Страница 6 из 83
Слух… Потеря слуха явилась для него не меньшей трагедией, чем угроза лишиться правой ноги. Когда-то Яровой окончил музыкальную школу и без проблем поступил в училище по классу фортепиано. Так и стал бы, наверное, профессиональным музыкантом — преподаватели в один голос сватали в консерваторию, прочили великолепную карьеру, ведь к восемнадцати он легко и виртуозно играл почти на всем, что мало-мальски издавало звуки. А одаренный юноша в одночасье решил по-своему: подал документы в десантное училище, да отбыл из северной столицы, не простившись и поставив крест на своем таланте. Играть меж тем продолжал и любил, а теперь же и это пристрастие в одночасье оказалось под вопросом…
Чтобы отвлечься от боли и тягостных раздумий о будущем, он стал еще пристальнее рассматривать привлекательную спутницу. В эту минуту девушка возилась с медикаментами и системой, установленной в двух шагах от Кости — у носилок рядового бойца «Шторма» и не подмечала внимательного взгляда. Она была чуть выше среднего роста; длинные темные волосы облегали аккуратненькую головку, образуя на затылке этакое упругое блестящее сплетение. Открытое лицо с приятными, правильными чертами выражало мягкость, доброту, сострадание. Красивые руки управлялись со склянками, упаковками и прочими причиндалами легко и привычно, словно их хозяйка занималась врачеванием многие десятилетия. Еще в госпитале Косте довелось услышать резкий диалог меж этой отчаянной барышней и тамошним начальником медицинской службы, за коим давненько утвердилась репутация пьяницы, мясника и посредственного фельдшера. Диалог сумел прорваться до слуха капитана, потому как сплошь состоял из крика — упорная девица, не взирая на ранги, чихвостила пожилого подполковника. Тому вменялись и нерешительность, и промедление, и масса других профессиональных огрехов. К концу эмоционального женского монолога тот готов был пойти на любые уступки, лишь бы она поскорее угомонилась и не выносила суть разногласий из госпитальной «избы». Когда вопрос об отправке двух «тяжелых» в Питер решился положительно, девушка отрезала: «И не вздумайте посылать сопровождающими неумелых, ленивых медсестер! Сама полечу! А потом вернусь тем же рейсом…»
И добилась-таки, полетела.
— Как вы себя чувствуете? — все ж заметила она его интерес и присела рядом.
— Извините… Вы не могли бы говорить погромче? — улыбнулся Яровой.
Вспомнив о взрыве, девушка виновато коснулась его руки, чуть наклонилась и повторила вопрос.
— Терпимо, — отвечал капитан.
Она понимающе кивнула и попыталась подбодрить:
— Вы не переживайте. Если с умом, да в стоящей клинике заняться вашей ногой — все будет нормально. И прыгать, и бегать сможете не хуже прежнего.
— Кто ж возьмет меня в такую продвинутую клинику?.. — усмехнулся он.
— Возьмут, — отчеканила девушка, слегка нахмурив тонкие брови.
— Может и возьмут, да будут ли заниматься? Это ж стоит немыслимых денег.
— И возьмут, и займутся, и поставят на ноги — не сомневайтесь! — упрямо повторила она и, немного отвернув голову вбок, твердо изрекла: — Платить должны те, кто в пьяном угаре лихачит и разбивается на мерсах, а вы и вам подобные имеют полное право лечиться бесплатно.
Странно, но Яровому всякий раз становилось легче после коротких разговоров с ней — верно, каким-то неведомым способом передавалась уверенность, жизнелюбие и непомерная жажда справедливости, составляющие главный стержень ее характера.
И снова, наслаждаясь изумительным профилем, Константину показалось, будто они когда-то встречались.
— Вы питерская? — решился полюбопытствовать он.
— Да, — кивнула врач, любуясь проплывавшими за иллюминатором облаками.
— Значит, мы земляки.
— А я знаю.
— Прочитали в личном деле?
— С личным делом ознакомлена, — призналась она и посмотрела на него чистым, открытым взором. — Но мне и без официоза многое про вас известно.
— Знаю, что жили вы на Выборгской стороне — в Нейшлотском переулке; учились в школе на Гренадерской; много занимались музыкой…
— Но откуда?! — изумленно пробормотал он, — неужели и вы из того же района Петербурга?
— Из того же. И проживала по соседству — на Фокина, и училась в той же школе, только на три класса младше.
— Вот оно что!.. То-то мне внешность ваша чудилась знакомой.
— Ну, это вряд ли, — засмеялась врач. — Вы, старшеклассники нас малолетних пигалиц не замечали, а вот мы прямо-таки мечтали о вашем внимании.
Немного помедлив, точно собираясь духом, она мягко произнесла:
— Меня зовут Эвелина. А вас, Константин, не так ли?
Весь остаток трехчасового полета Яровой продолжал украдкой наблюдать за ней и, временами забывая о ранении, поражался: «Надо же! Учились в одной школе, ходили по одним и тем же улицам, коридорам, классам, а встретились под пулями в Чечне. И ведь узнала, вспомнила… А девчонка-то умница! Обаятельна, скромна… и внешность — глаз не оторвешь: стройная фигурка; лицо необыкновенной чистоты, руки — загляденье. Да и характер боевой — костьми ляжет, а своего добьется. Наш, одним словом, человек!»
Вначале Константина отвезли в военный госпиталь, палаты которого и так под завязку были забиты поступавшими с Кавказа ранеными. Молодая врач немного посидела возле его кровати, да печально улыбнувшись, засобиралась в обратный путь.
— Спасибо вам, Эвелина, — прошептал капитан. — Если бы не вы…
— Нет-нет, — снова прикоснулась она к его плечу теплыми пальчиками, — это вам, Костя, спасибо. Не заметь вы тех бандитов — и меня бы вместе с тем бедолагой-санитаром не было б в живых.
Он завладел ее рукой, легонько — по-дружески сжал; девушка улыбнулась, опустила длинные ресницы…
— А знаете… — неловко прервав затянувшуюся паузу, она приложила свободную руку к своему ушку, — после вашей своевременной, но оглушительной пальбы мой слух тоже частично пропал.
Они посмеялись над совпаденьем.
— Это с непривычки. Восстановится… Я, кажется, уже слышу получше, — прошептал Яровой и, вдруг неожиданно для самого себя, не сдержавшись, прижался губами к ее нежному запястью.