В никуда

– Полковник, вы понимаете, что следующим президентом США может стать убийца и вор?

– Подозреваемый в воровстве и убийстве.

– Пока мы подставляли свои задницы под пули, этот тип сидел в своем штабе советников в Цитадели, мухлевал на черном рынке и зарабатывал денежки. А когда все пошло к черту и вокруг него погибали солдаты и морпехи, он нашел время для ограбления и убийства. Вы же читали оригинал письма. Неужели это вас нисколько не шокировало?

Он на секунду задумался.

– Полагаю, мисс Уэбер перевела эту историю со слов Тран Ван Вина?

– Отвечайте на мой вопрос.

И он ответил:

– Прошлое есть прошлое. Мы не можем изменить того, что произошло здесь с нами в то время. Кто-то выполнял свой долг, кто-то нет. Только не надо руководствоваться гневом, как, судя по всему, поступаете вы...

– Да, черт возьми, я злюсь! – Я вспомнил свой совет полковнику Мангу не злиться. Но сам часто не способен руководствоваться своими хорошими советами. – У Стены вы меня спросили, раздражаюсь ли я на тех, кто не служил. И я ответил, что нет, я зол на тех, кто служил нечестно. Помните?

– Помню. Это было первое свидетельство того, что я, вероятно, совершил ошибку, когда выбрал вас для этого задания.

– Должны были понять лет десять назад.

Карл кивнул:

– У меня у самого некоторая раздвоенность чувств по поводу всего этого.

– Для вас непозволительная роскошь, Карл.

Он не ответил.

– Не руководствуйтесь гневом, когда выносите суждения. Мы не знаем, виновен ли в чем-нибудь Эдвард Блейк, и никогда не сможем доказать его вину.

– Решать суду.

– Ни в коем случае. Взгляните на эту проблему иначе – как на открывающуюся возможность... возможность, хотя бы запоздалую, получить выгоду от войны.

– Не могу поверить, что слышу это от вас – Карла Законника, герра Правопорядка Хеллмана. Вы бы засадили собственную матушку, если бы поймали ее на воровстве в военторге.

– У моей матери нет шансов стать президентом США. И ее не окружают могущественные и безжалостные люди.

Я уставился на него.

– Вы не вправе судить о жизни человека по одному эпизоду. Если бы таким образом судили обо мне или о вас, нам бы пришлось за многое ответить. Эдвард Блейк после войны ведет образцовую жизнь. Именно в таком человеке в данный момент нуждается и такого человека хочет наша страна. Какая вам разница, если он станет президентом США?

Я направился к двери кабинета, но Карл схватил меня за руку.

– Не осложняйте мне жизнь. И не осложняйте еще больше свою собственную. Нас миновало множество пуль, и мы заслужили повышение и достойную пенсию. Наши почетные похороны и так не за горами. Нет причин ускорять события.

Я выдернул руку и переступил порог кабинета.

Сьюзан расположилась на стуле, Джон Иган и Билл сидели на кожаном диване, а Марк Гудман повернул кресло от стола и устроился лицом к собравшимся. Я залез задницей на посольский стол. Карл выбрал большое кожаное кресло, в котором сидел до этого.

Кабинет тускло освещали две зеленые лампы. Я слышал, как снаружи убирали с лужайки стулья.

– Решено, чтобы во время нашей встречи председательствовал я, – пояснил мне военный атташе.

Я не возражал.

– Пока вас не было, – продолжал Марк Гудман, – Сьюзан коротко рассказала о вашей поездке из Сайгона в Нячанг, в Хюэ и затем в Дьенбьенфу. О тех проблемах, которые возникли с полицейскими и солдатами, и о стычках с полковником Мангом. Мы подошли к Банхин. – Он посмотрел на меня, затем на Сьюзан. – Благодарю вас за отлично выполненную работу.

Я промолчал.

– Пол, если полковник Хеллман не возражает, может быть, вы проинформируете нас, что произошло в Банхин?

– Пол может свободно обо всем говорить, – подтвердил Карл. – Но хочу вас предупредить, у мистера Бреннера имеются вопросы по поводу его задания и целей нашей встречи.

Все повернули головы ко мне. Мы переглянулись со Сьюзан. Наступил, как говорится, решающий момент. Моя личная жизнь всегда шла наперекосяк, а карьеру отмечали минуты замечательного триумфа, который я всегда умудрялся перечеркивать своей глупой несговорчивостью или дерзостью начальству. И я не понимал, чем теперешний случай отличался от остальных.

– Билл, наверное, вам сказал, – начал я, – что я хожу по тонкому льду и только и мечтаю, как бы прищучить вице-президента.

Все вокруг заерзали, послышалось покашливание. Сьюзан прикрыла ладонью лицо. Я так и не понял: в ужасе она или смеется?

– Давайте проясним ситуацию: Сьюзан Уэбер выполнила задание в отношении Тран Ван Вина и меня. Я был в полном неведении о предмете своей миссии вплоть до того момента, когда обнаружил ротный список американских советников в Куангчи, в котором значились Уильям Хайнс и Эдвард Блейк. Тогда я сказал Сьюзан, что понял, в чем дело, и сознаю необходимость сохранения в тайне полученной информации. Отсюда она заключила, что я на ее стороне, хотя на самом деле...

– Пол, – перебила меня Сьюзан, – память тебя подводит. Ты что, забыл, как взбеленился, когда выяснил, что подозреваемым в деле об убийстве является Эдвард Блейк? Хотел бежать, разоблачать. Я тебе сказала, что ты будешь настоящим дураком, если так поступишь. Мы поспорили, и ты меня убедил. Все очень просто.

В кабинете воцарилось молчание. Ее слова никого не обрадовали и меньше всего Билла, который наверняка за нее поручился. Карла тоже терзали тревожные мысли о его лучшем агенте. Они с полковником Гудманом уже успели проститься с генеральскими звездами. Один Джон Иган оставался невозмутимым, и я окончательно убедился, что он не фэбээровец, которого послали учить вьетнамских копов оороться с наркоторговлей.

Я посмотрел на Сьюзан, которая только что загнала себя в очень нелегкую ситуацию. Она подмигнула мне в ответ.

– Я полицейский, – начал я. – И сейчас постараюсь представить себе, что это совещание в Управлении уголовных расследований сухопутных войск и что вы хотите, чтобы я представил вам доказательства по делу об убийстве. Никаких личных или политических соображений, никакого трепа о национальной безопасности – только закон.

– Пол, – согласился Джон Иган, – вы можете представлять дело в любой удобной вам форме. Действительность от этого не меняется.

– Ваша действительность меняется. И с этим придется считаться. Но это уже ваша проблема.

Все промолчали, и я продолжил:

– Две недели назад со мной связался полковник Хеллман и попросил провести расследование предполагаемого убийства времен войны. Во время инструктажа мне пришло в голову, что дело не только в преступлении тридцатилетней давности. Но тем не менее я согласился выполнить задание, и судя по всему, это было моей первой ошибкой.

Я продолжал повествование, используя язык уголовного следователя. Пропустил наше путешествие из Сайгона в глубинку, но упомянул полковника Манга и случаи на шоссе № 1 и на дороге 214. Про любовь я не стал говорить, потому что я джентльмен, потому что это не относилось к делу и потому что Билл торчал в комнате. Но Марк Гудман и Джон Иган, вероятно, догадались, что мы со Сьюзан были не просто партнерами, и приняли к сведению.

Я перепрыгнул вперед и в общих чертах описал наш последний допрос у Манга, но при этом дал понять, что он до сих пор считает преступления делом рук FULRO.

Затем вернулся к Дьенбьенфу, деревне Банхин и дому Транов и описал все с достаточной точностью, чтобы присутствующие поняли: я буду выглядеть убедительным, если мне придется выступать в комитете конгресса или министерстве юстиции.

Заключил я словами:

– Тран Ван Вин, на мой взгляд, надежный свидетель, на которого можно полагаться. А его письмо в переводе хоть и отредактировано специально для меня полковником Хеллманом и не является оригиналом, тем не менее важный документ. Настолько важный, что я решился отправить его факсом из аэропорта Даллеса своему приятелю и попросил сохранить для меня.

Мое вранье заставило их переглянуться.

– Что же до вещественных улик, – продолжал я, – они состоят из принадлежавших лейтенанту Уильяму Хайнсу предметов: бумажника, обручального кольца, холщового планшета с письмами, которые не читали ни я, ни Сьюзан, и записной книжки, в которой лейтенант Хайнс нелестно отзывается о капитане Блейке, называя его махинатором на черном рынке и завсегдатаем местных сутенеров.