Аише

Рыська по-первости-то кинулась на нее, как лапа зажила, да так получила рогами под свой пушистый зад, что с тех пор обходила бодливое существо стороной, опасаясь и косясь всякий раз в сторону сарая.

Аише улыбнулась при этом воспоминании, а дед крякнул недовольно.

– Опять мечтаешь о чем-то! – пробурчал он. – Гляди, домечтаешься! Нам, простым людям, негоже думы всякие думать, надо проще жить. Это эти вон, – кивок на мужчину, – могут себе позволить дурью маяться, а мы нет. Наша жизнь деревенская, как потопаешь, так и полопаешь. Давай, убирай посуду-то, да ложись. Занял он лавку-то твою, на полу сегодня придется. Ты к печи-то прижмись крепче спиной, в шубу завернись, так ночь и скоротаешь! – и полез на полати.

Девушка убрала со стола, задула лучину, прежде кинув взгляд на незнакомца с фиолетовыми глазами, да легла на пол, прижавшись спиной к жаркому печному боку. Сон пришел, как всегда, с цветными кругами перед глазами, замелькали картинки, закружили, унося ее за собой…

14

Утро началось с грохота посуды.

Аише вскочила, не понимая, что случилось, больно треснулась о лавку головой, разлепила глаза и уставилась на еле держащегося на ногах раненого.

Тот тяжело дышал, держась обеими руками о край стола и согнувшись.

Подскочив к нему, схватила за талию двумя руками.

– Тише, тише! – попросила она. – Не надо волноваться! Все хорошо, ты спасен!

Мужчина медленно повернул голову и глянул на нее сверху вниз, кривя губы.

– Дотащила-таки! – усмехнулся он. – Воды дай! Пить хочу! Потом обниматься будем.

Смутившись, что непозволительно прижалась к постороннему мужчине, Аише вспыхнула и отшагнула назад, обхватив себя руками. Счастье, что не переоделась на ночь в спальную рубаху, а то сраму-то было бы! Деда Лукьяна она не стеснялась, тот сам ей и купил одежду, да и старый был уже, а этот вот незнакомец был молодой, красивый, с такими вот девки и теряют головы.

– Воды! – напомнил он, чуть дернув уголком губ.

Метнувшись к большому бочонку у двери, схватила ковшик с гвоздика на стене, зачерпнула снеговой воды, подала раненому. Тот принял посудину из ее рук, поднес к губам, не сводя с девушки взгляда, присосался жадно. Она видела, как дергается его горло при каждом глотке и покрывалась мурашками отчего-то, в волнении теребя край косы.

Киаран допил, поставил ковш на стол, утер губы тыльной стороной ладони и уставился на Аише своими большими глазами цвета лаванды.

– Напомни, как тебя зовут, – сказал он. – Вчера совсем плохо мне было, не запомнил, если ты говорила.

– Аише! – прошептала она. – Давай помогу лечь обратно!

– Не надо, – отозвался он. – Ты одна тут живешь?

– Проснулись уже? – раздалось ворчание с полатей.

Кряхтя, дед Лукьян сполз вниз и уставился на мужчину, воинственно выставив вперед седую бороду и задрав голову. Кожа на худой шее его при этом натянулась, стало видно, как бьется жилка.

– Дед? – смерил его взглядом Киаран. – Хорошо. Помоги мне тогда, а то девку неудобно просить о таком. Проводи до… отхожего места.

– Чавой-то он лопочет, не пойму? – Дед подошел ближе. – Не по-нашему говорит!

Девушка вспыхнула еще сильнее под смеющимся взглядом Киарана, смутилась и отвернулась.

– В отхожее место просит сводить, – пояснила она, не зная, куда деться от стыда. – Идите. Я пока печь растоплю, да чайник поставлю на огонь! – сказала, подходя к печке и присаживаясь у заслонки, чтобы ее не было видно.

Она слышала, как мужчины одеваются, потом хлопнула дверь. Прижав к пылающим щекам прохладные пальцы, закусила губу. Какой срам! Сама прижималась к горячему телу Киарана, чувствовала его кожу под пальцами, которые все еще горели от тех ощущений. Вот же стыд!

Споро растопив печь, водрузила пузатый чайник на открытую конфорку, аккурат над пламенем, достала из погреба головку сыра, хлеб, порезала все ломтями, достала мешочек с сушеными травами, залила кипятком и поставила настаиваться, потом подумала, еще раз нырнула в погреб, достала припрятанную баночку земляничного варенья – пусть высокородный знает, что и у деревенских есть вкусности! Да еще почище многих лакомств. Наверное. Ведь неизвестно, чем эти маги питаются, может, у них земляника не в ходу.

Пока возилась у стола, забыла о смущении, но как только хлопнула входная дверь в сенях, снова ощутила сердцебиение и волнение. Что за неведомые силы?

Дед Лукьян вошел первым, держа на плече руку Киарана. Тот ступал тяжело, видно было, что слабость все еще накатывала на него.

– Замело-то как! – посетовал старик. – Пришлось сначала расчищать дорогу. Рыська твоя на охоту убежала, нет ее.

Аише встретилась взглядом с фиолетовыми глазами, в которых притаилась насмешка над ней, неловко наливающей отвар в кружки, и ойкнула – кипяток попал на нежную кожу запястья.

– Да что с тобой сегодня? – дед забрал у нее чайник. – Садись давай, ешь, да надо у козы прибрать, раз поднялись рано. А я, пока ты ходишь, помогу гостю обмыться в бане. Затопил уже, скоро согреется. Негоже рану-то в грязи держать.

Аише молча кивнула. И то верно. Чем меньше она будет встречаться с этим странным мужчиной, тем лучше. Плохо только, что дед его не понимает, придется им через нее общаться.

После завтрака, на котором кусок в горло не лез, Аише засобиралась в стайку – надела старый дедов тулуп, большие катанки, платок на голову, да рукавицы, став похожей на огородное пугало. Она и сама знала, что выглядит непрезентабельно, но только сейчас вдруг ей стало за это стыдно. Стрельнув глазами в мужчину и получив в ответ ухмыляющийся взгляд, кинулась в двери, чуть не растянувшись на пороге неловко.

– Ишь ты, – услышала задумчивый дедов голос в спину, – как разобрало-то!

Первым делом заглянула в открытый сарай – Рыськи не было, следы вели цепочкой к лесу. Значит, и вправду ушла на охоту, вернется к вечеру, скорее всего. Вздохнула. Поговорить бы с ней, рассказать пушистой подружке свои переживания, больше некому, да надо ждать, пока домой вернется.

Снегу за ночь намело почти по колено. Аише разгребла дорожки ко всем хозяйственным постройкам, расчистила пути, чувствуя, как от натуги гудят мышцы. Хотелось присесть и отдохнуть, но пришлось идти в стайку к Майке, выбирать руками навоз из соломенной подстилки, потом отмывать пальцы в ледяной воде, давать свежее сено, доить козу, слушая, как струйки сначала гулко хлещут в пустое ведерко, а потом уже все глуше и глуше, когда молоко заполнило посудину.

За козой последовали куры. Их было немного – всего пяток, да петух с разноцветным хвостом. Задала корм и им, пошарив по гнездам и нащупав круглые теплые яйца. Собрала в корзинку, налила свежей воды, прибралась в курятнике.

Утро пролетело за заботами незаметно, пришла пора возвращаться в дом. Дед уже должен был заниматься обедом, у них было негласное правило – кто в доме остается, тот по кухне главный. В других-то семьях это было чисто женской обязанностью, но тут были свои правила, а дед Лукьян не чурался никакой работы, порой колдуя над блюдами и умудряясь из простых ингредиентов готовить такое, что пальчики оближешь.

Аише отряхнула снег с обуви, обмела катанки веником, да и вошла в избу, дохнув морозом. Глазами она сразу нашарила лежащего на лавке Киарана – он спал, отвернувшись к стене.

– Слабый совсем, – поймав ее взгляд, пояснил дед Лукьян. – Я тут супа куриного сварил, для выздоровления хорошо. Ты тоже поешь, умаялась, поди, а потом отдыхай. Баня согрелась, сейчас пообедаем, да пойдем сначала мы с этим найденышем, а потом и ты.

Согласно кивнув, девушка уселась за стол и взялась за ложку – суп оказался вкусный, наваристый, с морковкой и ячменной крупой. У себя в деревне Аише с мамой выращивали много овощей, а здесь, в лесу, только морковку, да лук дед высаживал, за картошкой уже сил ухаживать не было. Ему-то одному и того хватало, это с прибытием Аиши пришлось делать запасы, несколько раз на ярмарку мотался, пополняя погреб на зиму. И то, расходовали экономно, урезали порции до минимума, отчего частенько хотелось есть. Как теперь будут на троих делить – вопрос.