Страница 3 из 39
– Развлекаешься, ученица? – белёсое пятно, образовавшись на глазах у перепуганных селян прямо из ничего, преобразилось в полупрозрачную фигуру мужчины, обряженного в мантию мага – Народ будоражишь? Я велел тебе практиковаться, бестолочь.
– Я и практикуюсь – беззлобно огрызнулась Елена, опускаясь на колени перед перепуганной рыжеволосой девочкой, заплаканной и жалкой в своем испуге – Вон, коника объезжаю, молнии в цель метать учусь – и не обращая никакого внимания на бурчащего призрака, протянула девочке руку – Не бойся и сопли утри. Никто тебя не тронет.
Деревенские заледенели, опасаясь не то что дыхнуть, а пукнуть невзначай. Недобрым, ох, недобрым ветром занесло к ним в сельцо эту магичку в широких шароварах! С ней еще и призрак! Злобный и страшный – жуть! Ишь, как застыл над головами, погань летучая – так и смотрит пронзительно, сущность не благая. Жертву, значится, выискивает! Сейчас вот выберет, да как вопьётся!
– Ой, бабоньки! – заголосил кто-то в толпе истерично – Чего ж это делаетси-и-и! А как наших мужиков побьют? Куда нам, горемычным, с детьми малыми податьси-и-и…
И крестьяне завыли от страха и безысходности, трясясь на ветру, да под ярким солнцем – ох и чуяли их пятые точки обжигающий свист хозяйской плети, да боль нестерпимую от ударов… Не в добрый час потянуло их на сладенькое, ох, в недобрый!
Правду рёк дородный жрец из храма Амы Златоликой – мол, миряне, вредно сладкое для простого народа! Порочные мысли внушает сласть чужеродная, греховные, а, от того – незаконные! Покайтесь, мол, неразумные, да и не тянитесь за запретным, ибо худо будет вам!
Так и сбылося все, как жрец и вещал! Худо им теперича, худо, да и не до сладостей!
Девочка, всхлипывая, смотрела на Елену исподлобья и глаза у неё были недоверчивые. Руку незнакомой магичке она протягивать не спешила.
Неподалеку кто-то застонал. Елена отвела взгляд от бледного лица ребенка – с земли, охая, поднималась симпатичная женщина, пытаясь спрятать большую грудь под рваными тряпками, в которые превратилось её дорожное платье.
Елена гневно сдвинула брови – знакомая ситуация! И ведь, совсем недавно ей довелось побывать в подобном положении!
Девушка оглянулась, выискивая взглядом дотошного сержанта – служака отыскался прямо у нее за спиной и судя по поникшему виду, уже успел осознать всю трагичность своего шаткого положения.
– Виноват, госпожа! – выпалил он – Недоглядел!
– Твоя вина, солдат. – согласилась Елена, кривя губы – Женщине-помочь, девочку – накормить. Пожалуй, я задержусь в вашей унылой деревушке на некоторое время.
И сержант горько вздохнув, направился к несчастной жертве насилия, размышляя о том, что те самые всадники, приближающие к Козлячкино с каждым мгновением, вряд ли будут столь снисходительны к жителям деревеньки, как молодая госпожа магичка.
Плотно перекусив в доме бывшего старосты сего населенного пункта, Елена неторопливо вышла на крыльцо и сладко потянулась, демонстрируя свои простонародные привычки – хорошо-то как!
Она уже успела позабыть о том, как стонали поротые виллане, как слёзно и горячо благодарила госпожу магессу, спасенная от насилия, нянька, как бегали всполошенные бабы, разыскивая помятой бонне новое платье и как низко кланялся сержант вездесущему господину де Перье, сопровождавшему Елену и её ближников до границы герцогства по приказу господина де Анфора.
Поротые батогами крестьянские задницы пекло и свербило, но старосте пришлось гораздо хуже, чем остальным-прочим. Мало того, что его безжалостно выпороли, так затем, решив, что вина мужика куда больше, чем всех иных жителей деревеньки, определили Корня повесить. В назидание, так сказать.
Елена, сбежав с крыльца, сразу же наткнулась на Огюстена Лупа. Добродушный целитель, вытянув шею, наблюдал за чем-то, наверняка интересным.
– Что за ор? – поморщилась Елена, тоже, как и целитель, пытаясь вытянуть шею и разглядеть то, что происходит за деревьями – Прямо-таки, вселенский плач!
– Старосту вешают. – пожал плечами дородный целители и зачем-то уточнил – Местного.
– Ясно, что не пришлого – теперь и Елена явственно расслышала завывания всех старостиных домочадцев – бабы старательно голосили, дети плакали, а солдаты герцога Анфор волокли сомлевшего мужика к высокому дереву, через ветвь которого уже успели перебросить крепкую веревку. Веревку, кстати, у старосты в амбаре и позаимствовали. На нужды «обчества».
Елене все происходящее пришлось не по нраву. Она нахмурилась и требовательно взглянула на Огюстена.
– Велика ли вина этого человека? – спросила она у целителя.
– Велика – подоспел де Перье, любезно решивший ответить на, заданный Огюстену, вопрос – Он, госпожа Арлиэлла, осмелился опоить солдат нашего герцога, обезоружить их и способствовал проникновению врага на территорию Валенсии. Виновен в предательстве. Приговорен к смерти через повешенье. У меня имеются все полномочия для этого, госпожа. Не сомневайтесь – закон не нарушен.
– Я и не сомневаюсь. – Елена хмыкнула – словам «безопасника» можно верить – Кто приказал старосте совершить предательство? Он так любит сийнезийцев, которые бесчинствовали в деревне или ему хорошо заплатили?
Барон де Перье в изумлении поднял глаза на Елену.
– Заплатили? Помилуйте, госпожа Арлиэлла – кто ж ему платить станет-то? Владетель местный и приказал, а староста, рад стараться – подпоил стражу и не отправил гонца на ближайший пост.
– Ага – Елена так и думала. Порядочки – еще те! – А, если бы, к примеру, староста отказался исполнять распоряжение своего господина? Тогда, что?
– Что-что? – буркнул де Перье, равнодушно наблюдая за тем, как волокут упирающегося мужика к дереву – Известное дело – повесил бы его барон за непослушание и бунт, а семью бы – продал, в рабство. Тем же сийнезийцам.
Елена зло ухмыльнулась, и барон почувствовал приближение неприятностей, больших таких неприятностей!
– Значит, получается, что всем этим безобразием распоряжался местный барон, а староста так, на подхвате, как человек подневольный и права голоса не имеющий? – уточнила она – Тогда, вешать надобно барона-предателя, а не подчиненного. Со старосты и батогов достаточно для вразумления и выбивания дури.
– Кого вешать? – де Перье показалось, что у него что-то с ушами случилось. Помутнение временное, не иначе – такое услышать!
– Ой! Только вот не нужно делать большие глаза! – фыркнула Елена и предупреждающе подняла руку – Барона, говорю, повесьте. Мужика-то за что?
– За предательство – терпеливо ответил господин де Перье, делая вид, что не понимает что именно ему пытается втолковать Елена – Вы, госпожа Арлиэлла..
– Отставить! – рявкнула Елена, позволив себе повысить голос на де Перье и обращаясь непосредственно к служивым, исполняющим вынесенный старосте, приговор. Те от мужика отскочили поспешно – получать молнией в зад и потом ходить копчеными, никому из них не хотелось.
– Нельзя вешать барона – де Перье старательно отводил глаза в сторону – Не положено. Да и окопался он в своем замке – не подступишься! Долго может сидеть, а у нас еще враг недобитый по полям и лесам бегает.
– Нельзя вешать – Елена была неумолима – тогда, отрубим голову, дабы неповадно было! А мужика этого – отпустите. Со старост – выгнать взашей! С бароном могу пособить. Замок у него, скорей всего, старый и рыхлый. От плевка рассыплется. А я уж расстараюсь, по такому-то случаю.
– Зато, ворота крепкие – барон вяло махнул рукой, понимая, что спорить с магичкой – себе дороже выйдет. Вон и призрак того же мнения – висит в воздухе и скалится ехидно – Отпустите его – «безопасник» подал знак своим людям и староста, не веря в собственное спасение, на коленях пополз к милостивым господам – Вас в столице ждут, госпожа. Король ждет, а вы не торопитесь!
– Совсем с ума сошел, любезный? – шипела Елена, отпихивая мужика, норовящего поцеловать её пыльные сапоги – Беги, давай, пока господин де Перье добрый!
Барон поперхнулся, прослышав о собственной доброте, а счастливые домочадцы, утащившие оцепеневшего старосту, до последнего не верили в то, что их не станут казнить вместе с главой семейства.