Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 7



Так что свободу Галке приходилось добывать непосильным трудом, чередуемом с бесчисленным количеством нотаций. Потому что часто схемы Галки не срабатывали. Например, та схема с капустой и подушкой дала сбой на пятый раз, когда воспитательница решила дать деточке воздуху, побоявшись, что одеяло укрыло всю Галку. Увидев подушку, в саду появилось новое правило: спать так, чтобы были видны руки и голова.

Но хоть капусту мальчишки ели по-прежнему с радостью, а Галина за ними доедала курицу, пустив слух о притягивании чёрных кошек куриным духом.

О том времени в саду Галки можно было писать роман, да некому. Война «свекровь-невестка» перешла в новую фазу. Деньги перекочевали к Зинаиде. Но её уже это не интересовало. На горизонте маячила двушка, в которую Зина мечтала перебраться одна. И однажды в пылу ссоры Зина так и заявила об этом свекрови, которая расписывала Коленьку, как величайшую драгоценность.

Что Коленька рогоносец и может быть брошен, вызвало ужас любящей матери. Зинаида потирала руки от долгожданной победы. Массу она набрала знатную и теперь ей хватало голоса, чтобы кричать на саму Алевтину Ивановну, которую на заводе боялись все мужики.

– Старею, – решила женщина и махнула рукой на нелюбимую невестку. – Съедет – нам же проще будет.

Но любимый сыночек махать на жену не хотел и уведомил об этом маменьку.

И мать с сыном, объединившись, прибегли к последнему козырю, Галке, стремясь добиться расположения девочки, дабы через неё повлиять на мать.

При таком раскладе Галка вступила в пятый год жизни, который был отмечен шикарным днём рождения. Таких столов не видывала даже баба Аля. Победный взор Зинки размазывал свекровь по столу, но вкуснейший ликёр делал поражение сладким.

Глава 6. Егоза – это хорошо или плохо?

На шестом году жизни у Галки в словарном запасе появилось два новых слова. Конечно, их появилось значительно больше. Но волнение взрослых вызывало только два. Е-го-за и раз-вод. Что для них было хуже, девочка понять не могла. Расстраивались они из-за обоих. Кроме мамы. Чем Зинаида становилась толще, тем спокойнее она реагировала на любые процессы, происходящие с дочкой. А после получения жилья в виде двушки, Зинка старалась сбагрить дочку на бабушкины и отцовы руки, чему они были несказанно рады. Упустить из своей драгоценной клетушки сразу двух птичек обоим было бы обиднее, а так… Ушла Зина. А Галка почти осталась – лишь иногда гостила у матери.

Чтобы девочка не выступала и не просилась к маме и свободе, а также перестала быть егозой, бабушка (да, теперь она стала бабушкой, а не бабой) нашла к ней подход. Подкуп! Теперь девочку не пугали ненавистным словом «нельзя» и не запрещали делать ничего. Но предлагали, что если она будет паинькой, то…

То её бабушка возьмёт в парк аттракционов.

То ей папенька купит новое платье, да такое, что Светка из третьего подъезда позеленеет от зависти.

То бабушка купит ей лошадку или машинку, или ещё чего-нибудь, а лучше всего возьмёт девочку в Детский мир, где она выберет сама, чего хочет.

Так Галка к шести годам свободу продала. Войны в семье Бураковых закончились. Зинаида съехала, а не по годам смышлёная девочка капитулировала – ведь ей очень хотелось и платье, и куклу, и в парк аттракционов, а ещё, конечно, жвачки. Ведь у Светки была, а у неё – нет. Но получить всё это Галина могла лишь одним способом – выполняя всё, что хотела бабушка.

Перечень был не длинным.

Не водиться с мальчишками, потому что они научат плохому.

Носить платья и сохранять их чистоту.



Говорить «спасибо», «пожалуйста», «здравствуйте», «до свидания».

Не лезть во взрослые разговоры со своим мнением, а отвечать только на вопросы, как все нормальные дети.

Гулять, а не лазить по деревьям и заборам или носиться, как соседский кот Васька. «Сразу видно, что бешеный», – говорила бабушка Аля, а бешенство в квартире не одобрялось.

А ещё кушать аккуратно и не устраивать в саду заговоров против воспитательниц.

Конечно, Галка не всегда получала, что хотела. Потому что не всегда удавалось сдержаться и не подложить, например, в суп Свете лягушонка. Почему-то воспитательницы никогда не ошибались при поиске виновной. Или дерево так манило девочку, что она плевала на чистоту платья. Но чем старше она становилась, тем реже возникали подобные вспышки жажды свободы и тем больше хорошего предлагала бабушка.

Зинаида же прочно обосновалась в собственной квартире и о дочке вспоминала изредка. Она перестала быть Бураковой, став, как раньше, Петуховой. Завхоз был безнадёжно женат и фамилию свою давать не собирался, а потом и ходить перестал, видимо, кто-то появился на горизонте.

Поэтому в семье Бураковых поднялся переполох, когда Зинаида аккурат накануне нового года уведомила бывших родных, что её ненаглядная кровиночка отныне будет жить с ней – пора положить конец проискам бабуси с папусей, желающих разлучить мать и дочь.

Так третье слово ознаменовала шестой год жизни Галки: пе-ре-езд. Это было интересно, хоть и рушился привычный уклад. Что принесут перемены, Галина не знала. Но вспомнила о своём горячем желании свободы и… заявила, что хочет жить с мамой, когда папа и баба пытались надавить на Зину через дочь. Девочка даже пустила исключительное оружие – слёзы. Их видели редко. А не видевшие не верили, что Галя Буракова может плакать. Но она могла, да ещё как. Крики остались в прошлом. Взрослой девочке не подобает кричать, поэтому рыдания были тихими, но очень водянистыми и продолжительными. Глядя на безутешную девочку, капитулировала Алевтина Ивановна, признав права бывшей невестки.

Чемоданчик девочки был собран. Он оказался небольшим, потому что многочисленные игрушки бабушка и папа оставили у себя под предлогом того, что девочка им родная и будет приходить в гости. А чтобы её тянуло в гости, был придуман этот план.

Так девочка начала жить у мамы, а ходить в гости к бабушке и папе, что изменило всё. Потому что мама оказалась на редкость несамостоятельной. И Галка развернулась по полной.

Зачем Зинаида забрала дочь? Судя по всем, ей просто стало одиноко. Завхоз исчез из жизни, никого нового не появилось. А талию найти не удавалось. В магазине теперь глазели не на неё, а на окорока, которые она продавала, и Зина страдала. Особенно перед новым годом, который маячил на горизонте и в который страшно было остаться одной. Так Зинаида Петровна вспомнила о дочери.

Теперь она смело могла сказать на работе, что она встречает новый год с дочкой, да ещё и сделать вид, что жертвует собой ради ребёнка, а также утащить несколько лишних новогодних подарков под девизом «всё лучшее детям». И кстати, было кому поплакаться в жилетку о несложившейся жизни. После бутылочки ликёра в роль жилетки подошла даже дочь.

Получив полную свободу в обмен на выслушивание матери, Галка испытала первые трудности. Она уже не знала, что с этой свободой делать. За год девочка привыкла не лезть, не совать нос, не шуметь, не пачкаться, что теперь шуметь, лезть и мазюкаться в любое время она не могла. Только по вдохновению, которое приходило редко.

Конечно, ёлка и дед Мороз в новогоднюю ночь повеселили ребёнка. Потому что ей впервые разрешили не ложиться спать, да к тому же пообещали деда Мороза. А Галка давно хотела доказать всему миру, а особенно Светке, что он ненастоящий. Поэтому «дед Мороз» улепётывал из их квартиры без бороды и шапки, а у Галины на руках появились козыри в спорах с одной очень выпендривающейся особой.

Но в целом было скучно, хоть стало и привольнее. За Галиной не ходили с нотациями и не контролировали каждый шаг. И девочка увлеклась чтением, что очень радовало маму, и она всем рассказывала, какая у неё примерная дочка. Что читает дочь, Зинаида не интересовалась, а Галка пользовалась на полную катушку моментом. Бабушка книги про пиратов и разбойников внучке брать не позволяла.

Вместе с книгами к Галке постепенно возвращалось желание буянить. В саду напряглись. Теперь вся группа играла в пиратов или разбойников, что очень сильно подрывало дисциплину. Часто пирожки становились сокровищами, которые обязательно собирались под подушкой у Галки, а ненавистная капуста – пищей, дающей пиратам смелость и отвагу. Вместо сна группа ползала под одеялами из кровати в кровать – очередной пиратский рейд невозможно было отложить. А на пении летали пули – хоть и из бумаги, но они неприятно ранили учительницу. Конечно, маму вызывали в сад, но та плакалась на свою одинокую жизнь и приносила окорока. Окорочка ценились, одинокая жизнь вызывала жалость, и Галке прощалась свобода.