Сокровище чародея

Снизу кто-то ухватил Ёфура и потянул. Он упёрся ладонями в крышу, дёрнулся. Черепица расползалась, пахнуло гнилым деревом. Ужас охватил Ёфура, на миг он забыл, что он уважаемый страж, а не попавший в капкан крыш воришка.

Просев глубже, Ёфур неистово бил ногой врага, прокручивался. Попадал пяткой по невидимым рукам, чему-то твёрдому. Края черепицы царапали мускулистое бедро. Ёфур рычал. Наконец его ногу выпустили, и он выдернул её на поверхность, пробежал до края крыши и грузно спрыгнул на соседнюю. Поползла черепица, внизу закричали – и тогда Ёфур побежал со всех ног, не оглядываясь, пробивая ветхие крыши.

Опомнился он почти возле дома. Ухватившись за край крыши, запрыгнул в открытую мансарду, схватил подвернувшееся покрывало и, не слушая причитаний лежавшего на скамье старика, выскочил в узкий коридор. Тонкие перегородки разделяли комнатки жильцов. Промчавшись по кривому коридору, Ёфур вломился в чьё-то пропахшее плесенью жилище, сорвал с окна штору: ящик с порослью лука под окном противоположной мансарды был совсем близко.

Раньше Ёфур не раздумывая оттолкнулся бы от него, чтобы вскочить на крышу. Набросив на плечи краденое покрывало, он вылез на подоконник и, держась за раму, дотянулся до соседней стены. Пот снова катился градом. «Совсем расклеился», – укорил себя Ёфур и рывком взобрался на крышу. Его мансарда располагалась через два дома от этого, и он очень надеялся, что в полуголом оборванце не опознают солидного стража.

По крыше Ёфур полз по-пластунски, черепица мерзко скоблила по животу. Внизу что-то кричали, но он почти обезумел от ужаса перед позором. Забылась даже ненависть к женщинам, из-за которых он оказался здесь, главное – выбраться, снова облачиться в достойную одежду и идти по улицам с гордо поднятой головой.

С соседним домом крыша почти смыкалась, на верёвках между домами висела одежда, так что Ёфур перебрался незаметно для людей вниз, а там уже спустился и на крышу своего трёхэтажного дома. Полез по её краю, проверяя окна мансард, но все, как назло, оказались заперты. Пришлось Ёфуру выбивать решётку на собственном окне.

Ввалившись в комнату, он застыл, оглядывая койку, шкаф с одеждой, сундук, кадку для купания, вёдра, стойку с кожаными доспехами и развешанные на стене мечи, добытые в состязаниях с другими стражами. Уставился на себя в зеркало из двух десятков купленных по отдельности пластин: растрёпанный, пыльный, мокрый от пота…

«Зачем я его взял?» – Ёфур сорвал с себя покрывало, вонявшее прогорклым маслом, и зашвырнул в угол. Опомнившись, выбросил гадкую тряпку в окно.

«Вымыться, мне срочно надо вымыться!» – он подскочил к кадке и запустил руки в согревшуюся со вчерашнего дня колодезную воду.

В дверь постучали. Ёфур застыл. С лица и плеч торопливо сбегали ручейки воды, блестели на бровях и бороде с усами, устремлялись к крепкому животу с белой полоской шрама, добрались до шарфа Амизи. Почти забытый ужас перед дружинниками сжимал Ёфура в стальных тисках.

В дверь ещё пару раз стукнули и затихли. Скрипнули половицы. Незваный гость уходил. Ёфур выдохнул. Потёр лицо.

– Что я творю? – пробормотал он в ладони и вытащил из сундука кусок мыла, полотенце.

Забрал упавшую с подоконника губку. Тут он будто впервые увидел выломанную решётку и остервенело примостил её в окно.

Проклиная Амизи с её выходками и Беру за компанию, Ёфур быстро вымылся чуть тёплой водой, вытерся и натянул кожаные штаны. Обычно он сразу выносил воду из кадки и приносил свежую, но сейчас ему претила мысль делать что-нибудь настолько обыденное, настолько простолюдинское.

Ёфур надел свежую рубашку, накинул короткий плащ. Намотав портянки, натянул запасные сапоги из мягкой кожи. Проклятия в адрес Амизи усилились: у неё осталась лучшая его одежда, и вряд ли чародейка собиралась её возвращать.

Деревянным гребнем Ёфур расчесал влажные волосы, чуть растрепал, придавая им игривый вид, и оглядел себя со всех сторон.

– Совсем другое дело, – почти довольно заключил он.

Оправив свободный воротник рубашки, подошёл к двери и понял страшное: у Амизи остались его ключи.

– Да что же это такое? – Ёфур схватился за голову, больше необходимого встрёпывая волосы.

Ему показалось, что пол разверзается, и он падает в одно из подземных царств, разновидности которых в народных верованиях просто поражали.

Затем к Ёфуру пришёл страх, что на него навели порчу. Он снова открыл шкаф и отыскал простую деревянную шкатулку. В ней хранились три десятка амулетов разных народностей, которые он из суеверия не решался выбросить. Единственным богом, в которого верил Ёфур, был Повелитель кошмаров: с его порождениями боролись стражи, его присутствие ежедневно обозначалось реальными проявлениями. Остальные боги неоспоримым влиянием мир не удостаивали, а действительно ли засухи, ливни и болезни их творения или нет, по мнению Ёфура, ещё неизвестно.

Поэтому-то амулеты он тормошил придирчиво. Из всех выбрал металлическое кольцо с молнией – защиту воинов – и, накинув кожаный ремешок на шею, вытащил решётку из окна.

Внизу тощая псина обнюхивала покрывало. Прохожие с улицы в подворотню не заглядывали, Ёфур прикинул прочность пустых ящиков с овощами на окнах противоположного дома.

Три этажа слишком большая высота. Но страх перед позором – никто бы не поверил, что ключ Ёфур потерял в комнате, а потом догадались бы, кто лез по крышам – подталкивал его к безумной попытке спуститься вниз.

Собака настороженно за ним наблюдала, глаза животного поблескивали в тусклом свете позднего утра.

Ёфур залез на подоконник и спустил ноги. Раньше он проделывал поистине акробатические этюды на крышах и стенах домов. Вдохнув, он ещё раз оглядел противоположную стену и оттолкнулся от подоконника.

***

Таверна с внутренней стороны оказалась заперта столь же тщательно, сколько и снаружи, а стена оказалась непреодолимой для Кнэфа.

Попробовав допрыгнуть до неё с туалетной кабинки, Кнэф шмякнулся на землю и, оставшись лежать, пришёл к выводу, что замечания Беры по поводу хилости чародеев не лишены справедливости.

Отлежавшись, он сел за одной из кабинок, так чтобы от входа в таверну его не заметили, и стал ждать вечернего открытия заведения.

«Это трущобы, – Кнэф, подтянув колени к груди, опустил на них голову. – От трупа просто избавятся. Может, утопят в том же сортире. Звать дружинников и опрашивать свидетелей никто не станет».

И всё же Кнэфу было неспокойно: всякое могло случиться, а хорошая репутация – одна из главных причин, по которой он до сих пор жив.

Он закрыл глаза, вдыхая смрадный воздух, так непохожий на пряные ароматы дворца, в котором он вырос. Как здесь всё непохоже на его дом! До десяти лет Кнэф не знал о существовании трущоб. Его мир был ярким, сытым, полным уверенности в себе и завтрашнем дне.

Сейчас, в неполные двадцать, он, ложась спать, не был уверен, что проснётся следующим утром.

«Преувеличиваешь, – отругал он себя за излишнюю сентиментальность мыслей. – Твой сон тщательно берегут, никто не пройдёт мимо…»

Во дворе звякнуло. Кнэф встал на четвереньки и выглянул из-за угла туалета: по стене, цепляясь за верёвку, спускалась закутанная в чадру фигурка – то ли девушка, то ли переодетый мальчишка.

Кнэф затаил дыхание. Он не слишком верил, что это явились по его душу, но осторожность соблюдал.

Со стены слезала девушка, Кнэф уверился в этом, когда она оглядывала двор, на миг показав детское личико. Девушка подкидывала верёвку, пока та не перекинулась на другую сторону. Одежда у незнакомки была совсем неподходящей для воровства, и Кнэф решил, что это любовница старика-трактирщика. Столь быстрое суждение объяснялось просто: правитель Такемета уже седым привёл в дом молодую жену, лишившую юного Кнэфа и расположения отца, и трона, и даже надежды на спокойную жизнь, поэтому он всех стариков подозревал в склонности к юным дерзким особам. И сразу воспылал к этой девчонке жгучей неприязнью.