Удар (ЛП)

— Ну, некоторые вещи не меняются. Я такой же, как раньше, — успокаивает он, только его слова имеют обратный эффект. Они отлично напоминают, что именно Ноа Нолан — мужчина, который разбил мне сердце. Нельзя позволять истории повториться. Когда дело касается Ноа, мой девиз: «Попользуйся и отпусти».

— Ну, что думаешь? — спрашивает он снова.

— О чем? — склоняю я голову.

— Насчет поехать ко мне. Можем посмотреть фильм.

— Фильм — это кодовое для порно?

Ноа заливается смехом.

— Да нет же. Только если сама не захочешь.

Я хихикаю:

— Нет уж, спасибо.

— Не хочешь ехать ко мне или смотреть порно?

Закатываю глаза:

— Порно не хочу, но поехать не против.

Еду следом за Ноа и внимательно наблюдаю, как ловко он управляет байком, наклоняя его на входе в каждый поворот. Мне всегда нравились парни, гоняющие на мотоциклах, но среди всех моих бывших железный конь был только у Ноа. М-да… может, я повелась на Нолана из-за мотоцикла?

Я никогда раньше не была у Ноа дома. И никогда не спрашивала, почему он не приглашал меня к себе, а просто принимала все как есть. Отношения с Ноа стоили любых заморочек, с которыми я сталкивалась. Он всегда молчал о своей семье. Мы оба жили только настоящим и ценили каждое мгновение. Каждый новый день вместе был лучше предыдущего. Я мечтала провести рядом с Ноа всю оставшуюся жизнь — все ее важные моменты. Как же я ошибалась.

Ноа сигналит и сворачивает на подъездную дорожку перед небольшим белым домом. Я делаю то же самое. Он проезжает мимо своего внедорожника и паркуется рядом с гаражом. Кроме прожектора, закрепленного сбоку от входной двери, включается еще пара светильников с датчиками движения.

Ноа глушит двигатель и соскакивает с мотоцикла. Снимает шлем и выуживает ключи из переднего кармана.

Припарковавшись за джипом, беру с собой только ключи от машины и телефон. Ноа встречает меня около вымощенной камнем дорожки, ведущей к главному входу и затем уходящей налево к открытой боковой веранде. Внимательно осматриваю лужайку перед домом, отмечаю ухоженный газон и живую изгородь. На крыльце стоит вазон с красными и белыми цветами. Интересно, Ноа их сам посадил или в его жизни есть женщина, которая сделала это для него? Мысль, что у Ноа кто‑то есть, вызывает вспышку ревности. Знаю, это совершенно неуместно, но ничего не могу с собой поделать.

Мы шагаем по дорожке, и Ноа жестом приглашает меня подняться по ступеням, ведущим на просторную веранду. Пока идем к боковому входу, слышен только стук его ботинок по темным, покрытым пятнами доскам. Открыв сначала штормовую дверь, Ноа придерживает ее левым бедром и отпирает черную металлическую.

— Заходи, — говорит он, подталкивая меня вперед.

Переступив порог в тускло освещенную прихожую, меня обволакивает приятный, проникающий в ноздри аромат. М-м-м, как хорошо пахнет. Это не тот парфюм, которым Ноа пользовался раньше, — этот запах более мужественный и какой-то свежий. Он подходит моему бывшему идеально, словно специально создан. Аромат действует на меня, как афродизиак: хочется обнажиться и улечься на широкий серый ковер посреди гостиной. И чтобы Ноа был на мне… во мне… чтобы брал меня всеми возможными способами.

Почему я до сих пор так на него реагирую? Как можно настолько легко и просто взять и стереть из памяти годы презрения к этому мужчине?

— Покажешь, где уборная? — быстро спрашиваю я. Надо бы перевести дух от всех этих феромонов, витающих в воздухе. Черт возьми! Тут должно висеть предупреждение: «Внимание! За порогом этого дома вы захотите сорвать с себя одежду и сделать что-то очень глупое. Вход на свой страх и риск!».

— Конечно, первая дверь налево, — указывает Ноа на коридор.

Улыбнувшись одними губами, спешу к нужной двери. Войдя в уборную, сажусь на закрытую крышку унитаза и опускаю голову на колени. Почему в доме Ноа, я чувствую себя так странно? Может, потому что надеюсь на повторение той ночи? Или потому, что вижу Ноа таким, каким он себя раньше не показывал?

И с чего я вообще решила, что все это — нечто большее, чем желание просто потусоваться? Его приглашение ничего не значит. Ноа нужна была компания и, возможно… секс. Ладно, определенно, секс.

Встаю, подхожу к туалетному столику и внимательно изучаю себя в зеркале. Да, это мои карие глаза моргают мне в отражении, только я сама на себя не похожа. Щеки раскраснелись, во взгляде возбужденный блеск, которого не было последние четыре года. С одной стороны, ненавижу, что причина тому — Ноа, с другой стороны я рада, что еще не разучилась чувствовать. Возможно, когда-нибудь я встречу человека, который сможет совмещать успешную карьеру и отношения. Одно другому не помеха. Не знаю, почему Ноа всегда так считал. Я бы никогда не заставила его выбирать между мной и единоборствами.

— Выпьешь чего‑нибудь? — спрашивает Ноа, встречая меня в конце коридора. Кивком головы приглашает меня идти следом и приводит в современную кухню. — Есть вода, содовая, пиво, — предлагает Ноа, открывая холодильник из нержавеющей стали. А я разглядываю черную татуировку, виднеющуюся из‑под короткого рукава. Не могу забыть, как она выглядит с того самого дня, когда увидела Ноа в одном полотенце. Узор начинается на плече, спускается до локтя и обвивает все предплечье. Я без понятия, что эта тату означает.

— Еще есть молоко и сок. — Слова Ноа возвращают меня из мира грез.

Когда подхожу ближе, он достает бутылку воды, откручивает крышку и делает большой глоток. Наблюдаю, как его кадык движется вверх и вниз. На шее, под подбородком и вдоль линии челюсти, замечаю темную щетину. Она гораздо гуще и темнее, чем раньше. Борюсь с желанием пробежаться кончиками пальцев или провести ногтями по отросшим за два дня коротким волоскам, попробовать их текстуру.

Заглядываю через руку Ноа в открытый холодильник:

— Я бы выпила колы.

Он достает одну банку с верхней полки и протягивает мне.

— Стакан нужен? — спрашивает Ноа, захлопывая дверцу.

— Нет, спасибо, — отмахиваюсь я. — Сейчас нам вряд ли нужны изысканные манеры.

Он улыбается:

— Вообще‑то я собирался дать тебе красный пластиковый стаканчик, а не хрустальный бокал.

— О! — хихикаю я.

Ноа открывает и закрывает несколько шкафчиков, насыпает в миску немного миндаля и кивает сторону гостиной.

— Будь как дома, — говорит он, но, когда я уже начинаю садиться, вдруг останавливает: — Только не сюда! Это мое место, — и широко улыбается.

— Ладно. Похоже, гости у тебя бывают не часто? — спрашиваю, усаживаясь на другом конце дивана. Сбрасываю шлепанцы и устраиваюсь в углу. Повернувшись к Ноа лицом, медленно вытягиваю ноги перед собой, пока они не оказываются на подушке возле его бедра.

— Только парни. Ну, сама знаешь, как это обычно происходит. — Он смущенно улыбается.

О, еще бы. Я росла возле отца и большую часть жизни провела с его командой бойцов. Я в курсе, что с манерами у них не очень… Нет, парни не грубые. Просто тусуются с девушками, только если хотят с ними перепихнуться.

— Да уж, прекрасно знаю. Даже мой отец иногда ведет себя как чертов неандерталец. Как только мама его терпит?

Ноа протягивает мне миску с миндалем, но я качаю головой.

— Я наелась кесадильями. Кстати, еще раз спасибо. Было очень мило с твоей стороны.

— Это меньшее, что я мог сделать. Если учесть весь бардак в СМИ, который тебе приходится разгребать.

Ах вот в чем дело. Нужно было догадаться, что его неожиданный жест имеет причину. И почему теперь, узнав это, я так разочарована? Может, хочу, чтобы Ноа делал для меня что-то, потому что я ему не безразлична? Ну, этому никогда не бывать.

Прислонившись щекой к мягкой спинке дивана, закрываю глаза. Я устала. Устала охранять свое сердце. Устала возводить стены. Если бы только все было по-другому…

Мысли о Ноа, как о чем‑то большем, чем просто развлечение, не сулят ничего хорошего. Нельзя позволять истории с ним сбивать меня с толку. Нечего ждать, что Ноа станет обо мне заботиться. В конце концов, мое сердце будет разбито. Снова.