Страница 28 из 193
Одевшись потеплее, насколько позволял находившийся в Сашином распоряжении «гардероб», она открыла дверь домика и выглянула наружу. Ничего хорошего эта вынужденная прогулка не обещала. Дрожь вновь овладела девочкой, и кое-как справляясь со свечкой в дрожащих руках, одинокая странница пустилась в путь. Спустившись с крыльца и обогнув домик по неразличимой в темноте тропинке Саша вошла в заросли высокой травы. Судороги страха так сильно донимали её, что ноги подкашивались будто в коленках что-то сломалось. Впереди показались тени берёз. Нет. Не тени, но сами берёзы пугали девочку. Такие милые днём, при свете, сейчас, в темноте, когда наедине с ними только она, девочка-подросток, замёрзшая, перепуганная и не понимающая происходящего… А ещё лужа! Она где-то здесь! И только ещё успев начать думать об этой луже, как ноги одна за другой шлёпнули в ледяную воду и заскользили по глинистому дну, и ойкнув Саша с размаху села во всё это тёмное, холодное и ужасно неприятное. Слёзы обиды и злобы одновременно заняли место в чувствах испуганного ребёнка. Она кое-как встала, и плача, и дрожа, и ругаясь, то на себя, то на всех тех кто её здесь одну оставил, не разбирая дороги, сквозь эту треклятую лужу, и чтобы не упасть снова, хватая руками пучки травы, пошла дальше. И вот уже лужа позади, но… Саша поняла лишь, что дух напрочь вышел из её дрожащего тельца, она присела, мороз пробежался по коже от головы, по шее, позвоночнику и дальше, и она поняла что уже не может, и сейчас сердце остановится… Из темноты, откуда-то, где когда-то должно было быть небо, над Сашей нависло огромное, чёрное нечто, что-то, что двигалось и испускало пар. И когда Саша перестала воспринимать свои страхи, и остатками себя самой спряталась в глубине плоти обледенев снаружи и внутри… её, застывшую, коснулось что-то мягкое, горячее и чуть влажное. И как то медленно доходило до девочки, что о лицо, голову, плечи и коленки трётся нечто щетинистое и явно не желающее зла. Открыв глаза она уже не могла отказывать своим суждениям и опыту многих лет – морда испускающая пар была мордой Пегаса, Сашиного любимчика. Девочка даже не задалась вопросом как конь, никогда не заходивший в эту часть горы, здесь оказался, и почему не спит. Вместо этого она отчаянно-радостно запричитала, стараясь прижиматься всем телом к коню, чтобы согреться, да и потом, когда друг рядом, уже не так страшно. А Пегас всё тёрся и изредка пощипывал Сашины руки своими влажными губами, и кажется, улыбался, но только, кажется, и всё это было уже счастьем, и можно было идти дальше. Надо было свернуть налево от тропинки ведущей к дому девочек, и пройдя метров сто чуть спуститься. Пегас шёл рядом, да Саша и не отпустила бы его от себя. Его нельзя было отпускать. Конь-охранник исправно шёл по правую руку от своей подруги, и может не просто так, а потому как знал – там, куда они идут есть сушёные яблоки в большом суконном мешке, а может и вовсе не потому, а по причине иной – вдвоём легче и спокойней.
Чуть спустившись с горки, Саша и её верный друг остановились перед крыльцом небольшого, но высокого дома сложенного из брёвен. При свете дня было бы видно, что дом этот старый, давно не крашеный, а точнее, не крашеный вовсе. А сейчас, в темноте, он напоминал тень большого, грузного существа севшего на землю с целью отдохнуть. Четыре ступени вели к просторному крыльцу крышу которого поддерживали несколько крепких столбов. Пол крыльца выстланный широкими, не струганными досками, обрамлялся массивными перилами. В противоположной от лестницы стороне, в стене дома, на старых, потемневших от времени латунных петлях прочно покоилась высокая дверь. То ли пропорции её, то ли цвет дерева, а может какие иные причины, вызывали уважение и к самой двери, и к дому, и к хозяевам. Но сейчас, в темноте, эта дверь была надеждой. Девочка поднялась на крыльцо и оглянулась назад. Пегас стоял на месте и похоже покидать подругу не намеревался.
– Не уходи. Пожалуйста, – обратилась она к коню. – Я тебе яблочек вынесу.
Дверь тяжело, со скрипом отворилась и Саша шагнула в дом.
«Темно. Как темно». – Страх снова овладел девочкой. Искать свечи в кромешной темноте большого зала, сил не было, а взять одну из обеденного домика она не догадалась, но были спички, которые Саша положила в карман юбки. Дрожащими руками раскрыв коробок и доставая одну спичку за другой она чиркала их, некоторые ломались иные падали на пол. Кое-как, истратив весь коробок, она с досадой бросила его, поднялась по лестнице наверх и открыла дверь в комнату Галины.
«Здесь, слева шкаф, и где-то… где-то здесь… нет, на этой полке… ага. Вот». – Саша нащупала на полке свечку и собралась уже поджечь её, но, тут до неё дошло, что спичек больше нет, как и коробка. Пришлось выйти из комнаты, и ползая по полу шарить руками в надежде найти хоть одну уцелевшую спичку. Коробок нашёлся сразу, попадались и спички, но пытаясь поджечь их выяснялось, что они негодные. И вот наконец, Сашины пальцы нащупали очередную спичку на верхней ступени лестницы, и даже нащупывалась серная головка на конце спасительной спичины. Вернувшись в комнату, измученная страхами, холодом и долгим ползанием по полу девочка, смогла таки зажечь свечу, и поставив её в центр блюдца стоящего на письменном столе, сама, с глубоким вздохом облегчения, упала в кресло.
Что-то надо было делать. Саша понимала это, но не могла собраться и подумать зачем именно она сюда пришла. Услышав за окном фырканье Пегаса она вспомнила о своём обещании угостить его сушёными яблоками. Где-то внизу, в кладовке, возле комнаты Марии Васильевны должен стоять мешок с лакомством. Саша, со свечкой в руках, спустилась вниз и нашла дверь кладовки.
Конь стоял у самого крыльца, и в неверном свете, отбрасываемом свечой, в его глазах читалось ожидание, и не только ожидание, но… что же именно, нельзя было понять.
– На. Кушай, кушай красавчик. – Саша протянула ладошку с яблоками к щетинистой морде, а другой рукой гладила его возле глаз. Конь, аккуратно подбирая лакомство с ладошки девочки, фыркал от удовлетворения и тряс головой.
– Молодец. Умничка. Скушал все яблочки! Я вот тоже есть хочу, но наверно останусь голодной. Ну не пойду же я в домик по такой темноте. Мне страшно идти туда, даже с тобой страшно. – Саша покачала головой, состроила мордочку Пегасу и с удивлением поняла, что этим хотела развеселить его.
«Ого! Я думаю о нём как о человеке! Вот это да! Я одичала и разговариваю с конём». – Ей вдруг стало стыдно за свои мысли. Да, конечно, это всего лишь конь, старый конь и он не думает, он животное, а животные не способны размышлять. И если животное ругать словами, но при этом улыбаться то оно воспримет это как что-то хорошее для себя. Оно уловит эмоции, но не смысл сказанного.
Саша провела рукой по лошадиной гриве и ушла в дом. На первом этаже, помимо комнат Марии Васильевны, кладовок и просторного холла, располагалась ещё и кухня. Пользовались ею не часто, но девочка надеялась отыскать что-нибудь, чем можно подкрепиться. Растопив печь, что становилось для неё привычным занятием, и расставив несколько свечей, она принялась открывать дверцы и выдвигать ящики шкафов. Банка тушёнки, немного муки и сахара, и непонятно было какая это мука, мешки с крупами, варить которые Саша не умела по той причине, что никогда их не варила. Разогрев на печке чайник и выложив на стол всё что нашла, она попила чаю и пошла на второй этаж устраиваться спать.