Мой личный враг

— Да нет, я дурак, — вздыхает мой парень. — Не надо меня оправдывать. Как ты себя чувствуешь? Вчера тебе нездоровилось.

— Хорошо, — отвечаю тихо, обвивая руки вокруг его шеи. — Я чувствую себя очень, очень хорошо…

Губами тянусь к его губам, ощущая привычную теплоту и мягкость. Сашка кончиками пальцев ласкает мои щеки, затем погружает пальцы в распущенные волосы, и я чувствую давление его ладони на затылке.

— Саш, я люблю тебя, — прерывисто шепчу прямо в его раскрытые губы. — Ты же знаешь, что я люблю тебя?

— Тише, малыш, ну, ты чего? Конечно, я знаю…

Он знает, но я не могу отделаться от мысли, что я должна рассказать, показать, как сильно он нужен мне. Я тяну его за шею, теснее прижимая к себе. Наш поцелуй становится глубже, дольше. Саша опускает меня на кровать, и я чувствую на себе тяжесть его тела. Ощущаю, как рядом со мной вздымается его грудь, как стучит сердце, как дрожь волнами проходит по крупному мускулистому телу, вторя реакциям моего собственного организма.

Мы занимаемся любовью медленно и долго. Сашка не торопится, стремится дать мне возможность достичь пика прежде, чем отпустит себя сам. И когда пружина напряжения внутри меня распрямляется и по телу прокатывается волна наслаждения, все тревоги последних суток кажутся мне надуманными и неважными. Потому что все, что мне нужно у меня уже есть.

Наступление сумерек мы встречаем вдвоем в нашем номере: тесно прижавшись к друг другу сидим на диване и смотрим «Один дома» по телевизору. Едим заказанную в номер пиццу, целуемся и синхронно отказываемся от приглашения друзей поужинать.

Я трусь спиной о грудь Сашки и чувствую, как мне тепло и хорошо в кольце его рук. На меня снисходит какое-то ленивое умиротворение, и я понимаю, что готова сидеть вот так всю жизнь.

Только в полночь, когда на экране ползут финальные титры второй части фильма, Сашка предлагает спуститься вниз.

— Пиццы мне мало, — отвечает он на невысказанный вопрос в моих глазах и поправляет локон, выбившийся из хвостика у меня на затылке. — Приглашаю тебя на романтический ужин для двоих.

У меня нет никакого желания идти вниз — я боюсь растерять там гармонию сегодняшнего вечера, но глядя на энтузиазм Сашки соглашаюсь.

— Надень свое лучшее платье, — говорит он, целуя меня в кончик носа. — А я позвоню и забронирую стол.

— Не думаю, что в это время там аншлаг.

— Значит, ресторан будет работать только для нас двоих.

Как я и ожидала, в этот поздний час неярко освещенный зал ресторана оказывается практически пуст. Где-то в трепещущем полумраке играет пианист, на столах мерцают свечи. Мы с Сашкой следуем за администратором вглубь зала, где нас уже ждет накрытый на двоих столик.

Едим мы медленно и почти не разговариваем. Не потому, что у нас нет подходящих тем — просто нам с моим парнем хорошо и в тишине.

Расправившись с содержимым своей тарелки, делаю глоток вина. Потом подпираю щеку ладошкой и наблюдаю за Сашкой. Почему-то вспоминаю наши пикники на Дону, походы с палатками в лес, быстрые перекусы в уличных забегаловках, первые поцелуи под луной. В парне, который сейчас сидит напротив меня в дорогом костюме, лишь поверхностно угадывается мальчишка-сорвиголова, с легкостью влюбивший меня в себя. И, наверное, я впервые понимаю, что мы выросли. У Сашки многомиллионный контракт, он живет в высотке в центре столицы и ездит на «Ягуаре» — это не только другая жизнь, это другая реальность.

В этот момент Сашка тянется через стол и берет мою руку в свою ладонь.

— Ты у меня такая красавица, — говорит тихо.

— Саш, мы же всегда будем вместе? Не расстанемся?

— Откуда такие мысли? — он хмурится и целует мое запястье, на котором ритмично пульсирует кровь.

— Ниоткуда.

— Все-таки обижаешься за то, что ушел с Костиком кататься?

— Нет, — качаю головой.

Я правда не обижаюсь. Не могу на него обижаться — это же мой Сашка.

— Погуляем? — предлагаю с улыбкой.

— Сейчас? — его брови удивленно ползут вверх.

— Сейчас, — я поворачиваюсь к окну. — Посмотри, как там красиво. Все серебрится в лунном свете и кажется, что на землю спускаются ангелы.

Сашка улыбается.

— Ты ужасно странная сегодня, — замечает он. — Но давай погуляем.

Он подзывает официанта и расплачивается за ужин.

— Я схожу в номер за верхней одеждой, — говорит он, поднимаясь с кресла. — Подождешь меня в холле?

Я согласно киваю.

Сашка уходит, а я еще раз обвожу глазами зал. Он абсолютно пуст. В этот момент музыкант перестает играть, видимо, убедившись, что последние гости закончили ужин. Я торопливо подхожу к нему, когда он начинает убирать ноты с рояля, и смущенно спрашиваю:

— А можно мне сыграть что-нибудь?

Пианист удивленно смотрит на меня, но, поколебавшись мгновение, отодвигает для меня стул.

В детстве я несколько лет занималась музыкой с преподавателем, который всерьез считал, что со временем я смогу построить карьеру в этом бизнесе. Но в подростковом возрасте я увлеклась рисованием, сохранив игру на фортепиано лишь в качестве хобби.

Ласково провожу кончиками пальцев по полированным клавишам, с удовлетворением отмечая благодарный отклик инструмента. Задумываюсь на секунду, перебирая в уме любимые композиции, и в конце концов останавливаюсь на сюите Генделя. Эта мелодия, спокойная и неторопливая, но с надрывом в самом финале, своим темпом идеально оттеняет противоречивые эмоции, которыми окрасился сегодняшний день. Мои пальцы сами собой скользят по клавишам, извлекая из рояля чудесные звуки, я закрываю глаза и полностью растворяюсь в музыке.

Последний аккорд повисает невысказанными словами в пронзительной тишине большого зала. Я слышу тихие аплодисменты и распахиваю глаза.

— Ну и ну, — раздается за моей спиной урчащий баритон Благова, запуская волну мурашек, которые ползут от копчика до шеи. — Ты не устаешь удивлять меня, Мирослава. Ты как матрешка: сколько бы ни вынимали фигурок, внутри оказываются все новые и новые. Сколько еще тайн ты скрываешь?

— Очень много, — отвечаю ровно, бесстрашно поднимая на него взгляд. — Но ты не раскроешь ни одну из них.

— Как жаль, — он демонстративно вздыхает. — А как же благодарность?

С этими словами он подходит ближе, останавливаясь всего в шаге от рояля. Почти физически ощущаю, как его изучающий взгляд скользит по моей фигуре, подчеркнутой тонкой тканью шелкового платья.

— Мою благодарность тебе передал в конверте портье, — говорю холодно. — Больше ты вряд ли что-то получишь от меня.

— Это можно рассматривать как вызов? — спрашивает он и слегка наклоняется ко мне. — Предупреждаю, я редко проигрываю.

По его голосу я не могу разобрать, говорит ли он серьезно или шутит. Понимаю, что нельзя допустить, чтобы он вновь втянул меня в спор, но не могу сдержать рвущийся из меня протест.

— Жаль, — язвительные слова льются из моего рта без остановки. — Возможно, тогда бы ты излечился от ложного убеждения в собственной неотразимости.

По тому, какое напряжение сковывает мое тело и участившемуся пульсу понимаю, что Благову все-таки удается вывести меня из себя. Меня бесит, что он смотрит на меня сверху вниз, и я вскакиваю со стула.

— А как насчет твоего ложного убеждения в том, что ты меня не выносишь? — мурлычет он с хищной улыбкой.

— А здесь нет лжи. Действительно не выношу.

В пустом помещении приближающиеся шаги Сашки звучат неожиданно громко. Он походит к нам, настороженно переводя взгляд с меня на моего неожиданного спутника.

— Привет, — Благов как ни в чем ни бывало протягивает руку для рукопожатия, и когда Сашка ее принимает, продолжает: — Я случайно забрел сюда ночью и уже не мог уйти, покоренный волшебной игрой на рояле.

Сашка притягивает меня к себе и обнимает за плечи. Я чувствую какое-то неуловимое изменение в атмосфере, но не могу разобрать, чем оно вызвано.

— Да, Мира потрясающе играет, — его голос звучит вполне дружелюбно, но в нем чувствуется сталь.