Страница 13 из 103
— Смотри, а то мы с матерью подкинем…
— Чего ты там подкидывать собрался? — возмутилась мама. — По мне так вообще нечего по ресторанам рассиживать, с Сергеем можно и утром встретиться, ты всё равно в Свердловск последним рейсом завтра едешь… А кстати, Ленка Кравец в прошлую субботу замуж вышла. В Свердловске свадьбу играли, у ейного жениха там своя квартира, между прочим. Однокомнатная вроде, ну так на первых порах им и однушки хватит.
Сказала и так со значением посмотрела на меня, поджав губы. А я вспомнил, что Лена Кравец, которая жила в этом же доме, но в другом подъезде, всё детство строила мне глазки, но я к её намёкам оставался равнодушен. Не знаю почему. Девчонка вроде симпатичная, но… Ну не цепляла она меня.
— Всё равно схожу, сто лет в ресторане не был. А пока пойду прогуляюсь, в свой клуб загляну. Не знаю, сегодня он работает или нет, но так-то по субботам там тренировки должны проходить.
— Дело хорошее, зайди, — одобряет отец. — И от меня привет Янычу передавай.
— Обязательно, — невольно улыбаюсь я, вспоминая маленького, подвижного тренера, который и дал мне путёвку в мир бокса.
Борис Янович Лихтер происходил из поволжских немцев. Когда началась война, его отца упекли в лагерь, хотя тот сразу же хотел записаться добровольцем. Понятно, что виной тому была национальность — в те годы советских немцев не жаловали, считая, что они могут стать пособниками фашистов. Впоследствии, конечно же, отца оправдали, но уже посмертно.
Мать же с 12-летним сыном отправили в Асбест, где женщине предстояло трудиться на тяжёлой и вредной работе. Но тогда выбирать не приходилось. Борис Янович с детства любил спорт, поэтому неудивительно, что после школы поступил на факультет физического воспитания в Свердловске, а по ходу дела увлёкся боксом, ушёл из большого спорта в звании КМС. Вернулся в Асбест, какое-то время трудился преподавателем физкультуры в школе, пока однажды его в городском управлении образования не попросили организовать секцию для ребятишек, чтобы не на улице кулаки чесали, а занимались дракой по правилам под присмотром настоящего тренера. При этом днём он так и продолжал бы преподавать физкультуру в школе, так как тренировки планировалось проводить вечером. Разве что в выходные дни они шли с 11 часов. Лихтер подумал и согласился, хоть ему и выделили всего полставки, посчитав, что учителем он и так, видимо, неплохо зарабатывает.
Я же как раз был из таких, кто любил «почесать кулаки» на улице. Не то чтобы я постоянно искал, кому бы расквасить нос, просто наш городок рабочий, молодежь предоставлена самой себе, собирается в стаи, нередки были драки улица на улицу. А уж если сдуру оказался один в чужом районе (да даже если с парой друзей — роли это уже не играло), то можно было быть уверенным, что домой вернёшься с разбитым носом и синяками. И это в лучшем случае! В уличных драках процветала жестокость. Ножами не резали, на то был негласный закон, в крайнем случае могли огреть штакетиной из забора, но пинали так, что некоторые «счастливчики» оказывались в больнице с переломами.
Вот и меня однажды в 14 лет угораздило оказаться там, где лучше было бы не появляться. Решил, что самый умный, срежу-ка я путь до школы, потому что элементарно проспал и опаздывал на занятия. Вот и срезал… Один против троих, при том, что двое — Федька Грузинов и Олег Листвянский — старше меня на год, а Колька Булавинцев хоть и был моим ровесником, однако габаритами превосходил даже меня, в котором уже тогда чувствовалась отцовская порода. Все трое учились в другой школе, восьмилетке, считавшейся не слишком благополучной.
Убегать я не стал, я никогда ни от кого не бегал, хоть и понимал, что в этой драке у меня шансов ноль. Прежде чем меня повалили в жидкую весеннюю грязь, я всё же успел разбить губу Федьке и больно пнуть носком ботинка по правой ноге Кольку, отчего тот прыгал на одной левой. Закрыв голову руками, я свернулся в позу зародыша в надежде, что попинают-попинают, да и уйдут, решив, что с меня достаточно. И так успели мне юшку пустить — это я пропустил точный удар Грузинова.
В этот момент и послышался шлепок, который сопровождал вскрик: «Ой!». Затем вдруг моё избиение прекратилось, и я услышал частый-частый звук удаляющихся шагов, словно кто-то убегал. Открыв глаза, я увидел, что убегают мои палачи, а рядом со мной стоит невысокий мужичок лет тридцати с небольшим, разглядывая меня своими голубыми глазами.
— Ты как? — спросил он, помогая мне подняться.
— Нормально, — пробурчал я, зажимая двумя пальцами расквашенный нос.
Осмотрел себя, насколько мог… М-да, в таком виде в школе лучше не появляться. Подобрал валявшийся в грязи портфель.
— Спасибо, — прогундел я, чувствуя, как под левым глазом набухает фингал.
— За что они тебя?
— Ни за что… Это их улица, а я срезать путь до школы хотел.
Незнакомец чуть улыбнулся:
— Понятно. А если бы они пришли на вашу улицу, ты с ребятами их тоже отмутузил бы?
Я пожал плечами, по-моему, и так всё было очевидно. В подростковой среде действовали свои законы, и никакому взрослому их изменить не удалось бы, хоть ты всех поставь на учёт в детскую комнату милиции.
— Тебя как звать?
— Женя… Евгений. — поправился я, чтобы выглядеть более взрослым.
— А меня Борис Янович. Борис Янович Лихтер. Слушай, Евгений, не хочешь боксом заняться? — последовал вдруг неожиданный вопрос.
Я искоса поглядел на мужика.
— А вы чё, тренер?
— Ну вроде того, — хмыкнул он.
Так-то я уже ходил в кружок радиолюбителей, организованный при нашей школе, и идея заняться боксом меня в тот момент не воодушевила. Пока Борис Янович не сказал:
— Есть в тебе что-то, я издали наблюдал за дракой, и решил вмешаться, когда тебя уже лежачего пинать начали. Вообще-то лежачего не бьют, но, видимо, на вашу среду это не распространяется. Так вот, есть в тебе кое-какие задатки, только шлифовать их нужно. Короче говоря, если надумаешь, то приходи к горному техникуму, на улицу Челюскинцев. Там пристрой есть, в нём я веду секцию бокса.
В секции я появился через неделю, когда синяки почти совсем сошли. Увидев меня, Борис Янович кивнул с таким видом, будто знал, что я приду.
— Ну привет, Евгений! Спортивную форму захватил? Трико и кеды? Тогда пойдём покажу закуток, который у нас раздевалкой зовётся.
И вот сейчас я стоял перед этим самым пристроем, глядя на мелькающие за окнами тени, и все эти воспоминания проносились в моей голове. Да, Лихтер, как я помню, был настоящим фанатом своего дела, мог пахать без выходных, у него даже в воскресенье проходили тренировки. А потом я решительно потянул дверь на себя и переступил порог.