Ты меня бесишь

Хорошо бы выяснить, кто такая и на кого работает. Мало ли, пригодиться…

Раль открывает для неё дверцу.

— Запрыгивай, малышка.

Она смеётся и снимает очки, чтобы на всякий случай разглядеть Ральселя получше. Её серые глаза поблёскивают в огнях вечернего города.

А неподалеку, выходящая из торгового центра Микки сжимает за руку Рамону.

— Эй, это что там, Соня?

Вообще, пахнет иначе, но одно лицо…

Рамона приглядывается.

— Вот вырядилась-то! И с кем она? В машину собирается сесть… Это всё плохо выглядит…

Микаэла хмурится.

— Может, мы обознались.

— Да ну… Это точно она.

Рамона уже собирается подойти, но Микки её удерживает, и машины вскоре отъезжает.

— Мда. Странно. Это всё из-за её дружка. Я уверена.

***

— Ну вот, видишь, — спустя время Элизар подходит к сыну с подносом еды, — ты не умер. Совсем. Как себя чувствуешь?

Мак трёт глаза и присаживается, кутаясь в плед.

— Холодно… — пламя вокруг уже местами погасло, поэтому Кейт дала добро на то, чтобы подходить к нему, но самому Маку выходить ещё нельзя. — Прости, пап… — вдруг шепчет он и отворачивается.

Наверное, Эл был добр с ним, чтобы не навредить Кейт, чтобы Мак не занервничал сильнее и не позволил своей силе ранить её.

Эта мысль не даёт ему покоя вот уже несколько часов.

— Скоро тебе станет лучше, ты молодец, со всем справляешься, это хорошо. Если повезёт, тебе достанутся некоторые бонусы, которых даже у меня нет.

И Элизар с улыбкой треплет сына по волосам.

Мак замирает, и вдруг начинает… рыдать. В голос, как не плакал даже в детстве. Будто… совсем всерьёз. Словно почти осознанно решив дать себе волю. Но при этом будучи неспособным остановиться.

Эл приподнимает бровь и притягивает его к себе, крепко, тепло обнимая.

— Ну что ты? — не понимает он. — Что не так?

Мак вцепляется в него, обнимая, зажмуриваясь.

— Я ждал, что ты захочешь меня прогнать. Что тебе надоест возиться со мной и моими проблемами. Что разозлишься за Кейт. Или терпение закончится у неё, — говорит он между всхлипами. — Я… Пап, я так люблю тебя… Как жаль, что тебя не было раньше, — договаривает он совсем тихо и переходит уже на беззвучный плач, сотрясаясь от него всем телом.

— А, так значит, всё нормально, — успокаивается Эл, потому что для него никакой проблемы нет. — Я тоже люблю тебя, о чём речь? И всё, что с тобой происходит — ерунда, мы со всем разберемся. С чего вообще такие мысли, почему я должен злиться? Так вот, помнишь, я тебе легенду рассказывал? Жнецы эти были неубиваемые, у тебя может быть часть и этой способности, а потому проще будет излечиться от зависимости. Физически.

Мак постепенно успокаивается и улыбается, теперь смущаясь своих слез. А потому не спешит отстраняться, чтобы Эл не видел его лица, не смотрел в глаза…

— Жнецы… — повторяет Мак. — Звучит круто, па.

— Ага, но на мне раны не заживают, увы. Зато жена — умница и красавица. А то, что у тебя сила открылась хорошо бы отметить. Я позвоню Хедрику, вам нужно примириться.

Мак кивает.

— Да… у меня день рождения как раз.

— Что? Сегодня? И ты молчал? Кейт! — Эл остраняется от него и зовёт жену.

Она появляется почти сразу, слегка взволнованная, но быстро успокаивается, замечая, что они в порядке.

— Что? Я крашу ногти, — показывает Элизару свою аккуратную, ухоженную руку с белым маникюром.

— Я никогда не отмечал, — тем временем шепчет Мак.

— Это плохо! — заявляет Эл, осматривая её маникюр. — Ведь тебе нужно ещё испечь торт! У Мака день рождение, представляешь?

Кейт хмурится и переводит взгляд на свои ногти.

— А по моему, хорошо… Торт можно и заказать!

— Да, но нет! Правда? — он оборачивается на Мака.

Мак усмехается, и вдруг кивает.

— Хочу настоящий торт.

Кейт обречённо вздыхает.

***

Ральсель натягивает на себя футболку и пытается собрать волосы в низкий пучок.

Растрёпанный, помятый и расслабленный, он переводит заинтересованный и довольный взгляд на Мэй.

— Я думал, что мы правда просто прокатимся. Тебе хоть семнадцать есть? Тебе ведь, — оглядывает её в очередной раз, — семнадцать-восемнадцать, так?

Она смеётся, тяжело дыша и поправляет выкрашенные в дегтярно-черный волосы:

— Мне пятнадцать. Остановишь у метро?

Она снимает порвавшиеся колготки и бросает куда-то в дальний угол салона.

Бля, — тянет Ральсель, — хоть бы соврала, теперь чувствую себя скотиной… Сейчас, — заводит он двигатель, и машина мягко, но быстро трогается с места. — Когда увидимся ещё раз? Я свободен в четверг после пяти вечера.

— Не волнуйся, — она подмигивает ему, прежде чем закрыть глаза-хамелеоны очками, — я никому не расскажу. И я скоро исчезну, так что это не в счёт.

Она окончательно приводит себя в порядок, ужасно довольная произошедшим.

— Мм, за это я как раз не переживаю, — отзывается Раль, и повторяет: — В четверг после пяти, на прежнем месте. Идёт? Угощу кофе. Хотя бы.

Он не знает, нужно ли и правда заглаживать вину перед ней. Да и угрызениями совести, на самом деле, страдает очень редко. Но всё же…

***

Лариэн ждёт её с нетерпением и долей волнения, не совсем понимая, что сподвигло Соню отправиться к нему в этот день. Но у Маркуса он ничего не уточняет, оставляя интригу, наслаждаясь загадкой и предвкушением сюрприза.

В назначенном месте, строго ко времени Соня приходит к нему с убранными в причёску волосами, в нежном платье и розовых туфельках, и с каким-то упрямым и строгим взглядом серых глаз.

— Здравствуй, я хотела поговорить.

— Здравствуй, — пропускает он её в дом, — о чём, милая?

На нём красная рубашка и свободные чёрные брюки. На пальцах сверкают серебряные простые кольца.

— О том, какие у тебя на меня планы. Я хочу понять. И я думаю, я заслуживаю внятного и развернутого ответа, не оставляющего во всей этой истории темных пятен.

Соня любит Мака, странной, хрупкой и надрывной любовью. Но, если она и будет с ним, ей нужно решить свои проблемы. И Лариэн — одна из них.

Она окидывает его внимательным, ожидающим взглядом.

— Ты знаешь, что твоя мать была ведьмой?

Соня отступает на шаг.

«Этого не может быть…»

— Ты говоришь правду?

— С чего бы мне врать? Мы были знакомы с ней лично.

Соня кивает, не зная, что делать ещё и с этим.

— Полагаю, хочешь узнать, к чему я упомянул именно это? — подсказывает ей Лариэн, и жестом руки приглашает присесть на белый диванчик в светлой небольшой гостиной.

— Да.

Она садится, не сводя с него взгляда.

Он устраивается рядом с ней, и прежде чем ответить, смотрит на её странно, оценивающе.

— По всей видимости, ты из тех, кому могла, или должна была передаться сила по наследству. В прямом смысле от матери. Но она своей силы лишилась, и ты осталась чиста от магии. Не бойся, это уже навсегда. И у тебя всё равно был бы выбор, кем быть. Поэтому ты, можно сказать, такая, какой и должна была стать. Но твоя энергетика, твоё тело и психика, очень… гибкая, для всякого рода манипуляций. Ты кое с чем помогала своему отцу. Будешь помогать и мне. Я обучу тебя… всему, — как-то странно закончил он, и коснулся её руки. — И ты будешь моей. Чему я тоже несказанно рад.

— И-з-за чего она умерла? — взгляд её меняется, теперь она чувствует себя совсем разбитой и будто просит помощи.

Лариэн медленно, будто сочувствующе гладит её по голове.

— Твой отец не мог смириться с тем, что его любимая оказалась ведьмой. Он попросил меня лишить её магии. Принудил её к этому. И всё вышло. Но она не смогла так жить, не захотела. Дальше ты знаешь, кажется, — вопросительно приподнимает он бровь.

Соня кивает.

— Буду твоей в каком смысле?

— Ты сама всё уже поняла, — тянет Лариэн, и задумывается, вдруг отстраняясь от неё. — К слову о твоей матери и отце. Помня их историю, я сначала удивился его новому выбору, — делится он с ней доверительно. — Не ожидал, что он подпустит к себе полуволчицу… Подумал, Маркусу нравится танцевать на граблях. Но он всё же совершенствуется…