Дефект справедливости

Девчонки все еще с некоторым трепетом присели у огня. Веночки, которые сплели вечером, начали увядать, а восковые церковные свечки, воровским способом прихваченные из дома, практически все растерялись по дороге, впрочем, достаточно будет и по одной. И костер кстати, не придется чиркать спичками посреди леса.

– Вижу, подружки вы закадычные, – усмехнулась ведьма, – да вот только не бывает ее, женской-то дружбы. Всегда так, одна ведет, а другая ведется, да и мужчины часто рушат то, что женщины дружбой называют.

– Мужчины? Батька мой никогда ничего против Полинки не имел, да и ее отчим в эти дела не лезет, – начала было Дашка.

– Помолчи! – рука с трубкой ткнула девчонку почти в лицо, – причем тут сродственники ваши? Я про парней ваших речь веду. Скоро это случится, разойдутся ваши пути, а наши еще пересекутся. А желания ваши сбудутся, слово в слово, только счастья они не принесут ни вам, ни другим. Если кинете венки в костер, то судьбу свою поменяете, все сызнова начать сможете, а нет – ваше право.

– А желания правда исполнятся? – широко открытыми глазами Дашка смотрела на женщину, сидящую напротив нее. Ничего другого она уже не слышала.

– Правда, я ж сказала.

– Спасибо вам, мы тогда пойдем, время венки на воду спускать.

– Может, все же передумаете? Судьба она такая, спешности не любит.

– Нет, я точно не передумаю, – настаивала Дашка, – для меня это очень важно и ждать еще год – терять драгоценное время. Да и кто знает, что будет через год? А ты чего стоишь? – пихнула она локтем молчавшую Польку, – пошли, так и до петухов прогуляем, батька нам за это косы выдерет.

– Ты слышала? Счастья наши желания ни нам, ни другим не принесут, – бормотала Полина, – может и правда, передумаем?

– Ты за тем, чтобы передумать в такую даль шла и страхи терпела? – воскликнула бойкая подружка. – как хочешь, жги свое желание и терпи отчима до конца дней. А я к ручью. Спасибо вам, добрая женщина, за совет! Прощайте! – Дашка двинулась к утесу. Полинка, пометавшись несколько минут между подругой и костром, побрела вслед за ней.

Ведьма спокойно, даже не двинувшись с места, проговорила:

– Не прощайте, а до свидания. Свидемся еще.

Бабку Стефанию местные знали хорошо. Кто-то даже поговаривал, что ее знали не только они, но и их деды и прадеды, мол, ведьма она и есть ведьма, живет вечно, грешными душами силы себе прибавляет. А грехи у людей берутся от гаданий и обрядов всяких, за которыми бабы да девки в ее логово бегают. Сказки, конечно. Никакой вечной Стефания не была, так уж вышло, что поселились в этих краях три поколения женщин Хмелевских, полячек, бежавших в Россию от гонений на своей родной земле. Бабка Стефании, Ядвига, была озлобленной на весь мир, ее, довольно состоятельную женщину, лишили всех прав на деньги, доставшиеся от покойного мужа, а когда король отказался принять прошение о пересмотре дела, она публично прокляла и его и весь королевский род. Спасло несчастную только бегство, так и оказалась она в чужой стране с маленькой дочкой Боженой. Католичке сложно было прижиться в православных общинах, да и скверный характер мешал налаживать отношения, вот и поселились они на отшибе, недалеко от леса. Бабка неплохо гадала на картах, увлекалась астрологией, знала толк в травах, этим и кормились они с дочкой. Не смотря на страх, который она вызывала у местных, дом ее не пустовал, всегда находились те, кто хотел узнать свою судьбу, просто выговориться или исцелить свои недуги силой трав.

Постепенно люди привыкли к новеньким, даже нашелся жених для Божены, приглашенный на завод инженер – иноземец. Правда, супружеская жизнь оказалась недолгой: стараясь наладить контакты с местными воротилами, слабохарактерный инженер пристрастился к вину и был убит в пьяной драке. Божена с дочкой Стефанией и небольшими накоплениями, оставшимися от мужа, вернулась к матери, а после смерти Ядвиги, продолжила ее ремесло, передав затем его своей дочери.

Стефания никогда не была замужем, хотя красотой обладала необыкновенной, но и чутье на людей у нее было прямо-таки звериное, стоило ей своими черными глазами впериться в лицо человека, как ей становилась понятна вся его суть. Мужики вились вокруг нее, как пчелиный рой, кто в любовницы звал, кто в содержанки, были отважные, которые и жениться готовы, но Стефания слишком рьяно отстаивала свое право на свободу, пользовались ее благосклонностью лишь единицы, те, кого она сама выбирала, в конце концов от нее отступились. Мужская братия кляла непокорную польку, а та лишь ухмылялась и на ночь даже двери в своей избушке не закрывала, настолько не боялась никого, да и парочка старинных пистолетов, висящих на стене, поговаривали, всегда была почищена и заряжена. Впрочем, назвать ее небольшой домишко избушкой тоже язык не поворачивался: снаружи все, как у всех, в сенях – полумрак и везде, где хватает глаз, виднеются пучки ароматных трав, а вот внутри – другое дело. Две маленькие комнатки, такая же крохотная кухонька, но справная беленая печь, до блеска начищенная посуда. Выбелены также и стены, на окнах чистые крахмальные занавеси, посреди – круглый стол, покрытый скатертью с кистями, посудный шкаф сияет в лучах солнца, пробивающегося в окно. Заходишь в этот дом и словно ты не в логове ведьмы, а практически в барских хоромах. В поселке бабы, привыкшие жить в нищете и всегдашнем беспорядке, робели, переступая порог.

С женской частью рабочих окраин Стефания всегда была приветлива, но не лебезила и в случае чего могла дать отпор любой нахалке. Сюда суждено было еще вернуться и Полине, и веселой беспечной Дарье.

– Вода – матушка, как ты светла и величава, как даруешь ты силу земле и всему, что на ней растет, так даруй ты и силу моему заветному желанию, пусть оно исполнится по воле твоей, – шептали девушки, опуская венки с зажженными свечами в быстрые воды волшебного ручья, – пусть будет так, как я скажу отныне и вовеки веков! Пусть никого в округе не будет красивее и желаннее меня, да так, чтобы все парни с ума сходили от любови ко мне и могла я одним взглядом зажигать их сердца, – шептала во след своему венку Даша.

– Пусть исчезнет из нашей жизни мой отчим и никогда больше не объявится и никто его следа не найдет. Да будет так, – робко повторяла Поля. А ветер вслед за водой уносил их слова и слышали их травы, деревья и звезды в небе.

Уже роса легла, когда девчонки возвратились домой. Они упали в постели и уснули так крепко, что их с трудом добудились к завтраку. Усталые, но довольные тем, что их желания исполнятся, они расстались. В самом деле им встретилась лесная ведьма Стефания или приснилась – об этом они думали еще несколько дней, но постепенно жизнь вошла в привычную колею, ничего не менялось и подружки стали даже забывать о походе к утесу, пока не всколыхнула их поселок весть о пропаже человека.

Встрепанная и босая к Дарье примчалась Полина, глаза, словно блюдца, а в них всего понамешано – и радость, и страх, и что-то еще такое, первобытное.

– Дашка, отчим мой пропал, – выпалила она, схватив подругу за руку и увлекая ее за сарай, – вчера ушел в рюмочную со своими дружками и больше его никто не видел. Мать к уряднику бегала, тот сказал обождать пока, мол, погуляет да объявится, не впервой. Да только в том все и дело, что такого раньше не было. Зенки зальет, лыка не вяжет, а все домой ползет, пусть в огороде, пусть на крыльце спит, но все возле дома. А вчера перед уходом на мать наорал, щи ему пустые да кислые, тарелку в стену швырнул и вон со двора. И все.

– Его теперь полиция искать будет? – восхитилась Дашка.

– Не знаю, сказано матери прийти через три дня, ее опросят, соседей, дружков, а там видно будет.

Отчим Полинкин так и не появился, искали его, но никто ничего толком сказать не смог, единственное, что люди показали, что в день своего исчезновения Петька Рохлин, пропавший, с женой своей разругался, крики и грохот вся улица слышала. Следствие было недолгим – мать Полины, Аграфену Рохлину, урожденную Силину, обвинили в убийстве мужа и отправили в уездную тюрьму, оттуда этапом на Сахалин, где предстояло ей провести восемь лет в каторге. Детей отдали под опеку бабке. Исчез отчим, как и мечтала Полина, вот только счастья это никому не принесло, права оказалась ведьма…