Бегство

Ирина Критская

Бегство

Глава 1. Дом с привидениями

Катарина опять не спала всю ночь. Муж храпел так, что шевелилась легкая ткань занавесок, и казалось, что кто-то огромный, страшный и недобрый открыл окно с улицы, зацепился крючковатыми пальцами за подоконник и повис тяжело, смрадно, но бесшумно дыша, стараясь сдуть ткань в сторону и заглянуть внутрь. Катарина поежилась, откинула одеяло и села. От жутких мыслей, вызванных ее неуемной фантазией у неё побежали по спине мурашки, ей дико  захотелось глотнуть мартини, и она сунула ноги в уютные, подбитые изнутри мехом тапочки, зябко запахнула стеганный шелком тёплый хлопковый халат, и по идеально натертому паркету проскользнула через огромный холл на кухню, предварительно пошелкав пультом, чтобы включить там нижний свет. Прислуги не было, вчера она всех разогнала на пару дней, уж больно надоели, потому в доме было тихо и непривычно пусто, и, наверное, раздолье для разгулявшихся привидений. Их тут было немало, скорее всего, потому что этот дом Владимир Алексеевич купил по дешёвке не просто так. В хорошем месте, в двадцати километрах от МКАД по Риге, почти двести квадратов, с бассейном и зимним садом и… такая цена. Катарина не заморачивалась, вернее, если честно, старалась не думать о причине этой цены, но добрые соседи не дремали и по очень большому секрету сообщили, что именно из этого дома бесследно исчезла прошлая хозяйка. И что её мужа сначала взяли по подозрению в убийстве, но потом выпустили за недостатком улик, а он вместо того, чтобы начать жить заново повесился на березе прямо в этом посёлке чуть ниже по переулку на берегу небольшой полузаросшей речки. И что его нашли, поназвали родственников на похороны, и он лежал на столе именно в той комнате, которую муж приспособил под кабинет. Владимир не верил в призраков, но, почему-то наглухо замуровал дверь, ведущую из кабинета в маленькую уютную библиотеку. Впрочем, Катарине это было все равно, потому что никакая сила не смогла бы заставить её подняться в мужнин кабинет.

…

Хороший бокал мартини, который Катарина заглотила так, без изысков – залпом, как компот приятно её расслабил, снял зажимы, тепло хлынуло в ледяные ступни и руки, согрело изнутри захолодевшие  щеки, мартини очередной раз примирил её с этим отвратительным домом и давно не любимым мужем. Она открыла холодильник, задумчиво посмотрела на забитую до краёв фруктовницу, вытащила манго и снова налила полный бокал. Это было её любимое сочетание, ей было плевать на то, что так мартини никто не пьёт, она, кстати, любила его ещё с салом и яичницей, контраст вкусов вызывал у неё неуемный аппетит. Но второй бокал выпить ей не дали, кто-то легко и почти невесомо пробежал по прихожей, мелькнул ярко-рыжим в проёме дверей, зыркнул зелеными глазами и исчез. Катарина вскочила, вроде её укололи, перевернула бокал, который покатился по столу и хрястнул вдребезги уже у края, и замахала руками, изо всех сил прогоняя от себя виденье.

– Ну, если будешь продолжать в том же духе, привиденья будут тут бродить толпами. Но видеть их будешь только ты. После бутылки этого твоего пойла.

Катарина обернулась, криво усмехнулась – в кухню пожаловал муж собственной персоной. Невысокий, поджарый, с волосатой грудью, выглядывающей из распахнутой куртки шёлковой пижамы, он стоял в дверях крепко попирая дорогущий паркет кривыми, поросшими шерстью ногами и насмешливо, цепко разглядывал Катарину. Её взяло зло, она взвизгнула, вытащила ещё один бокал и набулькала в него оставшееся вино. Снова шарахнула залпом, закусила баранкой и села на стул, бессильно опустив плечи.

– Молчал бы. От твоего храпа я свихнусь раньше, чем сопьюсь. И от дома этого твоего поганого. И от привидений твоих сраных.

Катарина развернулась и пошла наверх по узкой подобной лесенке. Там, на втором этаже, в комнатке внутри боковой башни ютилась её маленькая мастерская. И только там ей было спокойно и уютно.

Глава 2. Девчонка у мостика

Картина, которую Катарина писала уже с неделю мягко отсвечивала загадочным светом ночного неба над рекой и его отражением в воде. Картина ей эта на удивление удалась, казалась просто шедевром по сравнению с той мазней, которая была сложна штабелями в крошечной подсобке её мастерской. Причём этот шедевр она писала сама, без участия лучших педагогов, которых, брюзгливо поджав губы оплачивал муж. Катарина включила все подсветки, села напротив мольберта, и как будто провалилась туда, в её нарисованный, придуманный мир, навеянный то ли снами, то ли колдовством странной, детской памяти, которая водила её рукой. Вот там, на той стороне узенькой, но глубокой, быстрой и прохладной речки, тоненькая полоска песчаного пляжа, а потом поле, засеянное рожью, а за полем берёзовая роща. Правда, ночь все это стёрла, перемешала, где-то спрятала в потёках фиолетовой тьмы, где-то высветила холодным светом взошедшей луны, исказив цвета призрачно и зыбко. Все эти краски, которые Катарина нанесла на холст, были очень точными, нигде не фальшивили, передавали эффект присутствия до жути.  Ещё немного посидев, она выключила лишний, мешающий свет, наклонилась, чтобы вытащить кисти из ящика, и когда разогнулась, то ледяной сноп мурашек обжег кожу, даже все волоски на руках вздыбились от страха. Там, за тёмным ивовым кустом, в том месте, где начинался старенький, шаткий мостик, убегая на другой берег, а луна прочертила дорожку под ним, сдвоив пространство, откуда – то взялась тоненькая женская фигурка. Вернее, девичья – в короткой расклешенной юбочке, открывающей длинные голенастые ноги, в узкой майке, обтянувшей слегка сутулые, худенькие плечи и с задорным хвостом пушистых волос, собранных на затылке резинкой. Девчонка была видна так хорошо, так подробно и в таких деталях, что Катарина привстала, приблизившись к холсту почти вплотную, потрясла головой, чтобы прогнать виденье, зажмурила и снова открыла глаза. Она эту девочку не рисовала!  Мало того, она вообще не умела рисовать людей, даже никогда не пыталась. А эта девчонка была написана идеально – в свете луны просматривалась каждая складочка на юбке, каждый волосок растрепанного хвостика, даже оспинки на тонкой загорелой руке можно было рассмотреть. Девчонка вдруг обернулась, глянула Катарине прямо в глаза, улыбнулась и помахала рукой. Катарина отпрянула, отмахнулась от картины, закрылась руками, и, стараясь не смотреть на холст, дотянулась да полки, где у неё была припрятана бутылка мартини и бокал. Хорошая порция прогнала мурашки, вернула мозги на место, и Катарина, усмехнувшись, обругав себя последними словами, снова включила подсветки и посмотрела на свое творение. Фигурки на картине не было.  От нее не было даже следа, ива легко склонялась над рекой, мела длинными ветвями по выбеленным водой доскам мостика, серебряные монетки лунного отражения рассыпались по воде небрежно и игриво. Все дышало покоем, и Катарина успокоилась тоже, ещё раз глотнула свой живительный напиток и прикрыла глаза.

– А ты знаешь хоть, кого увидела? Или тебе все равно?

Нежный голосок прозвенел колокольчиком откуда – то сверху, заставил Катарину открыть глаза. Там, где стены мастерской сужались, и уходили ввысь, повторяя форму башенки, довольно высоко было узкое, фигурное окно. Катарина почти всегда держала его открытым, воздух проникал, как будто с неба, приносил свежесть, а не холод, давал ощущение свободы. А сейчас в это окне торчала голова. Женская, абсолютно рыжая, коротко стриженная, с бледным конопатым лицом, на котором чудно выделялся большой рот и длинный нос. Катарина тупо посмотрела вверх, аккуратно поставила бокал и потеряла сознание…

…

– Вот и славно. Мы пришли в себя. Сейчас примем таблеточки, выпьем морс и будем отдыхать. У нас сегодня полный выходной и расслабление, а завтра будет трудный день, придёт доктор. Давай, детка, я подушечку подоткну повыше, а ты подвинешься.

Катарина ничего не понимала, обалдело крутила головой, потом до неё медленно дошло – она в клинике. Вертлявая баба в медицинском костюме ярко-голубого цвета тыркала её холодными руками и была похожа на бабу Ягу в молодости. Катарина хлебнула неожиданно вкусный красно смородиновый морс, оттолкнула навязчивую Ягу и зло спросила