист… Он что-то перевернул в Алле. Не потому, что пацан или последыш, просто он ЕЕ ребенок. Кармически ЕЕ. Алле нравился его характер, она понимала его требования, а он ее – когда она выбивалась из сил, он затихал. Она видела его во сне, чернявенького, поджарого, с раскосыми глазками своего папы-казаха. Алла даже имя ему дала – Александр. Хотя понимала, что каратист получит другое. То, что выберет для него отец, а он назовет сына Маликом (владыка) или Хайдаром (сильный, как лев).
– Санечка, успокойся, пожалуйста, – обратилась Алла к животу. – Нам с тобой еще за Катенькой в секцию идти.
Дочка занималась художественной гимнастикой. Подавала большие надежды, поэтому даже летом, когда остальные дети отдыхали, тренировалась. Все, что Алла делала в этой жизни, было для нее. Самой ей хватило бы самого малого. Она с детства привыкла во всем себе отказывать.
Каратист внутри нее для порядка еще попинался, чтобы дать понять, кто тут главный, но вскоре затих. Алла свистнула Бонниту. Собака породы бигль тут же примчалась и стала припрыгивать. Именно такую хотела дочка, уверяла, что будет о ней заботиться. Алла купила, хоть и понимала, что Катенька быстро наиграется в мамочку милой псинки и подкинет ее «бабушке». Так и вышло. Девочка обожала Бонниту, играла с ней, но и только. Заботилась о ней Алла. Но что поделать? У Катеньки и времени на это нет. Школа, общеобразовательная и спортивная, занятия по вокалу, английский с репетитором. Ребенок тотально занят. Но по своему желанию. Алла ни к чему не принуждала. А поддерживала – во всем.
Она прицепила к ошейнику Бонни поводок и вышла из квартиры следом за собакой. Та мчалась впереди, лая, прыгая, поскуливая, хорошо, не пописывая. Научилась с возрастом себя сдерживать.
Катюшу Алла родила от нелюбимого. И это если мягко сказать. Точнее и грубее – от насильника. Она повторила судьбу своей матери. Над той тоже надругались, она затянула с абортом, поэтому дала ребенку жизнь, но не любовь. Аллу мать ненавидела, видела в ней своего насильника, била, унижала, но в детдом не отдавала по двум причинам. Первая, очевидная: из-за денег. Матерям-одиночкам пусть мало, но платили, а еще добрые люди помогали кто чем мог. Но была и вторая: через девочку она как будто мстила своему насильнику. Хлеща ее по лицу, она давала пощечины тому, кто надругался над ней.
Алла терпела издевательства долго – пока не поняла, что чаша переполняется. Еще немного, она сорвется и… Убьет мать! Она ненавидела ее так же сильно, как та свою дочь. И Алла после очередного избиения решила действовать. Мать лупила ее больно, но аккуратно. Как в ментовке, не оставляя следов. Никто и не думал, что девочку истязают. Она иногда была в синяках, но маленьких, у каких детей нет таких? А ободранные коленки или локти? Все носятся, падают. Не скажешь, что Аллочка стояла до ночи на четвереньках на бетонном полу, вымаливая прощение за разбитую чашку или грубое слово.
Мать выпивала и не работала, но она не устраивала концертов, мужиков не водила. Умело давила на жалость. И делала вид, что заботится об Аллочке. Та всегда была пусть в поношенном, но чистеньком. При всех она угощала дочь печеньем, яблоками, пирожками. А дома морила голодом и заставляла стирать и свою, и ее одежду.
Когда ненависть к этой садистке начала выплескиваться, Алла воткнула в себя нож и побежала к соседям. Она кричала, заливала кровью лестничную клетку, теребя рукоятку, билась в хорошо продуманной истерике. Потом, когда ей открыли, лепетала, что мама не со зла так поступила, она просто воспитывала. Алла сама виновата, она порвала юбку. А под ней попка в красных полосах. Обычно к утру они проходили. Но свежими выглядели устрашающе. Алла привыкла к следам от порки на своем теле, а нормальные взрослые люди нет.