Страница 2 из 4
Простафицер Стрелкофф, смачно размазывал по стене, несуразное «литвинство» и комментировал в паро-сетях безрезультатность результатов Донецко-Луганского ига, свалившегося на Кремлевскую власть.
Капитан Путен сдирал самоклейку с изображением панды на лобовом стекле своего «ауриса», чтобы вместо нее приклеить герб славного города Геленджика.
Самодостаточная и аполитичная танцевальщица Настасья Валочкова – радовалась покою и возможности танцевать.
Ксении Сыпчак – приелись и надоели лангусты и крабы, и она уже задумывалась о собственной ферме виноградных улиток.
Виктория Боня-М решилась, наконец, выйти замуж.
А «Димитрий Харатьян», с вышедшим из строя пароконвертором, накрепко примерз к арктическим льдам.
Однако гордый и непреклонный Сталин медлил с просьбой к Гитлеру о доставке на подлодках Кригсмарине продовольствия и запчастей, терпящему бедствие экипажу дирежабленосца, на палубе которого многочисленные обледенелые дирижабли выглядели сплошной холмистой заснеженной поверхностью, возвысившейся над бесконечным арктическим пейзажем из ледяных торосов. Адмирал Канарис держал своего фюрера в курсе всего происходящего на вмерзшем в лед советском корабле. И Гитлер уже отдал тайный приказ – готовить к возможной отправке в Арктику оборудование для экспедиционного корпуса рубщиков льда, которым может быть придется организовывать большую полынью и обеспечивать ее незамерзаемость для всплытия подлодок рейха, с доставляемой ими разного рода помощью для «Димитрия Харатьяна». Гитлер – будучи отнюдь не слабым политическим стратегом – знал, что, после его существенной помощи передовому советскому дирежабленосцу, – Сталин точно не откажет Германии в прокладке трубо-паро-провода – из России в Германию, по дну Балтийского моря. Ведь самое высокое в мире качество промышленного пара – было советским, и завидная мощность сталинских парогенераторных установок была непревзойденной. Любой из нас, пролистав соответствующие страницы «Энциклопедии» – сможет убедиться, что в мире стимпанка – альтернативы качеству сталинского пара – в то время не было. Сталин не собирался идти на поводу «благотворительности» Гитлера. Он вызвал флотских адмиралов и приказал на выручку «Димитрию Харатьяну» – тайно готовить чугунно-саночный, паро-рессиверный малый ледокол – «Колыван Плотницкий».
Работы по подготовке к отплытию чугунно-саночного «Колывана» – велись строго в темное время суток. Прибывший из стимпанк-ГУЛАГа полутора тысячный, самый передовой и дисциплинированный отряд заключенных, имени «Исаича» проворно и непрерывно приклепывал медные паро-амортизаторные пластины к прохудившимся от многократных рейдов – бортам малого ледокола.
…«Что же это привиделось мне! Что за сон опять – такой жуткий! – маялся думами очнувшийся на скамейке какого-то дворика Николай. Наверное, я надышался паром из ливневой канализации, в котором слишком много фенола! Сливают вместе с паром в свои подземелья – черт знает что! Эти чехи рады пахать на Гитлера, даже в ущерб здоровью своих будущих – чапеков и гавелов! Хорошо, что великий Сталин не допускает подобного в стране Советов и снижает цены, чтобы люди могли, работая не интенсивно – покупать черную икру и «Цинандали»! …Это же надо! Я – …и в гробу!» Баксков погрозил кулаком в небо стимпанк-Морфею. Сидя на скамейке и прогоняя остатки кошмарного сновидения, несколько успокоившийся сопран, переключившись мыслями на предмет своей томительной любви, от внезапного поэтического вдохновения – стал произвольно и совсем неожиданно, сейчас же – сочинять на свою наболевшую тему, бормоча вслух:
«…Любовь к нам
неслышно вошла.
Любовь Марте ног развела,
и Марты, промежности кущи
меня ждут, как лотос цветущий.
Я в Марту введу, сатанея,
нефритовый стержень еврея…
«…Да что это я мелю! Нет-нет-нет!.. Спохватился Баксков и замотал головой. Ведь, и – не еврей же я, – во-вторых, – …почти, …а, во-первых, – излюбленный сопран тира.., вождя, то есть! Так, откуда же в моей золотоголосой голове – берется столь дикая, пренебрежительная бездарщина! …Наверно мне вреден этот сырой и плотный воздух весенней Праги… Видимо я переволновался…» – окунулся в самоанализную прозу, отходящий от внезапного поэтического возбуждения Николай. «…Да и – какие еще «кущи»?! Уж я-то – уверен, что аккуратная Марта ухожена везде, в каждом миллиметре своего тела!». Сопран, хоть и носил палладиевый крестик, но его расшатанная страстью к женщине вера – вновь подпустила близко к его мыслям – Князя мира, чтобы их, сопрановы мысли, – да снова – сатанить и безобразить. «…Как можно было даже подумать, чтобы сочинить такое!» – сам себе удивлялся, опомнившийся от Князева мира ментального наезда, Николай, – ведь я мог нечаянно задеть и чувства понимающих русский язык – верующих, что могли меня чисто случайно здесь услыхать! …Ишь, каков этот – Князь мира стимпанкического! В сколь пошлые и распутные мысли ввергает граждан! …Странно даже, что когда-то – согласно стимп-писаний пивал со Стимп-Богом – амбру с одной бутылки. …Что время делает с людьми и богами» – сокрушался сопран… Он с сожалением подумал о том, что ему уже – аж двадцать пять, …и что он мог бы – уже быть женатым и чьим-то отцом… Измученный бессонницей и длительной – поначалу безответной, как он думал, любовью, – Баксков встал со скамейки и, подобрав свой букет, двинулся дальше. Зашагал к дому, где жила Марта. …Дом Марты приближался к нему, словно статуя Командора…
В отличие от Алины или даже Наили – Ольга Скобеива ближе и глубже понимала душу советского стимпанкического народа. Имея горячее сердце неравнодушной к проблемам людей революционерки – она перебирала в голове варианты возможной помощи – этим самым, далеким от клептократической кучки богатеев – простым людям.
«Надо отрубить ей, этой броненосно уплотнившейся Плесени, Главную голову. Но …опять-таки: где у нее – у Плесени – Главная Голова… – размышляла Ольга. Надо бы ее, Главголову, отрубить –это несомненно, …но поможет-ли мне в этом деле мой Евген? Он так, иной раз, инертен и неповоротлив со своими навязчивыми мыслями об охоте на акул с револьвером» – рассуждала Ольга, выстраивая для себя тактику свержения Президента и захвата власти в стране. Ольга понимала, что гидралигархатская, разжиревшая от власти – Плесень, создалась – не обязательно Президентом – скорее всем сообществом – стимпанкических социалистических госустройственников, …да и всеми, не мешавшими этому, гражданами – в той, или иной мере. Теперь она, Плесень – все больше вылезает из шкуры Закона. И, вылезши «из шкуры», эта Плесень – сплоченный, то есть, – вокруг своего вертикального центра – стимпанкический олигархат, имеющий возможностей больше, чем все другое в стране – распоясывается и становится – неприкасаемой, всемогущей, маскирующей себя – структурой. Это же очевидно – их даже не перечислить гидралигархатские проявления – больно множество таковых, – стоит только присмотреться. И эта Плесень – уже решает – не только – что нам есть, чем лечиться, и на что мы имеем право, – а уже решает – какую мощность должны иметь простонародные дирижабли, какое паро-тиви всем смотреть и куда нам – каждому – идти, – куда, в общем, – двигаться всей стране. Плесень становится совершенно неподсудной и обретает прерогативу продвигать свое, обретает право решать: кому – сколько сидеть, кому – сколько – платить. И уже Плесень – на пути обретения права – даже на безнаказанное убийство и желает иметь право, не считаясь с законом, самоуправственно решать – кому жить, а кому нет!
Ольга поймала себя на том, что не может назвать Плесень с маленькой буквы, потому, как Плесень – уже решает все и может влиять – абсолютно на – все-все-все. «Надо что-то делать. …Где же, где же у нее, у Плесени – главная голова? – напряженно мыслила неравнодушная патриотка Ольга – …Может начать с самого Николай Ивановича, …или Начальника развед-Ставки, …или Глав-совстимп-прокурора? Или …неужели – с самого товарища Сталина, …перерождающегося в покровителя олигархов?..»