Дезертир

   Малик шагнул к озеру.

   Конец

   Лица земли

   1.

   Алексей не привык замечать того, что у него под носом. И выражение "Курочка по зёрнышку..." также не было в числе его любимых. Если уж проводить аналогию с птицами, Алексею больше нравились хищные особи, те, что видят добычу за километр, ложатся "на крыло" и следуют к ней, не взирая на палящее солнце и сильный попутный ветер. Именно таким бы я был - думает он с удовольствием, проталкиваясь через людскую толпу на перроне - царём небес.

   Красная ветка московского метро. Час пик, восемь пятнадцать утра. Чистые пруды, переход на станции Сретенский бульвар и Тургеньевская. Люди текут нескончаемым потоком, пахнет одеждой, промокшей от дождя. Задев портфелем, Алексей выбивает у кого-то из рук электронную книгу, и этот кто-то чудом успевает поймать её у самого пола. У самых эскалаторов, рядом с будкой работника метро, играют на гитаре. Кто им разрешил? - раздражённо думает Алексей, и тут же произносит, громко, с выражением, наслаждаясь суетой рабочего дня, нарождающегося у многих, но подходящего к завершению у него:

   - Кто дал право портить таким как мы, рабочим людям, настроение своей бездарной игрой?

   Его поддержали. Бородатый господин в расстёгнутой почти до пупа рубашке и куцей джинсовой куртке наехал на мужичка, что перебирал струны, совершенно лысого и какого-то неказистого. Довольный, Алексей пошёл дальше. Поднялся на эскалаторе, кивком поздоровался с полицейским, который пялился на его портфель, объёмистый, как саквояж престарелой путешественницы, вышел под дождь. Поднял воротник пальто.

   По дороге он рассеянно думал о том, как много людей видит на улице каждый день. Бесшумно, как горячий нож и масло, они встречаются и расходятся, едва удостоив друг друга взглядом.

   Он думал также о контракте, ставшем истинной жемчужиной вчерашнего вечера. После того, как две ладони соединились в рукопожатии, начался форменный бедлам с летающими бокалами, облапанными задницами официанток и ездой на мотоцикле в пьяном виде, но Алексей всё это заочно себе простил. "Брэйнсторм"! Подумать только! Это признание. В пухлом портфеле он нынче принесёт домой настоящую звезду.

   - Нам нужны проверенные люди, - менеджер группы, толстяк с непроизносимой латышской фамилией, поднял бокал. Вечер был в самом разгаре. Размеренная манера говорить и строгий, внушительный голос не вязались с розовым бюстгальтером подружки барабанщика, обёрнутым вокруг его идеально круглой головы на манер платка. Алексея разбирал смех, но он сумел сохранить серьёзную мину. Сколько же было парней, которые не сдержались, упустив шанс сорвать банк?

   Прошла эпоха бездарей, которых приходилось тащить в большой мир на собственном горбу, - сказал себе Алексей, вспомнив парня с гитарой в метро. Ему не помешала бы помощь. Но не его, не музыкального менеджера, теперь уже экстра-класса. Быть может, врача, хорошего повара и, наконец, преподавателя музыки, который научит его ритмике... хотя бы брать аккорды. В таком порядке.

   - Вы женаты? - спросил после седьмого бокала вина толстяк, которого лишь немного повело вбок. - У меня двое детей. Милые малышки.

   Он изъяснялся по-русски с едва заметным акцентом, растягивая гласные и произнося "р" как "арр".

   - Без этого нам, серьёзным людям, не прожить никак, - ответил Алексей. - У меня сын подрастает. Скоро одиннадцать.

   Алексей не мог позволить себе захмелеть. Только не сегодня! Если первые три бокала он употребил по назначению, то последующие, когда высокий гость отворачивался или отходил в туалет, сливал в кадку с огромной пальмой, стоящей позади его кресла.

   - Славный мальчуган?

   В этот момент на лице толстяка с непроизносимой фамилией появилось нечто, что на миг вывело Алексея из равновесия. Словно давно закатившееся солнце вдруг выглянуло и бросило через окно ресторана луч, подсветив лоб со следами давнишней угревой болезни и глубоко посаженные глаза. Одно-единственное воспоминание о собственных детях будто послужило индульгенцией, согласно которой толстяку прощалась львиная часть грехов.

   - Да, он... ничего, - сказал почти сквозь зубы Алексей. Презрение, которое он чувствовал к большому во всех смыслах человеку, усилилось. - Учится не очень, но кто из нас, скажите, в его годы по-настоящему старался? Верно?

   Славный мальчуган... обычный. И жена обычная. Алексей вряд ли сумел подобрать для них более верные эпитеты. Он был птицей высокого полёта, и эта возня в гнезде не заслуживала его внимания.

   Дождь кончился. Деревья беспокойно качались над головой. Уже подходя к подъезду, мужчина вдруг остановился. По вискам стекала вода, капая в придорожную грязь. Он растеряно провёл рукой по волосам: что заставило его остановиться?..

   Взгляд скользнул вниз, к мыскам туфель, которые ещё секунду назад были безукоризненно чистые - Алексей Толмачёв был из тех людей, что умудряются сохранить в чистоте обувь, даже если канализационные реки вдруг все разом выйдут из берегов. Он, только что стоявший на тротуаре, вдруг оказался на обочине. Здесь следы шин, лужа, несколько воробьёв, населивших чахлый куст...

   Мужчине вдруг захотелось взять в руки комок грязи. Просто так, без особого повода. Погреть его в ладонях, оставить несколько отпечатков пальцев. Это было интимное, почти первобытное желание, и Алексей устыдился его, как мальчишка, который вдруг впервые испытал желание прикоснуться к волосам девочки не для того, чтобы за них дёрнуть.