Помоги вернуть сына

– Девушка, вы сейчас в сумке дыру протрете, – вздрагиваю от звонкого голоса какой-то девчонки за спиной. Я и не заметила, что волочу сумку по асфальту. И бреду понуро, втянув голову в плечи. Шаркаю по дорожке как старушка. Интересно, Рус смотрел на меня в окно? Хотя зачем ему смотреть? Он получил свое, воспользовался мной, как расходным материалом, вилкой во время обеда, например. Или туалетной бумагой… От этих мыслей становится невыносимо грустно.

– С-спасибо, – произношу чуть слышно.

Нельзя в таком виде домой идти – бабуля расстроится, соседи начнут языком болтать – они это хорошо умеют.

Перехожу дорогу и сворачиваю в сторону парка. Невзирая на удивленные лица прохожих, умываюсь в фонтане и приглаживаю волосы. Достаю из сумки зеркальце, расчесываюсь, припудриваюсь, крашу губы розовым блеском. Не то чтобы мне это очень надо, но перед бабушкой стыдно… Если бы она только знала, на что мне пришлось пойти ради Левушки! По дороге домой успокаиваюсь, пытаясь сосредоточиться на воссоединении с сыночком. Отметаю воспоминания о жгучих глазах Руса и его сильных руках, повторяя на репите «ненавижу, ненавижу, ненавижу…». Убеждаю себя, что ненавижу, мысленно заставляю разум проснуться и хорошенько пнуть сердце. Чтобы не верило и не прощало… Не надеялось на то, чего никогда не случится…

– Бабулечка, как ты? – распахиваю скрипучую калитку, завидев «преступницу» возле клумбы с тюльпанами. – Вероятно, ты хочешь упасть с коляски и лежать на земле до моего возвращения? – смериваю бабулю строгим взглядом и упираю руки в бока.

После инсульта бабушка передвигается в инвалидной коляске – это одна из причин, по какой мне пришлось на время отдать Леву в дом малютки.

– Ну сиднем сидеть спасу нет, Ладушка! – протягивает бывший директор школы Нина Семеновна или, попросту говоря, бабуля. – Я аккуратненько, да и чувствительность восстановилась. Сама смотри! – она поднимает руки и активно двигает кистями. – Некому двором заниматься, внучка. Хоть бы дожить до свадьбы, Ладушка… Ты же красавица у меня, да умница. Неужели, парней на кондитерском комбинате нет?

Опять двадцать пять! И так почти каждый день! Понимаю – бабушке больно смотреть, как я тружусь на нескольких работах, шью на заказ, из кожи вон лезу, чтобы занять свое место в жизни. Видеть мои неудачи, обрушивающиеся с завидной регулярностью… Почему у меня не получается? Не пью, не курю, работать не боюсь – а все без толку!

– Бабуль, я… – прячу взгляд и облизываю губы. Совсем недавно я трогала ими Руса…

– Только не говори, что ходила к этому… ничтожеству! Не нужны нам его деньги! И помощь не нужна! – ультимативно произносит она. И смотрит на меня так пронзительно, что холодеет внутри.

– Ну почему ты такая, а? – взрываюсь я. – Гордая, принципиальная? Ничего не нужно, живи, Русечка в удовольствие, сори деньгами, гоняй на мотоцикле, трахай все, что движется! Так, получается? Бабуль, – мой голос дрожит, наполняясь слезами. – Тебе меня не жалко?

– Ладка, да ладно тебе. Погорячилась я… Прости старую. – Оттаивает бабушка. – На солнце, видать, перегрелась. Жалко, конечно, внучка… Но, когда ты сама… стараешься, трудишься, суетишься – это одно. А унижаться перед всякими бездарями… В этом случае мне тебя, Ладка, жалко вдвойне!

– Пойдём в дом, бабуль. Все образуется, вот увидишь. И… да, я ходила к нему. – Хватаюсь за рукоятки и разворачиваю коляску. Бабуля не видит моего лица и стыдливо опущенных глаз… Ни к чему ей огорчаться.

– И что? Рассказала про сына?

«Почему ты не обратишься за помощью к ублюдку, от которого нагуляла приплод?», – в памяти всплывают едкие слова Руслана. Его сын для него приплод… Ублюдок, которого я «нагуляла». И он ему совсем не нужен – никак не вписывается в яркую жизнь, полную развлечений, громкой музыки и красивых девушек. И я не вписываюсь… Простушка, швея, деревенщина… Когда-то судьба столкнула нас лбами – таких непохожих и разных…

– Нет. Ему он не нужен. И я…

– Может, все-таки, стоит сказать? – твёрдо возражает бабуля.

– Пять минут назад ты назвала Руслана ничтожеством! – фыркаю я. – И добавила, что нам не нужны его деньги.

– Ладно, мне надо все обдумать, – протягивает бабуля. – Я уже и сама запуталась, как поступить правильно. – Бурчит бабуля, теребя пояс ситцевого рабочего фартука.

– А что тут думать, бабуль? Я попросила помочь, Руслан сделает все, что может. А нет… Буду бороться сама. И давай закончим на этом. Идем обедать? Сейчас покормлю тебя, а потом массаж сделаю.

«А следом спрячусь где-нибудь в сарае и нарыдаюсь от души! Сама же хотела…».

При бабуле я боюсь плакать… Не то чтобы я не доверяю ей – просто не хочу добавлять переживаний. Вперед, Ладка! Забудь прошлое, отпусти его – пусть летит как цветик-семицветик, подальше прочь… Все кончилось – любовь, доверие, обожание, что я когда-то видела в глазах Руслана… Глупая девчонка – все было лишь игрой. А я была игрушкой…

Прогоняя грустные мысли, варю бабуле суп из последнего куриного окорочка, кормлю ее и укладываю спать. А потом набрасываю на плечи шаль и выскакиваю во двор. Треплю Грома по упитанной холке и шмыгаю в сарай. Под ногами шуршит гравий, а тяжелая деревянная калитка впускает меня в пахнущий сеном и комбикормом сарай. Я не выдержу, черт возьми… Думала, смогу, но нет… Сломаюсь окончательно в его руках. Завтра же позвоню Русу и откажусь… Не нужны мне его помощь, деньги, связи – за все это слишком высокая плата.

– Идем, Гром. Проведаем бабулю и пойдем в лес гулять, – утираю распухший от слез нос и вздрагиваю от вибрирующего в кармане телефона. Номер незнакомый… Неужели, с Левушкой что-то?

– Слушаю, – всхлипнув, отвечаю я.

– Лада? Ты плачешь?

– Кто это? – делаю вид, что не узнаю Руса.

– Руслан. – Чеканит он, а я на расстоянии чувствую исходящие от него волны раздражения. – Завтра в обед жду тебя в клубе.

– Зачем?

– Отрабатывать мою любезность, Ладушка. – С издевкой произносит он. И мне до черта не нравится это его «Ладушка». – Утром я встречаюсь с сотрудником органов опеки.

– Хорошо, – оседаю по стенке и зажмуриваюсь от слепящих слез. – Я приду.

Глава 2.

Лада.

– Фамилия! – рявкает охранник на входе в клуб. Здание спит – высится посередине улицы, как огромный каменный великан с цветными панорамными окнами. Совсем скоро монстр оживет: стеклянные глаза зажгутся огнями электрического света, из всех щелей повалит сигаретный дым. Обитель порока, не иначе… Орущая разными голосами и женскими стонами…

– А-аракчеева, – прочистив горло, отвечаю я.

Охранник мерит меня подозрительным взглядом. Неудивительно – на мне простой хлопковый сарафан в полоску, две косички спускаются по плечам до талии, на ногах черные кожаные балетки. И да… я не удосужилась сделать макияж. Нравится или производить впечатление на это… на этого мажора я не собираюсь.

– Проходи. Руслан Анатольевич у себя, – фыркает он.

Ступаю по отдающему сыростью полу, зябко поеживаясь. Темно, холодно, мерзко… А Руслану нравится это место – смрадное от паров кальяна и сигарет, темное. Под стать его душе… Робко взмахиваю ладонью и тихонько стучусь.

– Заходи, – выкрикивает он, еще не видя, кто стоит за дверью.

– Здравствуйте, Руслан… Анатольевич, – глухо произношу я, заглянув в дверной проем.

– Входи, давай. И дверь запри.

Руслан стоит возле окна, опустив ладони в карманы джинсов. Рассматривает уличную картинку, удостоив меня коротким взглядом. Я так и застываю у входа. Тянусь ладонью к дверной ручке, нашариваю прохладный металл и с шумом запираю дверь.

– Умница, – ухмыляется Руслан, лениво разворачиваясь на месте. Расслабленный, уверенный в себе, невозмутимый… Не то что я – одеревеневшая от страха и волнения, жалкая, ссутуленная. – Подойди ближе. – Командует он.

– Руслан, я… – стараюсь сказать твердо, но выходит невнятное мяуканье. – Спасибо за твою помощь, но я, пожалуй, откажусь. Я… просто…