Страница 2 из 5
Я вышел на улицу с хорошим настроением, потому что в подъезде совсем не осталось зеркал. Все те, которые когда-то висели на каждом этаже, сняли умелые дельцы, чтоб было что поставить у себя в прихожей. Эти же люди создали в подъезде романтический полумрак.
Когда я преодолел очередной лестничный пролет, у меня в голове вдруг возник вопрос: «Интересно, что чувствуют слепые люди, которые не знают, как они выглядят?». Их, наверное, мало беспокоит наличие прыщей у них на лице. Они никогда не видели неба… Мне стало стыдно, но я нашел успокоение в этой мысли. Ведь я мог любоваться небом каждый день.
Выходя из дома, я наткнулся на пожилую соседку, которая неодобрительно качала головой после встреч со мной, когда думала, что я этого не вижу. А ведь я всегда с ней здоровался и придерживал для неё дверь… Каждый раз её недовольство вызывало у меня улыбку.
Я любил рассматривать проходящих мимо меня людей, когда шел по улице. Изучать, во что они были одеты, что находилось у них в руках, какие у них были прически. Этот раз не стал исключением: я смотрел по сторонам и думал – по правде говоря, я думал об этом каждый день – как же хорошо им всем, наверное, жилось с такой чистой кожей. Хоть они этого не замечали и не ценили. Тут дело обстоит так же, как с насморком: мы начинаем ценить дыхание через нос только тогда, когда он забивается. Так же дело порой обстоит и с людьми, которых мы любим. Но это уже другой вопрос.
На полпути до метро я случайно увидел какого-то парня в белом пуховике, и меня поразила его особенно чистая кожа. Он будто сошел с картин великих мастеров. Я не мог оторвать от него взгляд, потому что до конца не верил своим глазам. Как же я завидовал ему в этот момент… Несмотря на легкий осенний морозец, его щеки даже не покраснели – настолько все было идеально. И он даже не был шибко хорош собою, просто обладал самой чистой кожей, что я когда-либо видел. Из-за этого настроение у меня подпортилось, и я начал в очередной раз корить свою судьбу, ведь этот молодой человек, в отличие от меня, точно не делал ровным счетом ничего, чтобы обладать такой кожей. И питался он наверняка чем попало. Скорее всего, тогда во мне говорила моя зависть, но меня это мало волновало.
Когда он уже начал пропадать из моего поля зрения, я обернулся в последний раз, чтобы мысленно пожелать ему какой-нибудь гадости, и вдруг заметил у него на правой щеке, прямо рядом с ухом, красную точку, очень сильно напоминающую прыщик. Я мог поклясться, что сначала ее там не было. Я протер глаза тыльной стороной ладони, но проверить, показалось мне или нет, уже не было возможности: парень был слишком далеко.
«Наверное, все-таки показалось», – мысленно успокоил я себя и почему-то почувствовал легкое жжение возле правого уха. Я почесал это место опять же тыльной стороной ладони – почему-то я верил, что микробы предпочитают только переднюю часть руки.
Мне было бы приятно знать, что даже у такой идеальной, на первый взгляд, кожи есть недостатки. Возможно, я бы смотрел в зеркало с меньшим отвращением, если б знал, что у всех были такие проблемы. В разных масштабах, но были. Я гадал, дорожил ли тот парень тем бесценным сокровищем, которое имел, и пришел к выводу, что, скорее всего, он даже не обращал на это внимания.
К счастью, я забыл про этого парня почти сразу, как зашел в метро. Нужно было надеть маску, которая лежала у меня в кармане с прошлого года, и, стало быть, лишний раз потревожить кожу у меня на лице, но выбора у меня не было, ведь глупый вирус, завоевавший мир без боя, решил заражать людей только на входе в метро и на кассах в магазине. До такого еще додуматься надо.
Пройдя через турникет, я резко снял маску с таким видом, как будто она могла сжечь мне лицо. Пять секунд неудобства, и я уже был социально ответственным гражданином. Во время спуска я выбирал подходящий момент, чтобы начать идти вниз по эскалатору. Для меня почему-то имел большое значение подбор правильного времени для этого действия. Нужно было не задеть уже спускающихся людей и не испугать мирно стоящих и ждущих своей участи. Порой люди в метро бывают очень чувствительны к таким вещам.
В последнее время я постоянно спускался по эскалатору пешком, ведь это экономило мне целых две минуты жизни, что по итогу давало мне двенадцать часов лишнего времени в год, а эта цифра уже внушительная. Раньше я всегда провожал недовольным взглядом вечно спешащих людей, а теперь сам примкнул к их отряду, хотя никуда особо и не спешил. Жизнь в большом городе сильно меняет людей.
Иногда я всё же оставался стоять на эскалаторе, чтобы почитать. Или я так оправдывал свою лень. Правда, я осиливал максимум одну страницу, потому что отвлекающих факторов было слишком много: нужно было разглядеть всех поднимающихся или спускающихся мимо меня людей. Обычно я искал глазами таких же, как я, исследователей – людей, которые смотрят по сторонам, а не утыкаются в телефон. В такие моменты я думал, что вместе с эскалатором мимо людей порой проходит их жизнь.
Возможно, я уделял слишком много вниманию такой мелочи, как эскалатор в метро, но разве не в мелочах счастье?
В этот раз мне даже удалось сесть в вагоне и прочитать пару страниц, правда, только до первой остановки, пока не вошла какая-то старушка с миниатюрным чемоданом. Ей нужно было срочно сделать круг по городу на метро, иначе её день прошел бы зря. Я огляделся по сторонам в поисках свободного места, но таковых, к сожалению, не оказалось. Возможность без зазрения совести не уступать место этой бабушке была упущена, поэтому мне пришлось встать, а там, в верхних слоях атмосферы, уже не до книг. Там человек может думать только о том, как бы не упасть из-за резкого торможения.
По дороге от метро до вуза я опять разглядывал всё вокруг: вывески, людей, собак, небо – только тротуар не был удостоен моего внимания. Еще насмотрюсь на него на пенсии. Многие витрины я видел уже много раз, но каждый раз они открывали мне что-то новое, как и небо, которое каждый день выглядело по-разному. А ведь это то же небо, на которое в свое время смотрели динозавры. Они и не думали, что нынешнее население Земли променяет небо на экраны телефонов. Знай они это, может, и не вымерли бы.
Я вошел в здание университета с приятным расположением духа, но в вузе я не встретил ни одной позитивной эмоции – только подозрительный взгляд охранника и равнодушные лица студентов, которые просто хотели вернуться домой. У меня вдруг появилось сильное желание начать танцевать прямо посреди холла, чтобы хоть чуть-чуть поднять всем настроение. Смелости на это мне, конечно же, не хватило, но задумка была интересная. Еще бы научиться танцевать.
Я посмотрел на часы и понял, что опять опаздывал на первую пару. Уже которую неделю я опаздывал именно в пятницу и именно на первое занятие. Я не приходил не вовремя больше ни на один предмет, а тут как будто бы само время было против меня. Не то чтобы я делал что-то, чтобы прийти вовремя. Только спускался по эскалатору пешком, и то не всегда: иногда я, как все нормальные люди, просто стоял, упрекая лестницу в медлительности. А выйдя из метро, я даже не ускорял шаг, потому что не видел в этом смысла. Если мне было суждено опоздать, к чему тратить драгоценную энергию?
К счастью или к сожалению, преподавательницу мало волновало, во сколько приходили студенты. Она бы начала занятие даже перед пустой аудиторией, наверное. В тот день мы решали дифференциальные уравнения. Я зачарованно смотрел в окно все полтора часа и мечтал о том моменте, когда я наконец применю эти знания в повседневной жизни. Ветер, завывающий сквозь форточку, казалось, с издевкой замечал: «Никогда, никогда». А ведь я считал его хорошим парнем.
Помимо людей с чистой кожей, я завидовал ветру и птицам. Ветер, такой вездесущий, всемогущий, вольный. И птицы, которые улетают на юг, когда им становится некомфортно дома. Неперелетные птицы напоминали мне людей, которые откладывают деньги на похороны вместо того, чтобы путешествовать. Как человеку может хватать четырех стен вокруг? Я иногда думал о том, почему эволюция выбрала для приматов такой скучный путь. Ни крыльев, ни жабр у нас нет. Есть только букет психологических расстройств и переживаний по пустякам. Наверное, это был очередной проигрыш в какой-то лотерее, только в этот раз в гораздо более крупных масштабах.