Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 14



И мне стало очень обидно. Я тоже не заслужила того, чтобы пить из треснувших кружек. А уж поколотые салатники сразу бы выбросила, но их тоже «нельзя трогать».

А почему я не могла пойти и купить другую посуду – не знала. Не могла и всё тут.

Вдруг я услышала детский плач. Он доносился из соседней комнаты, как и звук включённого телевизора.

Вздрогнув, я бросила тряпку, которой собиралась протереть стол, и выбежала из кухни.

Ракурс сместился.

Теперь я укачивала ребенка под звуки равнодушного комментатора. Ему, невидимому мужчине из телевизора, было наплевать, что громкость бьёт по ушам и превышает все допустимые в десять часов вечера децибелы. Он орал, что нападающий перехватил подачу и рвётся к воротам противника. Ему важно было донести свою характеристику футболиста как до замершего перед телевизором мужа, так и до его сына, вздумавшего так не вовремя проснуться.

– Опять хнычет, – недовольно цедит муж, хрустя чипсами. – Это он в тебя такой. Я в его возрасте спал по шесть часов без пробудки и не мешал родителям жить.

Меня эти слова искренне возмущают, и я несдержанно отвечаю:

– Как ты можешь сравнивать? Все дети разные. К тому же Ксения Владленовна растила тебя без отца!

Реакция, последовавшая за этим, удивляет как меня, стоящую с ребёнком, так и меня, наблюдающую со стороны.

– Не смей судить мою мать!– грозно рычит муж.

И я пугаюсь. Делаю шаг назад, отворачиваю ребенка, чтобы не ударил.

Слишком обозленное лицо у мужа, слишком гневно щурит глаза. Да и рука у него тяжёлая. Я почему-то хорошо это знаю.

– Вань, я не сужу твою мать, – шепчу и едва сдерживаю непрошенные слезы. При нем нельзя плакать – муж не любит женской слабости. Он миллион раз говорил, что самая лучшая женщина на земле – его мать – никогда не плачет. – Я пойду в кухню, Вань. Чай будешь?

Меня смеряют уничижительным взглядом, а потом снисходительно сообщают:

– Давай, только с двумя ложками сахара. Без горки. Не как в прошлый раз.

– Да, Вань, – шепчу я и с орущим ребёнком на руках иду делать чай.

Слезы застилают глаза, стоит мне ногой закрыть дверь в кухню. Я устало облокачиваюсь на нее и продолжаю машинально качать дитя.

– Тсс, маленький, тсс, тише, – шепчу.

Чувствую, что молока нет. Груди пустые, а ведь кормила его два часа назад.

Не наполнились, нужно подождать. Поспать.

А смесь давать нельзя – дорого.

«Посадишь ребёнка на смесь, и разоритесь! – слышу в голове авторитетный голос. – Вот я Ванечку выкормила без всяких смесей, и какой хороший мужчина получился».

Ребенок орёт дурниной, пока я пытаюсь и покачать его, пританцовывая при каждом шаге, и заварить в чайнике листовой чай.

Не рассыпать бы, а то попадет. Скажет, что я транжирю его деньги.

И никого не волнует, что чайные пакетики заваривать с малышом на руках удобнее.

«Мама купила на распродаже три кило листового чая. Скажи спасибо, что самой не пришлось бегать по магазинам!».

Кипяток проливается, попадает мне на ногу. Я вскрикиваю и чуть не роняю малыша. В момент, когда я стою цаплей на одной ноге и мучительно стону, в кухню заглядывает муж. Я вижу его недовольное лицо, поджатые полные губы. Но что он мне говорит – не слышу.

Невидимая сила высасывает меня из дурного сна…

…и я возвращаюсь в реальность.

Распахиваю глаза и с огромным облегчением вижу потолок кареты. Тело затекло после долгого неудобного положения, и правая нога не двигается – онемела.



Рядом со мной на сиденье посапывает Феликс.

Я аккуратно разминаю затекшие конечности рукой.

«Какое счастье, что это всего лишь сон!».

После страшного кошмара моя собственная ситуация кажется подарком судьбы.

Ха, всего-то сбежать от навязанного жениха и начать новую жизнь. В конце концов, официально я согласия на брак не давала, какие ко мне претензии? А мнение самого дядюшки меня не волнует. Вот выполню задание Лиса, устроюсь на новом месте, обзаведусь нормальным женихом, и тогда потребую свое приданое. И пусть дядя только попробует присвоить что-нибудь себе! Мой будущий жених по судам его затаскает! Вот так!

Довольно улыбнувшись своим мыслям, я потянулась. Размять косточки и хрустнуть позвоночником после сна очень приятно.

В окошко светило полуденное солнце. Карета мерно скользила по проселочной дороге.

Сколько же я проспала? По ощущениям – часов двенадцать, не меньше.

– Мы в Доцео, – раздался хриплый голос. От неожиданности я подпрыгнула. Ясные голубые глаза смотрели на меня с насмешкой. – Отоспалась, неженка?

ГЛАВА 8

Меня возмутило прозвучавшее в его голосе снисхождение. Прямо как спусковой курок нажали. Я не неженка, а самостоятельная личность! Я все всегда делаю сама! Да какое он имеет право насмехаться надо мной?! То, что он друг Лиса и передал мне фальшивые документы, еще ни о чем не говорит! Я не его горничная и не жена!

– Я не неженка! И прошу вас воздержаться от сомнительных характеристик. Вы ничего обо мне не знаете, – вздернула подбородок.

– Ой ли?

На Феликса мой грозный вид не произвел никакого впечатления. Он достал из большого дверного кармана газету и протянул мне.

На первой же странице я увидела заглавие «Пропала наследница Форштайн», а дальше шли фотографии дядюшки, который с самым скорбим видом стоял у крыльца нашего столичного особняка и прижимал к сердцу руку. Ага, как будто ему плохо. И Рэга. Некромант в своей жуткой чёрной хламиде, сморщив длинный нос, недружелюбно смотрит в объектив. Даже моя пропажа не заставила его изменить своим привычками и, к примеру, переодеться во что-то приличное.

«Родственники готовы идти на сделку с похитителем», «Жених пропавшей даёт показания», «Изабелла Форштайн сбежала накануне помолвки», «О пропаже наследницы великого мага доложено королю»… Кажется, целый выпуск известной теговской газеты посвящен мне.

Быстро пробежав глазами текст, я хмыкнула. Доводы один страннее другого могли бы развеселить, если бы не одно но:

«О чем молчало семейство Форштайн?».

Последняя заметка заставила меня задрожать и усилием воли закрыть газету.

Дядюшка решил себя обезопасить. И когда я размышляла вечерами о его чувствах к своей сестре и ко мне, его единственной племяннице, я никогда не думала, что он на это решится.

Он обещал сохранить в тайне мою потерю памяти и не очернять имя сестры.

Однако сейчас на кону лежит состояние Форштайн, и кто я такая, чтобы мешаться у него под ногами?

«…Последнее время Изабелла страдала депрессией и нервными расстройствами. Мы с её женихом Рэгом прикладывали много усилий, чтобы остановить её деградацию. Нанимали врачей, магов. Советовались с лучшими ведьмаками королевства… Гибель родителей в той поездке навсегда оставила след в хрупкой женской психике, – цитировал журналист слова дяди. – Мы не исключаем того, что она захотела покончить с собой и выбрала для этого уединенное место. Мы подали прошение на магический поиск её тела или останков…».

– Вот гад! – не удержалась я.

То есть он может взять любой труп и опознать, как будто он мой?! В последний год меня мало кто видел. После смерти родителей я могла исхудать, побледнеть и прочее. А если труп обезобразить, то даже внешнего сходства не потребуется!

Вообразив, как дядя довольно потирает руки и благодарит меня за побег, я запыхтела возмущённым ёжиком. У, скользкий гад! Даже про пожар и ведьмака ничего газете не рассказал!

Решил перевести все наследство на свое имя и оставить меня с носом?!

– Да, твой дядюшка выглядит весьма обеспокоенным, – хрипло засмеялся Феликс, – пропажа сильно огорчила его и внесла коррективы в планы.

– Какие планы? – я брезгливо сложила газету как попало и впихнула Феликсу в руки.

– Слышал, был заказ на инсценировку грабежа одного замка… – ехидно заметил он, играя бровями. – Плюс убийство. При нападении якобы должна была погибнуть девушка. Охраны особо никакой, замок в глуши – легко списать всё на разбойников. Ну а жениху носить траур, как я понимаю, не привыкать. Все шито-крыто.