Страница 3 из 6
- Адские колокола, парень, - сказал он. - Почему бы просто не разлить снадобье по склянкам и не позволить людям размазывать его пальцами?
Джованни ответил, что этот новый психотропный протеин, как и большинство подобных веществ, имеет настолько тонкую структуру, что его нельзя хранить в растворе и что он быстро изменяет свои естественные свойства вне защитного окружения живой клетки. В любом случае смысл в том, что объект желания может получить определенное внушение лишь посредством прикосновения будущего соблазнителя. Если протеин предназначен для конкретной цели, то источники должны быть очень строго ограничены. Это же не технология для массового распространения, это товар для немногих избранных, которые должны будут использовать его с предельной осторожностью.
- Вот дерьмо! - с отвращением фыркнул Мелмот. - Как же мы сделаем миллиарды на таком продукте?
Джованни предложил продавать средство лишь очень богатым и по баснословной цене.
- Если мы так поступим, - сказал ему Мелмот, - мы должны быть абсолютно уверены, что снадобье действует и что не существует и тени неблагоприятных побочных эффектов. Потребители должны быть полностью удовлетворены.
Джованни согласился, что это жизненно необходимо. Он провел ряд исчерпывающих и совершенно секретных клинических испытаний и не сказал Мелмоту, что уже начал исследовать эффекты и потенциалы преобразования тканей. По великой традиции ученых жертвовать собой он стал добровольцем, собственной морской свинкой.
Сказать, что метод сработал, означало не сказать ничего. Джованни открыл, что ему достаточно лишь взглянуть на привлекательную девушку и немного пофантазировать, чтобы выделился особый пот, вселяющий волшебство в кончики его пальцев. А когда должное возбуждение достигнуто, хватает легчайшего прикосновения, чтобы вызвать ответную психохимическую реакцию влечения, а там уж получить желаемое не составляло труда. Девушки очень быстро - хотя и неосознанно - научились связывать его касание с самыми нежными и волнующими эмоциями. Они стремительно преодолели природное отвращение и начали считать его если и не красавцем по общепринятым меркам, то чертовски привлекательным мужчиной.
В течение трех недель эксперимента четыре лаборантки, две машинистки, три секретарши, одна консультант по взаимоотношениям и одна уличная регулировщица были ввергнуты в пучину безрассудной страсти. Джованни вознесся на вершину мира, он упивался своей победой как ученого и как рукотворного Казановы. Оковы воздержания оказались небрежно сброшены. Теперь женщины отчаянно желали заполучить его в свою постель, и он с удовольствием делал им это одолжение. Ему даже удалось справиться с неловкостью, и вскоре проблема преждевременного семяизвержения его больше не тревожила.
Но чувство удовлетворения было недолгим. Потребовалось всего три месяца, чтобы отвращение к себе снова охватило Джованни. И проблема заключалась не только в чувстве вины, порожденном сознанием того, что он обманом заставлял своих партнерш вожделеть себя (хотя и это тяжким грузом лежало на его совести); настоящей бедой стала убежденность, что он не в состоянии ничего дать им в ответ. Он знал, что, сколь бы скомканным ни был тот или иной половой акт, каждая жертва продолжала страстно любить его, но молодому человеку казалось, что он видит, как разочарованы его любовницы в нем и в себе. Они любили его, но эта любовь лишь делала их несчастными. Отчасти потому, что они догадывались, что им приходится соревноваться друг с другом за его внимание, но главным образом, как считал Джованни, потому, что это внимание не приносило им радости.
Между тем мир видел в Джованни образ подлинного Казановы. О нем говорили, как правило, с удивлением. Ему завидовали. Но в собственных глазах он оставался во всех смыслах презренным мошенником. Влюблялись не в него, а в некую органическую слизь, которую он смешивал в пробирке; женщины, ставшие его жертвами, оказывались обреченными на муки ревности, разочарования третьесортного секса и отчаяние беспомощности. Джованни не нравилось выступать в роли массового разбивателя сердец; он был слишком хорошо знаком с горечью и страданием, чтобы получать удовольствие, причиняя боли другим - а тем более женщинам, которые ему нравились и которыми он восхищался.
К тому времени, как в компанию потекли деньги и вдумчивый маркетинг Мелмота, опирающийся на богатейших людей мира, начал приносить дивиденды, Джованни вновь глубоко погрузился в цинизм и депрессию. Он был уверен, что другие способны по полной эксплуатировать его изобретение как средство достижения неограниченных удовольствий - но только не он. Дурак Казанова просто подтвердил собственную убогость. Чаша горечи Джованни переполнилась.
Как всегда, не кто иной, как Мармадук Мелмот, заставил юношу понять, что он все еще страдает из-за сложностей в общении.
- Слушай, Джо, - сказал Мелмот, - у нас тут маленькие неприятности. Уверен, ничего такого, чего ты не смог бы уладить, но нам необходимо, чтобы покупатели были счастливы, а денежки шли. Сейчас у нас ограниченный рынок, и большинство парней довольны. Хорошо, конечно, что мы им предлагаем щелки в кошелке, но на самом-то деле им нужно что-то, чтобы загнать в эти щелки свой колышек. Ты когда-нибудь слышал о шпанской мушке?
Джованни объяснил, что Cantharides скорее жук, чем муха, что его секреции - сильнодействующий яд и что нет никакого удовольствия в том, чтобы на долгие часы заполучить мучительно-болезненную эрекцию с зудом.
- Значит, придумай что-нибудь получше, - заявил Мелмот со всем мастерством искусства убеждения, владение которым сделало его богатым.
Джованни обдумал предложение и решил, что вполне реально создать некий биохимический механизм, который давал бы мужчинам возможность контролировать эрекцию: вызывать ее по собственной воле, сохранять сколько необходимо и порождать какой угодно оргазм, в любом количестве и качестве. Для этого понадобится пара новых гормонов для обратного контроля и цитоген для преобразования клеток гипофиза. Но даже когда биохимия подействует, людям надо будет научиться пользоваться новой системой, а значит, потребуется обучающая программа, возможно на основе дублируемой компьютером биологической обратной связи, но это осуществимо.
Джованни приступил к работе, терпеливо доводя плод своих мыслей до совершенства.
Естественно, ему пришлось опробовать систему, чтобы убедиться, что стоит продолжать клинические испытания. Обретя генетический трансплантат, Джованни каждую ночь по нескольку часов практиковался в полном одиночестве. Ему понадобилась всего лишь неделя, чтобы обрести полный сознательный контроль над своими новыми способностями, но он изначально обладал преимуществом понимания, так что на составление плана тренировочной программы для неподготовленных клиентов ушло еще две недели.
И снова Джованни преисполнился оптимизма в отношении личных проблем. Он больше не беспокоился о недостаточности своего мастерства; теперь он испытывал уверенность, что любая девушка, которая будет вынуждена влюбиться в него, в ответ получит стопроцентное сексуальное удовлетворение. Теперь он занимал гораздо лучшую позицию, чтобы соперничать с прославленным тезкой.
Но Джованни уже вышел из возраста желторотого юнца и мечтал не только о новых биотехнологических открытиях. Его отношение к окружающим претерпело более драматическое изменение, и ученый решил, что тот Казанова, которому стоит подражать, - не древний Джованни, а его собственный отец Маркантонио. Он подумал, что ответ скрывается в моногамии, и захотел жениться. Джованни уже перевалило за тридцать, и ученому казалось, что ему нужна партнерша-ровесница: зрелая, рассудительная женщина, которая внесет в его жизнь порядок и стабильность.
Эти аргументы привели к тому, что Джованни влюбился в своего бухгалтера, тридцатитрехлетнюю разведенную Дениз. Доходы его неуклонно росли, и у ученого всегда был повод встретиться за обедом с Дениз, чтобы обсудить способы уменьшения налогов - естественно, законным путем. Так что у Джованни было достаточно возможностей добиться контакта их кончиков пальцев и вскружить женщине голову. Он организовал все предприятие очень осторожно и - как ему казалось - гладко, изящно позволив Дениз соблазнить себя на третьем свидании. Он все еще чувствовал некоторое стеснение и тревогу, но женщина вроде бы осталась довольна его мужской силой.