Страница 60 из 61
— Проклятая. — произнесла тетушка тихо, так, что маги не услышали ее слов. — Низменная земля. Что же, ведьмовское имя дается высшими по мере дел, и говорит оно само за себя. Я не стану говорить тебе, что твоя наставница плоха, лишь укажу на то, к чему она тебя, дитя, привела. Мы снимем с тебя этот крест и настанет для тебя, Касьян, новая страница. Я глава Ковена Земли, ведьма, и я дарую тебе это имя, что означает «пустая, полая». Я дарую тебе его не в обиду, а как сосуд, который ты сможешь наполнить самостоятельно всем тем, что будет важно лишь тебе. Да будет оно новым шансом для тебя, ведьма. Не упусти его.
И пока Мэри, пораженная словами тетушки и легкостью ее действий, стояла пораженная под внимательным взглядом магов, не расслышавших слов Румпельштиды, сама она прошла к костру и, оглядев пространство вокруг, удовлетворенно произнесла:
— Да начнется очищение!
И, повинуясь ее словам, костер вспыхнул до небывалых размеров, заставив водяного испуганно отплыть, дабы не попасть случайно под его тепло, грозящее ему в лучшем случае ожогом.
Тетушка, принявшись раскачиваться из стороны в сторону, вознесла руки к небесам, покрывшимся черными, тяжелыми тучами, и начала распевку, слушая ритм, который вот уже сейчас, на закате праздника Ивана Купалы, звучал в воздухе для всех тех, кто верил, кто жил магией вселенной. То была игра дудочки, уверенные удары барабана и ритмичный звук натянутой струны, утягивающие за собой.
— Шагай в костер, моя дорогая, и будь готова открыть свое сердце. — произнесла тетушка, вынудив ведьму бесстрашно шагнуть вперед и замереть посреди горящего костра, который не обжигал, но заставлял гореть ее душу.
Мэри (или уже Касьян?) не было больно физически, но я боялась представить, какой ад из душевных мук ее ждал. И она горела, горела и горела, пока я и тетушка, как делали то когда-то волхвы, продолжали распевать, открывая свои сердца, чтобы разделить с ней эти муки.
Закончилось очищение лишь на рассвете. И то был, пожалуй, первый праздник Ивана Купалы для меня и присутствующих духов, когда мы не учиняли беспорядки и веселились в ряду своих, а пытались помочь. Не знаю, что думали на сей счет мой домовой, водяной и леший, а я чувствовала себя прекрасно, словно исполнила, наконец, свои обязательства по договору в стоящей форме.
Потому, как последний удар барабана коснулся нашего слуха и костер, поднявшись до небес в последний раз, растворился в окружающем пространстве, я с небывалой легкостью в ногах и на сердце отпустила красующийся на голове венок из полевых цветов по озеру, дожидаясь, пока тот отплывет по воде достаточно далеко.
Действие это имело гораздо больше смысла, чем приписывают современные исследователи. Сейчас ученые у утверждают, что в былые времена девушки, пуская венок по воде, гадали на своего суженого. Мол, куда поплывет венок, по ту сторону и следует искать жениха. Но в самом деле, этот венок — подношение духам, покоящимся под водой в праздник Ивана Купалы. Наш дар тем, кто не может выбраться даже в этот день на землю.
Касьян, продолжающая стоять внутри круга из пепла, растерянно оглядывалась вокруг, словно в первый раз видела всех вокруг, и было в ее жестах, удивленных, изучающих, нечто расслабляющее, одухотворяющее. Она, вытянув руки, с потрясением взглянула на тонкие пальцы, на одном из которых продолжало ловить лучи рассвета помолвочное кольцо.
— С очищением тебя, сестра Касьян. — произнесла тетушка, мягко улыбнувшись девушке.
— Я чувствую… свою силу. — произнесла она и, вскинув руку верх, пустила в небеса поток из ветра, закрутившегося над нами буйством торнадо.
Вот только было это иначе, чем во дворце. Не хотелось накрыть голову руками и бежать прочь от черноты и злости.
— Это твой второй шанс, — произнесла я, встав рядом с тетушкой. — вести свою жизнь так, как должна ведьма. Без злости, мести и страха, но с пониманием, добротой и заботой об окружающих, оставляя свое сердце открытым для нового.
— Открытое сердце означает уязвимость. — покачала головой Касьян.
— Только если ты выберешь неправильную компанию. — усмехнулась я, взглянув на своих добрых духов и недоброго совсем не духа, хмуро глядящего на нас с высота холма, на которого пришлось отправить всех магов, дабы те не мешались. — Я верю в высшую справедливость и в то, что каждый получает в конечном счете то, что заслуживает. Каждое существо нуждается в ком-то рядом, в поддержке, в соратниках, в друзьях и семье. Позволь Вселенной подарить тебе счастье. Дай ей этот шанс и увидишь.
— Но разве я заслуживаю этого после всего, что сделала? — вопросила девушка и ее голос предательски дрогнул, с головой выдавая, как тяжело ей дался этот вопрос.
— Нет ни одного преступления, Касьян, за которое Вселенная не могла бы тебя простить. — покачала головой тетушка. — Вселенная никогда не наказывает, она дает тебе то, что ты заслуживаешь, ориентируясь на то, что ты сама о себе думаешь. Живи с тем, что ты сделала, прости саму себя и получи прощение тех, кто пострадал от тебя.
Ее взгляд метнулся к Грейстоку, который, наплевав на запрет приближаться, спешно спускался к нам, глядя четко на ведьму перед собой.
— Он любит тебя, сердцем чувствую. — произнесла тетушка, осторожно подтолкнув меня, чтобы не мешать предстоящему разговору. — А ты любишь его. Этого достаточно, чтобы преодолеть любые трудности.
Эпилог
— Влада! — раздался крик, посрамивший всех банши мира, прямечко над моим ухом.
К счастью для только что проснувшейся меня и моей нежной психики, услышала я эту сирену еще на лестнице, когда Игнатище бежала вверх по ступеням к моей спальне в дачном доме, продолжая кричать, а потому сейчас лишь раздраженно поглядела на напарника, приземлившегося рядом с моей подушкой на корточках.
— Чего кричишь? — возмущенно вопросила я. — Между прочим, я спать легла всего с час назад…
Быть может, даже часа не прошло. А все потому, что пришлось провожать магов и вновь очищенную, перерожденную Касьян, хотя ноженьки неистово просились в кровать. Признаться, последние пару минут перед отбытием имперской четы, я просто боролась с желанием прилечь на землю и проспать так, приобщившись к древним привычкам ведьм. А что? Говорят, сон на земле имеет крайне полезные свойства! Пневмония, конечно, не в их числе.
— У нас чп! — перебил меня напарник и, не дожидаясь моего ответа, разом стянул с меня одеяло, заставив воскликнуть и, игнорируя сопротивление, вытянул из кровати, скинув на пол.
— Да что ты делаешь?! — потрясенно прокричала я.
Ответа не последовало. Зато последовали быстрые шаги по лестнице, и вот дверь в мою спальню распахнулась второй раз за день, явив на пороге Матвея. Тот, к слову, залетел не с пустыми руками, а с безразмерной сумкой, из которой в разные стороны торчали рукава и штанины небрежно и явно поспешно утрамбованных в нее вещей.
— Они уже зашли на периметр! — прокричал он и, оглянувшись на растерянную меня, воскликнул: — И чего ждем?!
— Да что происходит-то? — растерянно вопросила я.
— Наших атакуют! — выдал Матвей и перехватил из рук Игната какие-то книги из прикроватной тумбочки.
— Чего?
Нет, определенно, мой мозг отказывался работать в такую рань.
— Как же тяжело до тебя доходит. — вздохнул Игнат и, закинув себе сумку за спину, подлетел ко мне, ухватил за предплечье и потащил по лестнице на первый этаж, игнорируя мое пыхтение.
А здесь, на первом этаже, барсук по имени Гриша (выбирала не я, Матвей выдал ему книжку с именами, а тот уже сам сориентировался) подглядывал в окно на тропинку у дома, по которой уже шагали несколько мужчин в деловых костюмах и, как ни странно, с арбалетом в руках.
Зачем им арбалет?
— Это еще кто такие? — возмущенно выдала я, готовясь идти и отстаивать свою территорию.
— Куда?… — фыркнул напарник, удержав за руку и создав прямо посреди гостиной портал. — Иди давай.