Шаг, это много

Рывком подскочив в полный рост, отодвигаю край жалюзи в сторону и сразу направляю ствол вниз, к забору. Вовремя! Одна из женщин уже перекидывает ногу на территорию, – один, два, три, четыре, – точно в грудь. Тело, обмякнув, падает назад. С секундной задержкой Стас открывает огонь по мужику за деревом. Да, со ста метров, очередью, да еще и с «укорота», особо не постреляешь, но падающие рядом пули, ещё никого не вдохновляли на дальнейшие действия. Вот и мужик, который, видимо, собирался перевести огонь с соседнего окна на моё, подумал именно так, отчего прекратил ответную стрельбу и скрылся.

Второй женщины возле забора не наблюдалось, и лишь секундой позже я разглядел её хромающей на середине пути. Скорее всего, нежданная авария не прошла мимо. Мутанты были уже совсем рядом с укрытием мужчины, и, тот, не таясь, вышел с опущенным стволом автомата. Он смотрел прямо на нас, в наши окна, даже не оборачиваясь на безумную толпу изменённых позади себя.

– Стреляй Серёга. – Проговорил Стас. – Хотя бы в женщину, только наглухо. Сожрут ведь, заживо.

Я вновь попытался сглотнуть, но влаги во рту не осталось совсем. На мгновение, причудилось, что там, опять, хрустит под зубами песок. Горячий и горький.

– От окна отойди, заметят через дырки. – Прошипел я, словно змея, обжигающим рот воздухом.

Когда первое чудовище рвануло в последний рывок на свою законную жертву, мужчина набрал воздуха в легкие.

– Я всё понимаю! – Заорал он с такой силой, что меня оглушило похлеще недавних выстрелов. А, может мне это показалось, или, я хотел, чтоб он мог так закричать… С космической скоростью, он рванул автомат вверх и всадил быструю очередь в спину, рыдающей на ходу, женщине. Ещё одно чудовищное мгновение, и ствол уже смотрит ему в подбородок. Его сбили с ног одновременно со вспышкой, закончившей муки сошедшего с ума мира.

– Суки! – Не разжимая челюсти прохрипел очнувшийся Максим. И завыл, пострашнее монстров на улице. Без слез, всхлипывания, просто вой. Такое я видел у контуженных, когда-то, когда стрелял по лобовым стёклам машин с крупнокалиберными пулемётами.

– Вы не имели никакого права так поступать. – Беззлобно и почти беззвучно просипел Максим. Вепря у него забрал Стас, так было спокойней всем. Хотя, я был бы тоже не против, если бы кто-то забрал, и мой карабин, и я бы сейчас сидел злой на весь мир, обвинял всех вокруг в грехах, предательстве, бесчеловечности. Но, кому я могу отдать это оружие? Единственную вещь, которая поможет мне спасти детей, защитить Викторию Игоревну, наконец Стаса и самого Макса. Пусть от самого себя, но всё же.

Я молчал. Просто сел в уголок и закрыл глаза, прислонившись лицом к стволу оружия. Пахло порохом и лёгкой гарью. Я так делал всегда, после боя. Просто молчишь, ничего не говоришь, не объясняешь, не шутишь…, не живёшь. Потому-что жить тебе не охота.

– Нас бы всех тут покрошили, а у них был выбор, свернуть и свалить куда-то…, куда угодно, но не к нам. Их водитель, решил, что они смогут проскочить. Не угадал.

Стас опять сидел за столом и мерно чистил какую-то железку. Какую, я не видел, но слышал зацикленный звук, трущегося об сталь абразива.

– Стрелять-то, зачем было? Пусть бы проехали, пусть спрятались! – Уже начиная закипать выпалил Максим и замолк, как-то резко, словно понимая ответ.

– Куда бы они делись? Ну, ты же школу с золотой медалью окончил, неужели не догадываешься? В столовку спрятались? Так, вся эта орава в несколько сотен голов, перемахнула бы через забор и пошла на штурм. Так? А, что потом бы было, рассказать?

Ну, вот уже и Стас начал закипать, и я знаю причину, – он сам себя ненавидит, и меня тоже, и решение это поганое, – стрелять по людям ради своей шкуры. Вот, оттого и злиться. Каждый по-своему подкармливает своих демонов, чтоб они не сожрали его изнутри. Я вот, молчу. И они, вроде, молчат.

– Заткнулся, сопляк? А, я тебе скажу!

– Стас. – Попыталась влезть Виктория, но старика было уже не остановить.

– А потом, они бы остались здесь, как в террариуме. И сидели бы мы тут вечно, смотря на них из окон. Патронов бы не хватило, чтоб и половину перестрелять. Это только кажется, что, – смотрите, мол, две тысячи патронов, как много! А, на деле, – пшик. Час боя и нет их.

– Всё, Стас. – Уже строго процедила Виктория, как умела цыкать на шефа, когда он заговаривался. – Он всё понимает, просто не привык к такому. Вы, всё сделали правильно.

Шеф. Вот именно, что, – шеф! Стас, всё верно говорит, но есть одна загвоздка, – шеф, – и Вика, это прекрасно знает, и я знаю, но молчу. Молчу не потому, что страшно, а потому что демоны молчат вместе со мной.

– Хватит. – Шёпотом произношу я, и удивляюсь своему голосу. Точнее, самому факту, что я это сказал, хотя, вроде, и не собирался.

– Что, хватит? – Спросила Виктория машинально.

– Врать хватит. – Произношу я, открывая глаза и чувствую, как начинаю смущаться и не контролировать мышцы лица. Чёрт, да, что со мной такое, – стрелять по людям, – пожалуйста, а, как разговаривать, так сразу теряюсь.

– Я не вру. – Холодно отвечает она, сверля своим фирменным взглядом мою переносицу.

– Если бы тут был шеф….

– Его тут нет.

– Если бы тут был шеф, то он тоже не позволил стрелять, и вы это знаете. Он бы придумал тысячу способов, а если бы не получилось, то расстрелял бы сам все две тысячи патронов и пошёл в рукопашную, защищая этих людей. И вы знаете, что у него могло это получиться. А мы…, мы просто пошли по самому простому пути, потому что струсили, испугались, и оттого, что не верим ни во что. Кроме своих шкур.

– Я, ещё раз тебе повторю, – его тут нет! Не смей его идеализировать, и не смей читать мне морали.

От её глаз веяло злым холодом, я никогда не видел её в таком состоянии. Да, что у меня с лицом? Прямо чувствую, какое дебильное выражения у меня сейчас.

– Ты хороший парень, Серёжа, но, Денис на тебя плохо повлиял. Внушил тебе свои идеалы, и они хорошо легли в твоей голове, пустили корни. Послушай меня, раз и навсегда, чтоб мы не понимали эту тему, больше никогда. Я верю в то, что мои дети должны жить, пусть даже ценой жизни других. Ценой жизни тех, кто принял неверное решение, хотя, ты не старался стрелять на поражение сразу, ведь я права?

Я промолчал, не обращая внимания на других и не отводя от неё глаз.

– Права. У них был выбор, а у меня его нет. Я не умею стрелять, как вы, я не так сильна, даже не смотря на эти непонятные возможности. Я не умею вести себя правильно в бою, я не научена принимать нужные решения, верно и быстро в состоянии стресса. Понимаешь? А знаешь, что я могу? Я могу управлять бизнесом, потому что муж больше занят состоянием машин и работой с персоналом, чем заботой о прибыли и расширением. Я могу выносить детей и воспитывать их, когда мужа нет дома сутками и, когда он спит не в моей постели. Или ты думаешь, я не знала про ту, к кому ты его возил последний год? Правдоруб ты мой. Я могу примирить мужа с сестрой, с которой он не разговаривал пять лет, я могу следить за домом, здоровьем всех в семье, я могу быть учителем и любовницей, надзирателем и наседкой. Я могу дать последнему уроду ради своих детей, предать и поступить подло. Понимаешь? Я могу терпеть его занудство и запои по погибшим товарищам. Как он говорил, – «какое я имею право воспитывать детей, если сам являюсь трусом и подлецом», а знаешь почему? Потому, что если он погибнет, то я останусь с ними, не он, герой, останется, а я!

У неё выступили слёзы, но она продолжала говорить, шёпотом не шевеля губами, не двигаясь, словно живая статуя.

– Я знаю, что у тебя осталась девушка на другом конце города и отец в деревне, и я благодарна тебе, что ты не разу не заикнулся о них. Иначе, я бы точно сошла с ума. Не представляю, как я смогу с тобой расплатиться за всё то, что ты для меня сделал и делаешь. Но, не сравнивай себя с ним, ты не он. Уверенна, что ты прав, и Денис бы поступил так, как ты сказал, но я бы возненавидела его, как уже не раз ненавидела за подобные поступки. Знаешь, каково это, – любить и ненавидеть одновременно? Мы поступили правильно, а его с нами нет, и никогда уже не будет. Махать мечом и геройствовать могут многие, нести свою правду и менять жизни других, а вот удержать эту жизнь в стабильности, чтоб всё не развалилось к чертям после триумфальных побед и подвигов, умеют единицы. И, давай, закончим этот разговор, согласен ты со мной или нет.