Заговор в Империи

— Да как у тебя язык вообще поворачивается, мышь же ж ты застенная! Да я свой прудик так люблю, так люблю!.. — не сумев подобрать нужных слов, водяной от переизбытка слов начал бить себя по груди, разбрызгивая во все стороны капли, падающие росой на сухую траву. — Вот, как люблю, даже дно расчищаю от остатков грязи!

Вперед на всеобщее обозрение оказались выставлены ведерко с лопаткой, которые при ближайшем рассмотрении все же оказались детскими.

— И где же ты это спер, пузырь? — поинтересовался домовой, заставив водяного почему-то сначала приобрести подозрительный салатовый окрас, а следом зайтись мелкими полосками, как речной окунь.

— Слушай, Влад, а ты уверена, что мелкий, — шепотом произнес Игнат, кивнув на домового головой. — чисто по-соседски в гости заглянул?

— Ну да, — недоуменно отозвалась я. — а что?

— Да чего-то не слишком дружелюбные они, — хмыкнул маг.

— А, ты про это. — отмахнулась я, тоже понизив голос. — Водяные и домовые не слишком ладят, как правило. Да даже водяные с лешими, хотя казалось бы, заведуют смежными территориями, а на контакт идут неохотно, только из необходимости. Сейчас у них поток любезностей закончится, и перейдем к сути.

— Ничего я не пер! — отозвался водяной возмущенно. — Это подарок мне.

— От кого же? — вопросила я с подозрением.

— Да ходит здесь один местный, — махнул рукой водяной. — дурной совсем.

— Конечно, дурной, — хмыкнул домовой, оглядев пространство вокруг. — кто же из умных в такую чернень-то сунется? Нормальные существа в такие места не ходют, землю и без того страдающую не топчут, одни дурачки и ходют, конечно. Кому бы еще водяной, черт этот водный, сдался бы, как не дураку?

Водяной, отчетливо проскрипев зубами, все же смолчал, продолжив рассказ, глядя только на нас с Игнатом и демонстративно игнорируя Велесвета.

— Так вот он мне и принес, — выставил вперед лопатку и ведерко, забитое илом, водяной. — на благосклонность надеется, рыбу у меня ловить хочет.

— Да какая у тебя рыба-то? — фыркнул домовой. — Такую съешь разок да и здравствуй недобрая кишечная палочка.

— Ну все, достаточно колкостей. — произнесла я и, усевшись на поваленное у прудика дерево, вопросила: — Теперь-то расскажите, что за хворь у вас страшная приключилась? Кто виноват в ней и что делать?

Водяной и домовой, заслышав мои вопросы, разом приглянулись, явив удивительное единомыслие.

Игнат же, услышав мой вопрос, подался вперед с жадным любопытством. Его лицо, до того заспанное и несчастное, разом приободрилось. Признаться, было в сонном маге что-то домашнее, уютное. Взъерошенные волосы, торчащие колом достаточно сильно, чтобы пролетающие мимо птицы с интересом заглядывались на потенциально приемлемую недвижимость. Модная в последнее время густая щетина оттеняла черные, как уголь, глаза, свидетельствующие о неком опыте в черных науках. Сам Игнат никогда в этом не признавался, но по офису давно ходили слухи, что был в его жизни опыт некромантии. Я в это свято верила, сама ни раз видела, как от одного его взгляда некоторые существа пытались провалиться сквозь землю и провести там годик другой.

— Да ежели бы мы знали, — хмыкнул водяной, вырвав меня из размышлений.

Он, отложив инвентарь в сторону, подплыл ближе к берегу и вылез наполовину на сушу, оставшись плавником в воде. Велесвет, прекратив ерничать, тоже подошел ближе, заняв пенек у кромки воды.

— Мы, ведьма, свои задачи выполняем исправно, ты не думай. — произнес Велесвет. — Да только много их, не сразу чужие горечи замечаем, свои беды исправить пытаемся. Потому и не понял я сразу, что хворь на нас напала жуткая. А когда спохватился я, то поздно было уже: весь лес съела, окаянная.

— Да и не сразу замечать мы ее стали, чернынь-то эту. — вздохнул водяной. — С нас пошло это, с леса. Леший мне еще весной этой жаловался, что подснежники первые света не увидели, не показались вовсе. А те, что показались, черной смертью померли.

— Значит, был все же леший. — ухватилась я за слова водяного, подавшись вперед.

— Был, конечно, как ж не быть-то ему. — кивнул домовой.

— Жил, родименький, со мной с самого начала. — произнес водяной. — Вот как первое семечко в земле этой появилось, как первые капли на землю упали, так и мы тут как тут. Я в края эти много веков назад попал, до земель дальних добрался, когда изверги эти проклятущие, из империи меня погнали.

— Какие изверги? — недоуменно вопросил Игнат.

— Маги, — разом скривились водяной и Велесвет и, заметив недоброе выражение лица Игната, поспешили добавить. — не наши маги, чернокнижники окаянные из королевства проклятого. Вот как появились они века назад, так и бегством спасаться мы начали.

— И ты тоже? — уточнил Игнат у домового.

— Окстись, маг. — хмыкнул Велесвет. — Я хоть и старый, а дом свой знаю. Здесь я родился, в лесах диких, когда и империи нашей еще не было, и города этого. В избушке жил в чаще глубокой, а как решил выйти на свет, так и перебрался в резиденцию эту, по кирпичикам ее собирать помогал. Где трещинку залечивал, где лично розовые кусты сажал. Коль не видите вы, маги, труда моего, да не значит это, что нет его.

— То есть, — произнесла я, возвращая охотных до разговоров духов к нужной нам теме. — леший был, причем древний леший, с первыми деревьями зародившийся.

— Да, — одновременно кивнули водяной и домовой.

— И что? — недоуменно вопросил маг.

— А то, — назидательно произнес Велесвет, подняв указательный палец. — что не бросил бы леший дом свой, не ушел бы, спасая себя от хвори, пока дом его умирает.

— Не ушел, — подтвердил водяной. — за помощью пошел он. Так и сказал мне, мол, сам-то я не справляюсь, ведьма мне нужна, сильная, да добрая. Чтобы мигом нас от напасти этой спасла.

— Значит, за ведьмой… — пробормотала я, задумчиво взглянув в никуда, обводя взглядом открывающийся печальный пейзаж. — И не вернулся?

— Да куда бы там, — вздохнул водяной. — ведьмы этот мир давно покинули, а ежели и водятся где еще, то мы о них не знаем. Уже пару веков, как сами, силами своими справляемся. Ушел леший за ними, долго искать ему придется. Где же он себе ведьму-то отыщет?

— Эх, ежели бы знали мы, что наши маги вас привезут из мира другого, то, может, и дожил бы леший наш до дня этого. — произнес домовой, грустно на водяного взглянув. — А так, где его теперь искать?

— С этим ясно, — кивнул Игнат, не терпящий с. — что за хворь такая? Откуда она взялась?

— Вот чего не знаем, того не знаем. — покачал головой водяной, отчего водоросли на его макушке начали подрагивать.

— Когда подснежники не взошли? — вопросила я.

— Как водится, по весне. — отозвался водяной, после чего, словно вспомнив чего-то, произнес: — Тогда леший наш все исправил. Не взошли и не взошли, да только лично он и снег подтапливал, где надо, птенцов взращивать помогал, первый полет им открывал, сам почки у деревьев своих доращивал. Справился он с напастью, а потом все разом хуже стало. Помню, пришел он утром где-то… хм… полнолуние назад и едва на ногах стоит, говорит, чернь ползет, убивает все в округе. Вот тогда первые птицы и улетели, спасая себя. Животные стали уходить, еды стало не хватать. Кто мог, тот бежал. А растениям-то куды ж деться-то? Таки и сгнили все, погубила их хворь заморская.

— Почему ты так уверен, что хворь заморская? — вопросила я.

— Так, а какой ей быть еще? — в свою очередь искренне удивился домовой, ответив за водяного. — У нас такого не водится, мы же бдим за порядком. Пришло откуда-то, а откуда пришло — никто уже и ничего не скажет, изничтожило все.

— И это, еще. — шмыгнув носом, словно думая, стоит ли это говорить, произнес водяной с некоторой опаской вокруг оглядываясь, словно ожидал, что кто-то может их подслушивать или, чего хуже, напасть. — не ходи ты здесь одна ночью, ведьма. Зло здесь живет, живой, движущееся. Тьма настоящая, она-то все и жрет, энергию высасывает.

— Как нечисть какая-то? — вопросил Игнат хмуро, скрестив руки на груди.