Оксюморон

Когда мы поднимались по скрипучим ступеням с одного из освещавших нам путь факелов упала большая огненная капля. Пламя мгновенно растеклось маленькой лужицей по доскам крыльца. Но в ту же секунду погибло под сапогом Древко. «Интересно, куда смотрит местный брандмейстер» подумал я.

– Надо бы сказать Оляпе – сказал воевода – чтобы не очень шумел.

– Совсем старый, в последнее время страх потерял – говорил воевода, настоящего имени которого я к стати так никогда и не узнал.

– У меня дела. – обратился толстяк к Древко – Спровадь его – и он кивнул на меня, к Оляпе. Пусть поглядит что за птица к нам залетела. Древко кивнул. После воевода спустился с крыльца и вскоре до моего слуха донёсся звук хлопнувшей калитки.

Надо заметить, что, поднимаясь по ступеням крыльца, я тем временем оглядывался по сторонам, в надежде отыскать хоть какие-нибудь из предметов, которые могли бы послужить мне подтверждением, что всё что здесь происходит всего лишь чья-то шутка.

Не спорю, хорошая шутка. Ещё бы. Устроить в нескольких километрах от Москвы самую настоящую старую сусально-кондовую Русь. Но всё же эта шутка и она на мой взгляд несколько затянулась. Ничего мне знакомого я так и не нашёл. Мой взгляд всё время натыкался на какие-то странные предметы назначение которых мне было не понятно. Посмотрев в даль, я увидел у самого горизонта скопление ярких огней. По всей видимости там находился какой-то населённый пункт. Скорее всего деревня или посёлок. Вскоре мы вошли в обширную комнату с довольно низкими потолками как передо мной как из-под земли возник аккуратный низенький старичок, одетый в какую-то нелепую белую рубаху, не заправленную в штаны. Его сморщенное сухое лицо освещала искренняя улыбка от которой кожа в уголках глаз собиралась в пучки лучей. Выцветшие от времени глаза сверкали безумным суворовским блеском. Седые волосы были аккуратно хоть и не современно острижены. Кажется, такая стрижка называется “скобка”. Он стоял, подперев руки в бока.

–Оляпа,-сказал старик.

Я, признаться несколько удивлённый, представился в ответ

– Милости просим гостей- проблеял подобострастно Оляпа – дорогих, и не очень.

С этими словами старичок подмигнул заговорщицки Древко, в наш дом.

– Вы, молодой человек, в наших краях человек новый. – обратился он ко мне – Мы недавно тут холопов Ярушкой травили, а то взяли в моду поганцы ходить побираться у теремов. Вот им от щедрот наших! – и он показал свой старческий суховатый кукиш.

Я краем глаза посмотрел на Древко. Тот внимал старику с сыновней любовью.

– Воеводу то где потеряли? – спросил старик, посмотрев на Древко.

– Ушёл по делам, – сказал мой спутник кивком головы указав на ворота. – Просил, чтобы вы не очень шумели.

– Чтобы не шумели? – переспросил Оляпа – Пусть он сам сначала перестанет в свою трубу дуть по ночам, да девок окрестных крыть, каплун херов. Скоро окресть ни одного дома где бы чадо его глупый лик не носило не останется, придурок великовозрастный.

Словно передразнивая старика откуда-то из далека донёсся срывающийся трубный глас.

– Началось, – произнёс старичок, при этом подмигнув мне.

На его высохших устах блуждала снисходительная улыбка. Так улыбается добрый психиатр над попытками больного объяснить ему в чём заключается истинный смысл жизни.

– Вообще то можно было бы убрать этого старого пердуна воеводу – сказал старичок о вполне ещё молодом мужике, годившемся ему самому самое малое в сыновья.

Пока старик говорил, я краем глаза заметил, что мой провожатый куда-то пропал. Это обстоятельство меня немного насторожило. В конце концов Древко был той единственной ниточкой, которая пусть и причудливым узелком, но всё же связывала меня с тем миром, который был мне понятен. Старик меж тем продолжал: – нам в Ультях одного Ярушки, – старик движением головы указал куда-то за спину – вполне достаточно, но жалко мужика, сопьётся совсем, да и пользу он какую-никакую приносит. Вести из окрестных сёл приносит. Холопы, когда он в сбруе к ним заявится, я слыхал, уважают его по старой памяти. А может только вид делают что уважают, а сами за такого дурня его почитают, что не боятся при нём говорить о планах на очередной набег на Ульти. Не знаю. Впрочем, что уважают, это вряд ли. Я тут давеча, признаться как-то раз пробовал напрячь свою память, порыться стало быть, в ней, чтобы отыскать за что бы такое нашего бравого, – при этих словах он усмехнулся – можно было бы уважать? Так вот ведь ни задача какая: ни черта не нашёл. А старше моей памяти в Ультях – нет.

– Эй Забавушка, – крикнул старичок – готова банька?

Тут у меня за спиной раздался довольно громкий звук открываемой двери, я обернулся и увидел Древко. Одной рукой он отряхал с одежды налипшую грязь а в другой держал за горло двух мёртвых жирных уток. Птицы явно ещё совсем недавно были живы с одной из них в свете факела была видна сочащаяся из раны кровь. «И когда он только всё успевает?» – подумал я.

– И когда ты только успел, леший? – крякнул довольно старик.

Древко смущённо пожал плечами.

– Шустрый ты, однако – тяжел произнёс Оляпа – Ну ладно, – это, он кивком головы указал на уток – отдай Забавке, пускай с луком зажарит. Ну что, гость дорогой, не желаешь ли с дороги в баньке грехи смыть? – обратился ко мне старичок. Древко попарь-ка гостя.

ГЛАВА 10

Баня была прекрасной. Самой что ни на есть русской была баня. В прочем, а какой она ещё могла бы быть в таком месте, как это, где “РУССКОСТЬ”, была возведена в последнюю степень. С дубовыми веничками была баня. Ушаты с резными ручками полные чистой холодной колодезной воды.

Говорят, что после бани человек рождается заново. Я это подтверждаю. Я вышел на двор и сел на скамейку. Вокруг стояла тишина только в сарае, что стоял у частокола, кто-то возился. Я подумал, что должно быть это свиньи. В прохладном воздухе ночи ощущался запах дыма и навоза. Я посмотрел на небо. Оно было сплошь усыпано крупными звёздами. Послышался крик какой-то птицы словно кто-то давно забытый мною позвал меня из другого мира. Этот же крик заставил меня подумать о том, что меня окружало в данный момент времени.

«Что здесь происходит?» думал я. Всё это было слишком странным чтобы мой мозг мог согласился принять на веру всё происходящее. С другой стороны, думал я, что мы, москвичи, вообще знаем о той стране, которая простирается за пределами столицы, ну ладно, ладно за пределами ближнего Подмосковья? Что связывает нас с ней, кроме железной дороги, проложенной ещё при царях, телевиденья и языка? В прочем с языком, как показали недавние события, всё уже отнюдь не так просто обстоит. Ведь Москва, если вдуматься и не врать самому себе, уже давно перестала быть нашей общей столицей.

Нет-нет, читатель, не спорь ты лучше сначала проследи за ходом моих рассуждений: итак, столица предполагает как-никак государство, которое она призвана возглавлять. Согласились? Прекрасно. А Москва уже давно представляет собой отдельное государство. И это не мнение чванливых подростков, чьим родителям, к слову, очень часто таким же лимитчикам, которым удалось какими-то правдами или неправдами закрепиться в Москве. Нет. Это объективная реальность, которую формируют мысли миллионов и миллионов людей. И ещё я подумал о том, что мы, москвичи, живём в искусственных террариумах наших квартир и дворов и, пожалуй, телевизоров, полагая наивно, что это и есть самая настоящая жизнь. В каком-то смысле мы стали сродни тёмным крестьянам, полагающим, что мир заканчивается пределами вотчины их барина. Но с другой стороны, как бы там ни было, что бы там не менялось, ну не могли эти перемены быть столь разительными, чтобы за порядком присматривали урядники, размахивающие палицами, которые, к тому же носят кольчугу. Не говоря уже о холопах и воеводах. И потом этот странный старик, как его, Оляпа. О всё это невозможно было поверить, однако, как говорил Жеглов в бессмертном фильме “ствол один перевесит тысячу улик.” Вот так и кольчуга перевесила все мои, как мне казалось, разумные доводы.