При реках Вавилонских

Рамла и Лод в этом смысле типичные примеры мучительной истории древней земли, разделенности и единства нынешнего Израиля. Они отражают настроения сложного, многоконфессионального государства. Надежда без праздника. Отчаяние без плача.

Яков Хоснер, начальник службы безопасности компании «Эль-Аль», положил на место красивую трубку французского телефонного аппарата и повернулся к своему младшему помощнику, Матти Ядину:

– Когда только эти негодяи перестанут мне досаждать?

– Какие негодяи, шеф? – спросил Ядин.

Хоснер смахнул со стола, сделанного из атласного дерева, невидимую пылинку. Он обставлял кабинет за собственный счет и не терпел беспорядка. Подойдя к большому окну, выходившему на стоянку самолетов, Хоснер раздвинул тяжелые бархатные шторы. В комнате стало чуточку светлее.

– Все. Все эти. – Он сделал широкий жест рукой, включавший целый мир. – Звонили из Цитадели. Они немного обеспокоены.

– Их трудно винить.

Хоснер окинул помощника холодным взглядом.

Ядин улыбнулся и сочувственно посмотрел на шефа. Даже в более спокойное время работа в аэропорту не была легкой. Последние недели превратились для службы безопасности в настоящий ад.

Яков Хоснер был сыном пятой Алии, пятой волны иммигрантов. Эта Алия состояла в основном из немецких евреев, покинувших прежнюю родину и отправившихся на родину далеких предков после прихода к власти Гитлера. Одни называли их счастливчиками, другие отдавали должное их дальновидности и прозорливости. Все эти люди избежали европейского холокоста, уехав тогда, когда это было еще возможно. Богатые и образованные, они принесли с собой столь необходимый Палестине капитал и умение работать по-европейски. Поселившись в районе старой немецкой колонии в морском порту Хайфы, они быстро превратились в процветающую социальную группу. Детские годы Хоснера прошли в атмосфере, типичной для других богатых немецких евреев, обосновавшихся в Хайфе накануне войны.

Когда началась Вторая мировая война, Хоснер, которому едва исполнилось семнадцать, вступил в ряды МИ-6, британской секретной разведывательной службы. Пройдя обучение у англичан, он во многом воспринял манеру своих учителей, манеру дилетанта. Но при этом, как и многие другие британские шпионы, казавшиеся со стороны дилетантами, Хоснер прекрасно делал свою работу. Возможно, он и относился к службе, как к необходимому в военное время хобби, но такое отношение только шло на пользу делу. Молодой человек из богатой семьи вел себя как угодно, но только не так, как, по представлению многих, полагается вести себя шпиону.

В том-то и заключалась идея.

За пределами Хайфы Хоснер легко сходил за немца. Работа предполагала активное общение и участие в светской жизни немецких колоний в Каире и Стамбуле, и это получалось у него легко и непринужденно. Он без труда ухватывал тонкости и детали этого странного бизнеса, необходимости вести двойную жизнь и наслаждался работой примерно так же, так наслаждался музыкой Шопена и Моцарта.

Перед войной Хоснер от скуки записался в британский летный клуб и стал одним из немногих в Палестине лицензированных гражданских пилотов. В промежутках между шпионскими заданиями он проводил долгие часы в кабинах «спитфайеров» и «харрикейнов», совершенствуя знание приборов и инструментов.

После войны Хоснер отправился в Европу, где купил несколько списанных боевых машин для подпольной организации «Хагана». Именно на приобретенном им британском «спитфайере» летал генерал Ласков, хотя ни один из мужчин и не догадывался об этом.

После войны 1948 года Хоснер стал одним из руководителей службы безопасности «Эль-Аль», что было совсем неудивительно, учитывая его опыт работы в МИ-6 и летные навыки.

По сравнению с другими евреями его возраста, Хоснер устроился весьма неплохо. Он жил в Герцлии, в небольшой вилле на берегу Средиземного моря. Часто меняя любовниц и не брезгуя непродолжительными связями, он, тем не менее, регулярно навещал свою жившую в Хайфе семью по религиозным дням.

Внешне Хоснер напоминал типичного европейского аристократа. У него были тонкий орлиный нос, высокие скулы и редкие седые волосы.

Хоснер посмотрел на Ядина:

– Надеюсь, меня пустят в этот полет.

Ядин покачал головой и улыбнулся:

– А кого они тогда распнут, если самолеты взорвутся, шеф?

– Мы не употребляем в одном предложении слова «взорвутся» и «самолеты», Матти.

Хоснер улыбнулся. Он мог себе это позволить. Все шло хорошо. Никаких замечаний не поступало, у него был прекрасный послужной список, и он не видел абсолютно никаких причин, которые потенциально могли бы помешать полету «конкордов» и испортить вышеупомянутый список.

Матти поднялся из-за стола и потянулся:

– Есть ли какие-нибудь сигналы из разведки?

Хоснер продолжать смотреть из окна:

– Нет. Наши палестинские друзья, или то, что от них осталось, молчат, словно залегли на дно.

– Не слишком ли тихо они себя ведут?

Хоснер пожал плечами. Он относился к числу тех людей, которые не желают делать какие-либо выводы при отсутствии информации. Отсутствие новостей означало для него всего лишь отсутствие новостей. Он верил в эффективность секретных служб своей страны. Они редко его подводили. Если в паутину, раскинутую израильской разведкой, попадет муха, паутина задрожит, и эту дрожь уловит паук, сидящий в центре. Все, что происходит за пределами паутины, к делу не относится.

Хоснер задвинул шторы и отошел от окна. Встав перед зеркалом, он поправил галстук и пиджак и, пройдя по кабинету, открыл дверь в соседнюю комнату, служившую конференц-залом.

Ядин последовал за шефом и сразу направился к дальней стене, где нашел свободное место.

Шум разговоров моментально стих, все повернулись к Хоснеру.

Народу в зале было много. За большим круглым столом сидели весьма влиятельные в стране люди: Хаим Мазар, начальник Шин Бет – службы внутренней безопасности Израиля; бригадный генерал Ицхак Талман, глава оперативного отдела израильских ВВС; генерал Бенджамин Добкин, представитель штаба армейского командования; Мириам Бернштейн, заместитель министра транспорта; Исаак Берг, шеф «Мивцан Элохим» – «Гнева Господня», антитеррористического подразделения.

Кроме Мириам Бернштейн, здесь присутствовали пять членов кнессета. Вдоль стены расселись помощники и адъютанты, а секретарь уже приготовился вести стенограмму заседания, устроившись за маленьким столиком.

Хоснер направился к столу.

Все собравшиеся представляли собой специальный комитет, призванный обеспечить безопасность полета «конкордов». Помимо прочего, они намеревались заслушать Хоснера и задать ему интересующие их вопросы.

Окинув сидящих членов комитета внимательным взглядом, Хоснер заметил, что из всех присутствующих он один одет в обычный костюм. Он посмотрел на Мириам Бернштейн. Опять эти глаза. Ну и ничего. Только почему у него всегда возникает чувство, будто она приглядывается к нему? И конечно, этой женщине не откажешь в сексуальности. Хоснер не желал признавать, что Мириам Бернштейн пользуется этим в собственных целях, довольствуясь лишь констатацией факта. Все просто. Чувственная женщина. Он отвел глаза. Строго говоря, заместитель министра транспорта была его непосредственным начальником. Возможно, напряжение объяснялось именно этим. Оставшись стоять, он откашлялся:

– Я согласился присутствовать на этом заседании для того, чтобы ни у кого не осталось сомнений в моих способностях обеспечить безопасный взлет. – Он поднял руку, останавливая нетерпеливые протесты. – Хорошо. Забудем. Не обращайте внимания на мои слова.

Зал, почти полностью лишенный каких-либо украшений, освещался тем светом, который проникал в помещение через большое окно с неизменным видом на забетонированную стоянку. На самом краю площадки, в стороне от других самолетов, стояли два длинных обтекаемых «конкорда» со Звездой Давида на хвостах. Недавно покрашенные, они отражали яркие лучи солнца. Оба самолета окружали вооруженные автоматами «узи» и снайперскими винтовками люди из службы безопасности аэропорта. Армия снарядила им в помощь взвод из десяти солдат, что отнюдь не улучшило настроение Хоснера.