Собор

– Операция по освобождению. Этот штурм называется операцией по освобождению заложников, Роберта, – уточнил он и подмигнул Бурку.

– В любом случае мы… я хочу, чтобы ты был здесь, наверху, – резко проговорила Шпигель.

– Думаю, я буду здесь, но внизу.

– Нет! Через пять минут ты должен явиться сюда, и только попробуй задержаться.

Лэнгли бросил взгляд на Бурка.

– Хорошо, – холодно ответил он и повесил трубку. – Просто какая-то сумасшедшая ночь!

– Потому что полнолуние… – согласился Бурк.

Они долго сидели молча, затем Лэнгли спросил:

– Ты пойдешь с Беллини?

– Думаю, мне нужно… до конца разобраться с фениями. – Бурк закурил. – В этом храме немало всяких тайн, как сказал мне майор Мартин. И до того, как Беллини начнет сносить головы всем без разбора, до того, как собор окутает дым…

– Так делай то, что должен. – Лэнгли через силу улыбнулся. – Уж не хочешь ли ты поменяться со мной и поддерживать под ручку мисс Шпигель?

– Нет, уволь, благодарю.

Лэнгли нервно посмотрел на часы.

– О'кей, передай Беллини, чтобы он надежно запер Шрёдера там, в комнате. А на рассвете мы придем за ним и проведем его мимо телекамер, как олимпийского героя. Шрёдера крупным планом, а Лэнгли – назад, в массовку.

Бурк кивнул и добавил:

– Вот еще что. Полицейская из конного отряда, Бетти Фостер… Господи, кажется, так давно это было! В любом случае позаботься, чтобы ее поощрили… И если у меня больше не будет шанса поблагодарить ее лично… Тогда ты сможешь…

– Не беспокойся… Я позабочусь об этом, – тихо ответил Лэнгли и покачал головой. – Ну и сумасшедшая ночка! – Он уже направился к двери, но вернулся с полпути. – Да, совсем забыл, тут кое-что еще для тебя, займись, когда вернешься. Мы сняли отпечатки пальцев Хики со стакана, из которого он пил здесь. – Лэнгли кивнул в сторону стула, на котором сидел старик. – Они смазаны, но в Олбани и ФБР на девяносто процентов уверены, что это отпечатки Хики. Также организовали его опознание людьми, видевшими его по телевидению…

Бурк понимающе кивнул:

– Значит, подтверждается?

– Не совсем. Судмедэксперт из Джерси, который проводил эксгумацию, проверил его зубы и… – Он взглянул на Бурка. – Какой-то… призрак. Вот уж поистине оборотень.

– Да перестань же, Лэнгли, – бросил Бурк сердито.

Лэнгли рассмеялся:

– Я пошутил. Гроб был полон земли, а сверху лежала записка, написанная почерком Хики. Что в ней, расскажу тебе позже. – Он улыбнулся и открыл дверь. – Так, говоришь, Бетти Фостер, верно? Увидимся позже, Патрик!

Входная дверь медленно захлопнулась. Бурк обежал взглядом комнату. У стола полукругом сгрудились более дюжины офицеров спецназа, одетых в черное. Настенные часы над ними отсчитывали последние минуты. Спустя несколько секунд офицеры выпрямились почти одновременно, как футбольная команда после краткого совещания на поле, и заторопились к выходу. Беллини задержался, уточняя какие-то детали. Его черная массивная фигура в ярко освещенной комнате почему-то напомнила Бурку темную грозовую тучу на солнечном небе.

Подойдя к столу, Бурк неторопливо натянул высокий, по самую шею свитер, а сверху надел пуленепробиваемую куртку. В петлицу он воткнул зеленую гвоздику, взятую у спецназовца, у которого их оказался целый букет. Взглянув на чертежи в последний раз, он прочитал пометки, второпях написанные командирами подразделений, и спросил Беллини:

– А где во время штурма безопаснее всего находиться?

Беллини подумал секунду-другую и ответил:

– В Лос-Анджелесе.

Глава 57

Брайен Флинн стоял за кафедрой, возвышавшейся над полом главного зала на целый этаж. Медленно обведя взглядом пространство огромного храма, расстилавшееся перед ним, он громко скомандовал в микрофон:

– Выключить свет!

Сразу же стал гаснуть свет в секции за секцией: в алтаре, на галерее, в часовне Богоматери – это был пункт Хики, затем погасил свет в четырех трифориях Салливан, потом на церковных хорах, и, наконец, погасли огромные висячие люстры над нефом и светильники на чердаке. Вестибюли, книжная лавка и боковые алтари также скрылись в темноте, когда Хики прошелся по собору, отыскивая оставшиеся выключатели.

Флинн заметил, что несколько тусклых лампочек все еще продолжали гореть. Вероятно, их выключатели находились где-то за стенами собора. Послышались звуки разбиваемого стекла – Хики и остальные били горевшие лампочки, до которых могли дотянуться.

Флинн удовлетворенно кивнул. Сигналом к началу штурма могло быть выключение света главным рубильником в доме настоятеля. Тогда приборы ночного видения дали бы полицейским огромное преимущество над фениями. Но Флинн вовсе не собирался предоставлять им это преимущество, заранее выключая свет; уже горели и потрескивали в окружающем мраке сотни и сотни церковных свечей. «И этот, – подумал Флинн, – вечный древнейший источник света бросает вызов страху кромешной темноты, и полиция не в силах его потушить». Кроме того, по всему собору боевики расставили бенгальские огни и сигнальные ракеты, чтобы устроить такой фейерверк, от которого приборы ночного видения пришлось бы выбрасывать. «Вот уж будет сюрпризик для капитана Беллини», – подумал Флинн.

Положив руки на холодную балюстраду кафедры из каррарского мрамора, он спокойно смотрел на огромный зал собора, стараясь, чтобы глаза привыкли к полумраку. Дрожащие тени играли на стенах и колоннах, но свод оставался полностью затемненным. Легко было вообразить, что крыши над головой нет, а колонны свободно вздымаются вверх и устремляются в чистое ночное небо – такая иллюзия станет реальностью следующей ночью.

Длинные черные трифории и галереи над головой, которые и при ярком свете всегда были затенены, сейчас погрузились в полную темноту и стали совершенно невидимы, и только редкое постукивание и лязганье винтовок о мраморный пол напоминали, что они все же есть.

Церковные хоры были также охвачены тьмой, и мрачный свет над ними походил на тяжелую черную завесу, отделяющую это пространство от яркого внешнего мира, но Флинн ощущал зловещее присутствие двух людей в комнате для спевок хора гораздо сильнее, чем когда он приходил к ним при свете. Сейчас они, скорее всего, наслаждались окутавшей их темнотой и не обращали внимания ни на что.

Флинн глубоко вдохнул носом прохладный воздух. Кругом разлился запах горящего фосфора. Жгучий и резкий, он, казалось, уже стал неотъемлемой частью собора. Странный мускусный запах смешался с запахом старого ладана и стеарина свечей и чем-то еще непонятным. Такая смесь запахов являлась для Флинна одной из главных примет римской католической церкви, этот смешанный запах сохранялся во всех церквах, где ему приходилось бывать, вызывая в сознании смутные воспоминания о детстве.

«Прочь, прочь, – подумал он. – Уходите». Но ему стало бесконечно приятно от этих воспоминаний, словно он одолел в теологическом споре самого епископа.

Он опустил глаза и посмотрел на множество горящих свечей и бенгальских огней. Сейчас свет казался не таким притягательным, огоньки переливались красным и голубым, словно горели серные светильники вокруг алтаря, и искрились, что напоминало о геенне огненной. Святые на алтарях, показалось ему, пришли в движение и закружились в непристойной пляске. Блаженное выражение на их белых лицах внезапно преобразилось в бесстыдные гримасы и открыло, по мнению Флинна, их истинную сущность.

Но самые фантастические метаморфозы произошли с окнами, которые, казалось, зависли в темном пространстве, увеличившись вдвое по сравнению со своими реальными размерами, и поднялись на такую умопомрачительную высоту, что, если на них смотреть снизу, просто кружилась голова. А еще выше церковных хоров, над медными трубами органа, которые словно парили в воздухе, виднелось круглое розовое окно, которое засасывало смотрящего в темно-голубой водоворот, в пучину, в преисподнюю, полную теней и духов, в царство мертвых, откуда нет никакой надежды выбраться.