Насквозь

– Кури, можешь окно просто приоткрыть, – видимо, Бессонов умел читать мысли. – У меня просто друзья курящие, я говорил. Так что повадки ваши знаю.

Ваня никак не прокомментировал эти слова. Надеялся только, что никаких других его мыслей Рома не прочитает.

Он прикурил и отвернулся, рассматривая подсвеченные огнями улицы города. Неспешно выдыхая дым, Ваня расслабился и прислушался к песне, которая звучала по радио.

Случайно падали звезды

В мои пустые карманы

И оставляли надежды.

Мои колени замерзли,

Ты был счастливый и пьяный,

И что-то важное между.**

Пьяным он сейчас, конечно, не был. Но, если задуматься, был ли он счастлив? Его жизнь круто изменилась. Благодаря воле случая он познакомился с человеком, решившим, что Ваня Белоусов достоин в этой жизни чего-то большего.

Теперь у Вани была работа, о которой он раньше даже и мечтать не решался. У него был шанс. И упускать этот шанс Ваня не собирался. Хоть и ерепенился перед Бессоновым.

На самом деле, Иван был действительно благодарен ему. Какие бы мотивы тот ни преследовал. В то, что это по дружбе, как заверял сам Роман, Белоусову мало верилось.

И было от этого немного страшно. Самую малость.

Он повернулся, уже даже не таясь, и посмотрел на Рому, который, почувствовав его взгляд, посмотрел в ответ.

И что-то важное между.

*Турне – овальная граненая обрезка овощей и фруктов. Часто используется во французской кухне, чтобы придать всем овощам одинаковую форму.

**Земфира, "Прогулка".

Глава 4. Московская ночь

***

После первого раза Бессонов больше Ваню не подвозил.

И Иван не понимал, расстроен он этим фактом или обрадован. То есть, конечно, обрадован. Он же не пидор какой-нибудь. И не девчонка, чтобы кайфовать от вечерних поездочек в дорогой тачке.

Просто Ваня был уверен, что Бессонов своих поползновений не прекратит. А тот взял и прекратил. Даже на работе они почти не пересекались.

На ковёр к боссу ходили либо Абрамов, если случался какой важный пиздец, либо Люсьен. Ну, тот бегал просто поистерить за жизнь.

Девор каждый день давал Ване новые задания, будто проверяя его нервы на прочность. Вчера, например, Белоусову пришлось всю смену резать лук.

Столько блядского лука он не видел даже в шараге. Под конец у Вани слёзы текли, уже не переставая. Но он стойко держался.

Вася подходил пару раз и сочувственно цокал языком. А потом показывал, как поставить нож получше.

Конечно, умом Ваня понимал, что это хорошие уроки. Он оттачивал технику. Но техника техникой, а придушить рыжего таракана всё равно нестерпимо хотелось.

Вчера, в субботу, Белоусова наконец отпустили на два дня законных выходных. Ебашить каждый день по десять-двенадцать часов было сложно. В своей кафешке он, конечно, так не напрягался. Впрочем, тут даже за ученический договор ему обещали в два раза больше, чем Ваня получал в лучшие месяцы в «Элегии».

Проспав до обеда, Иван выполз на кухню. Гошик пытался, судя по запахам, устроить какой-то поминальный костёр.

– Чем воняет? – отмахиваясь от сизой дымки, Ваня плюхнулся задом на табурет и достал сигареты.

– О, душа моя, – Гошик запел сладким голосом, понятно, голодный, – ты проснулся! Может, окажешь такую великую благость и приготовишь что-нибудь пожрать?

На самом деле Ваня даже почувствовал укол вины. Раньше он постоянно готовил, чем разбаловал своего соседа. А тут всю неделю появлялся только переночевать.

– За продуктами, наверное, смотаться надо, – делая первую за день, самую вкусную затяжку, заметил Ваня.

– Я уже все купил, – Гошик открыл холодильник, демонстрируя его набитое разным провиантом нутро. – Получка вчера была. Так что, дерзай, мой пленительный герой! Я хочу борща, и гречку по-купечески, и драники, и…

– А подышать мне можно? – Ваня хмыкнул. – Овощи пока готовь. Их ты точно не спалишь.

– Кстати, – обрадованный согласием друга Гоша воодушевился и тут же схватил в руки длинную морковь. – Мы же ещё твою новую работу не обмывали.

– Да что там обмывать, – Белоусов нахмурился, стряхивая пепел с сигареты в подставленную банку. – Как возьмут на постоянку, так и говорим. А так, не пойми кто пока. И на птичьих правах.

– Не скажи, – Гоша принялся с остервенением скоблить морковку ножом, рыжие ошмётки разлетались по всему столу. – Я ж читал договор, который тебе твой Роман вручил. Там всё чёрным по белому.

– Он не мой, – буркнул Ваня.

– Ага, да-да, – ухмыльнулся Гоша и продолжил: – Так вот, ты уже в штате. Просто на испытательном сроке. Тип учишься пока, потом экзамен.

– Какой экзамен? – Ваня поперхнулся сигаретным дымом и закашлялся. Чего, блядь.

– Ты вообще читал, что подписывал? – Гошик с весёлым изумлением глянул на него. – Через месяц ты экзамен этому своему сдаёшь, не помню имени.

– Люсе, что ли? – Белоусов похолодел. Что там за экзамен будет, он мог только представлять.

– Кто такая Люся? – Гошик покончил с морковкой и взялся за свёклу.

– Забей, – Ваня кисло посмотрел на пепельницу. –  Я в жопе. В жизни ему не сдам ничего.

– Ты слишком скептически настроен, – Гоша патетично взмахнул рукой с зажатым в ней красным клубнем. – Надо больше верить в себя.

Ваня, конечно, верил. Но сильно сомневался, что за месяц сможет научиться хоть чему-то, что могло бы удовлетворить вечно недовольного Люсьена.

Ибо казалось, что у того такой сучий характер от недотраха. А уж удовлетворять Девора подобным образом Ваня точно не станет.

Неожиданно мысли вернулись к Бессонову.

Интересно, смог бы Ваня поступиться своими принципами, если бы Рома потребовал секса за должность?

Мысль об этом не принесла того отвращения, которое Ваня испытал минутой раньше. Напротив, его почему-то охватило смущение.

Так, блядь. Нет. Ему это тоже противно. Сам факт того, чтобы оказаться в койке с мужиком, внушал ужас. Его, вон, передёрнуло даже.

Просто, конечно, если бы выбор стоял между Девором и Бессоновым…

К чертям всё.

– Что ты там говорил про отметить? – Ваня понял, что ему срочно надо напиться. А то какие-то стрёмные мысли в голову лезли.

***

Рома не очень любил выходные.

И дело тут было даже не в какой-то извращённой форме трудоголизма. Впрочем, свою работу он действительно любил. Скорее, речь шла о глобальном одиночестве.

Оказываясь вечерами в своей огромной красивой квартире, Бессонов ощущал, как никогда остро, всю тщетность бытия и собственной никчёмности.

Его родителей уже не было в живых. Родственники все гнездились либо в Европе, либо в южных широтах. А в Москве у Ромы из близких людей были только несколько приятелей да пара бизнес-партнёров.

Не густо. К своим тридцати он не нажил такого богатства, как чья-то любовь и привязанность. Да и сам по сути никогда никого не любил. Хотел, да, бывало. А вот чтобы любить.

Не было ни человека, ни потребности.

Но вот когда оставался один, Рома чувствовал вот эту вот нехватку чего-то родного, близкого.

И если в двадцать пять, когда он только развивал свой бизнес и постоянно вертелся на каких-то тусовках, думать о домашнем уюте было даже смешно, да и некогда, то вот сейчас хотелось.

Хотелось приходить домой и чувствовать, что ты тут не один. Что нужен кому-то.

Собаку, что ли, завести?

Всё воскресное утро Роман посвятил чтению новостей и составлению плана встреч на будущую неделю. На самом деле завтра тоже был выходной. Но лучше сделать это сейчас, чтобы уже примерно понимать свою занятость.