Страница 16 из 169
Я вошел в основной терминал – обширный, со многими ответвлениями и с балконом, который тянулся по всему периметру.
До моего рейса оставалось четыре часа, а багаж адресовали прямо в Хошимин, так по крайней мере меня заверили в аэропорту Даллеса.
Повсюду были ларьки со съестным и маленькие закусочные, и весь аэропорт пропах рыбой и капустой. От этого у меня всплыли воспоминания двадцатилетней давности.
Я заметил большие цифровые часы и день недели на табло по-английски – пятница. Здесь все имело подзаголовки на английском, и, следуя указателю, я направился в зону клубов авиакомпаний.
"Клуб спокойного утра" располагался на уровне балкона. Войдя, я подал билет стоявшей за конторкой девушке.
– Добро пожаловать, – пригласила она. – Пожалуйста, распишитесь в книге.
Я поставил подпись и заметил, что она разглядывает мой билет. Девушка подняла глаза и сказала именно то, что я ожидал:
– Мистер Бреннер, для вас сообщение. – Она порылась в столе и подала мне запечатанный конверт с моей фамилией.
– Спасибо. – Я взял конверт, прошел в просторную и хорошо обустроенную зону отдыха, взял кофе, сел в кресло и приготовился читать сообщение. Это был телекс от Карла: "Ничего не отменяется. Инструкции мистера К. в силе. Сужаем круг имен. Возможно, увидимся в Бангкоке. Гонолулу – возможно. Счастливого и успешного путешествия. К.".
Я положил телекс в карман и глотнул кофе. Ничего не отменяется – тоже мне новость! Гонолулу – возможно. Что, черт возьми, это значит?
Я прошел в деловой центр клуба и уничтожил в резаке телекс, электронное послание Синтии и письмо Тран Ван Вина. Потом снял две ксерокопии с визы и паспорта и положил в сумку. Вернулся в зону отдыха, нашел вчерашнюю "Вашингтон пост" и принялся листать.
Меня явно разозлила формулировка Карла: «Гонолулу – возможно». Как-то очень расплывчато. Неужели он разговаривал с Синтией и сам не возражает, а она еще не решила? Или все зависело от того, что произойдет в Бангкоке? И как, черт побери, там дела с Синтией? Карл был настолько бесчувственным, что даже не упомянул, разговаривал он с ней или нет.
Я начал психовать, понимая, что с таким настроением нельзя начинать задание.
То я впадал в какой-то полусон, то возвращался в явь. И перед глазами мелькали былые образы: Пегги, Джейн, преподобный отец Беннет, родители, тень священника за занавеской в исповедальне, Святая Бригита, детское окружение и детские друзья, материнская кухня, запах варящейся в горшке капусты. Печально. Почему-то все это очень печально.
Глава 5
Полет рейсом "Вьетнамских авиалиний" из Сеула через два часовых пояса в Сайгон прошел без приключений, если не считать приключениями то, что происходило у меня в голове.
Еда и выпивка оказались приличными, хотя мне показалось странным сидеть в современном "Боинге-767", который принадлежал вьетнамцам и пилотировался вьетнамцами. Ребята, посещавшие Вьетнам в 70 – 80-х годах, рассказывали, что в то время все самолеты были русские – "Илы" и "Ту", – страшные машины. А пилоты – советские. Кормежка и обслуживание поганые. На первый взгляд – изменения к лучшему. Но мы пока еще не приземлились. И судя по всему, из-за погоды – типичный восточноазиатский тропический ливень.
Циферблат показывал 11 вечера, мы опаздывали уже на час, но это было самой маленькой нашей проблемой.
Я сидел у окна и в просветах туч видел огни Сайгона. И не понимал – разве можно разглядеть под нами землю и посадить этот чертов самолет?
Я вспомнил свой первый вояж во Вьетнам в ноябре 1967-го. Тогда мое путешествие оплачивало правительство Соединенных Штатов. Мы вылетели с военной авиабазы в Окленде на "браниффе" – чартерном полоумном желтом "Боинге-707". На стюардессах были дикие наряды, и сами они были диковатыми, особенно одна – Элизабет, патриотически настроенная девчонка, с которой за несколько дней до этого я встречался в Сан-Франциско. Учитывая мое обещание Пегги хранить целомудрие целый год, я повел себя не совсем праведно. Но будущее представлялось мне смутно, и я мог оправдать все, что угодно. Зато теперь, через три десятилетия, не стоит пытаться оправдывать. Я должен был оказаться там.
Что же до "браниффа", кто, кроме американцев, способен послать своих людей на бойню в шикарном авиалайнере? Странно и предельно жестоко. Я бы предпочел военный транспортник – не такое быстрое перемещение из мира в войну и приучающее к убогости.
Не знаю, что произошло с "браниффом" и Элизабет, но заметил: ко мне стало возвращаться многое из давно забытого. А предстоит еще больше – и гораздо менее приятного, чем Элизабет.
Мой сосед, француз, с самого начала пути не обращал на меня никакого внимания, что меня вполне устраивало. Но теперь решил поговорить и на сносном английском спросил:
– Кажется, возникла проблема?
Я помолчал и ответил:
– Проблему создают пилоты или аэропорт.
– Пожалуй, – кивнул он. – Может быть, придется лететь в другой аэропорт?
Я не мог вспомнить, чтобы поблизости находился другой аэропорт, способный принять "Боинг-767". Тридцать лет назад здесь было множество военных аэродромов с посадочными полосами, которые убегали невесть куда. И военные летчики, рисковые ребята, должны были, как мы выражались, зажать себе яйца и нырять на посадке как можно быстрее, чтобы коротышки с автоматами, желающие заработать дополнительную миску риса, не размазали нас по окрестностям.
Несмотря на турбулентность, близость аэропорта и правила Федерального авиационного управления, которые, впрочем, здесь не имели силы, в салон вышли две стюардессы. Одна предлагала шампанское, другая сжимала между пальцами ножки высоких бокалов.
– Шампанское? – спросила та, что держала бутылку на приятный французский манер. – Шампань?
– Oui[9], – ответил я.
– S'il vous plait[10], – сказал мой французский приятель.
Стюардессы были невероятно молоденькими, с иссиня-черными волосами до плеч. Обе в национальных ао дай[11] – балахонах до пола мандаринового цвета. Оранжевый подол разрезан до талии, но, слава Богу, юные дамы в отличие от барменш на земле носили под юбкой скромные белые панталоны.
Мы с французом взяли по бокалу из рук второй. А первая наполнила их до половины пузырящейся жидкостью. Самолет тряхнуло.
– Merci, – одновременно поблагодарили мы.
Неожиданно француз коснулся своим бокалом моего.
– Same![12]
– Cheers![13] – ответил я.
– Вы летите по делу? – спросил меня сосед.
– Нет, путешествую.
– Вот как? А у меня в Сайгоне бизнес: покупаю тик и другую редкую древесину. "Мишлен" снова заинтересовался каучуковыми плантациями, на побережье ведется разведка нефти. Запад опять насилует страну.
– Кто-то же должен.
Француз рассмеялся.
– Японцы и корейцы этим тоже занимаются. Во Вьетнаме много неиспользованных естественных ресурсов, а рабочая сила дешевая.
– Это хорошо. Я стеснен в деньгах.
– Проблема в коммунистах, – продолжал мой сосед. – Они совершенно не понимают капитализма.
– Может быть, понимают слишком хорошо.
Он снова рассмеялся.
– Вероятно, вы правы. И все же будьте осторожны. Полиция и партийные бонзы могут причинить неприятности.
– Я в отпуске.
– Отлично. Кого вы предпочитаете: мальчиков или девочек?
– Pardon?[14]
Француз достал из нагрудного кармана записную книжку и начал писать.
9
Да (фр.).
10
Пожалуйста (фр.).
11
Национальная женская одежда, состоящая из шелковых брюк и длинного приталенного платья с высокими разрезами по бокам.
12
Ваше здоровье! (фр.)
13
Ваше здоровье! (англ.)
14
Простите? (фр.)