Убить Сталина

– Забирай всю пачку. Слава богу, у меня теперь этого добра навалом.

– Трофейные?

– Можно и так сказать.

– Благодарю. – Петр мгновенно упрятал папиросы в карман гимнастерки.

Разговор проходил рядом с запретной зоной – тихое местечко, к которому не рискует приближаться ни один военнопленный, а они вот стоят и свободно разговаривают. В их сторону даже ни один эсэсовец не глянет. Есть в этом что-то занятное.

Закурили. Словами не бросались, каждый думал о своем. Таврин наслаждался предоставленным покоем – не нужно было идти в душный барак к людской скученности и суете. Стоишь себе да просто так покуриваешь.

Жиленков тоже думал о чем-то своем, и Таврину хотелось верить, что ему вспоминалось их совместное житье в лагерном бараке. Кто бы мог подумать, что та кружка с кипятком сыграет такую роль.

– Это хорошо, что ты с нами, нам нужны надежные люди, – наконец сказал Жиленков. – А я к тебе еще тогда присмотрелся.

– Так почему ты шофером-то прикидывался?

– Немцы ведь не жалуют комиссаров, думал, что если узнают – сразу расстреляют. Вот пришлось на хитрость пойти. А водитель я неплохой, все-таки у меня своя машина была.

– Как же немцы о тебе узнали?

– Какая-то сволочь выдала. Думал, повесят. – Линия губ Жиленкова презрительно искривилась. – А они мне сотрудничество предложили. Если говорить честно, я и раньше к Сталину особой симпатии не питал, чувствовал, что у нас в стране что-то не так складывается. Ведь каких людей врагами народа признали! Ведь они же революцию делали! А вместо них пришли другие, непонятно кто. Удивляюсь, что меня самого не загребли, я ведь многих из репрессированных лично знал. То, о чем сейчас мы с тобой свободно говорим, об этом весь мир давно знает, а мы только по углам шепчемся. Все думали, что у нас лучшее отечество, а это совсем не так оказалось. Вот, к примеру, Сталин всех своих соратников да ленинскую гвардию уничтожил, которые знали, куда нам идти. Так что даже не поймешь, чего мы сейчас строим и куда движемся. И так ли все это было изначально задумано. А Гитлер со своими партийцами, которые его к власти привели, ни одного не оттолкнул. До сих пор с ними шнапс пьет. Я это еще тверже уяснил, когда по Германии поездил. Ведь они же Первую мировую проиграли, а как живут! Простые работяги на собственных машинах по всей Европе разъезжают! Ладно, сам со временем поймешь, что к чему.

Левый глаз Жиленкова слегка прищурился: дым от табака поднимался кверху, раздражая сетчатку.

– Большевики проиграют войну, это точно. И поделом! Вон как Гитлер на Кавказе попер. А дальше Волга, а там и до Урала уже рукой дотянуться можно. Теперь им не выбраться.

– Не выбраться, – согласился Таврин.

– Так что тебе нужно побыстрее определяться, куда ты пойдешь и с кем. Когда война закончится, знаешь, сколько людей будут говорить о том, что они приближали победу? Толпы! А вы помогите сейчас, когда большая кровушка льется.

– Как ты думаешь, сколько еще большевики продержатся?

– Думаю, что с год, максимум – полтора. Я тут поездил по Германии, многое чего увидел. Если бы ты знал, какую они силищу собирают. Весь мир теперь на фрицев работает. В России такого нет, я тебе точно говорю! И вот тебе мой совет, не думай, что ты родину предаешь. Родина там, где тебе хорошо и сытно, где тебя уважают как личность. А если ты не знаешь, в какую именно ночь тебя заберут на Лубянку – в эту или в следующую, – и держишь на всякий случай в коридоре сидорок на дорогу, с которым предстоит идти по этапу, то какая это, к дьяволу, родина! – зло сказал Жиленков. Помолчав, добавил – голос его сделался заметно глуховатым: – А еще и радуешься, что в эту ночь пришли забирать не тебя, а твоего соседа. Насмотрелся я, – обреченно махнул он рукой. – Вот, казалось бы, немцы, враги, я должен их презирать и ненавидеть, а однако я здесь себя чувствую своим. И знаю, что гестапо меня просто так не потревожит. Конечно, хочется побыстрее в Москву, но в такую, которая без большевиков. Вот как только вернусь, сяду где-нибудь у Кремля на скамеечке, откупорю бутылочку пива и выпью ее на радостях. Так что ты скажешь?

– Я уже сказал. Я с тобой.

– Вот и славно, – похлопал Жиленков приятеля по плечу. – Я знал, что ты сделаешь правильный выбор. Обещаю о тебе позаботиться. Пойду к начальнику лагеря, расскажу о тебе все, что нужно. Нам требуются верные люди. Но ты не думай, что мы все время под немцами будем. Сейчас нам с немцами по пути. А вот когда мы большевиков растопчем, там уже и о себе подумаем, как нам всем быть дальше.

– О чем это ты?

– Немного вперед смотрю. Немцы обещали нам государственность. Вот только как там на деле произойдет – пока неизвестно. Не все мне в их политике нравится. Вместо великой России надумали создать независимые национальные государства. Формируют легионы, которые только тем и занимаются, что режут русское население. Мы с них еще спросим за это. И вообще, достойны ли эти нации самостоятельности, если ведут себя так нецивилизованно. Власов тоже недоволен действиями этих нацменов. Писал об этом Гитлеру, просил у него аудиенции, но тот почему-то его не принимает.

Таврин только кивнул. Заведи он сам подобные разговоры где-нибудь в бараке, так им тотчас заинтересовалась бы Тайная полевая полиция. А тут Жиленков рассуждает о вещах куда более серьезных, но вместо камеры пыток удостоился покровительства генералитета СС.

Как все-таки причудливо перемешался этот мир!

– А может, Гитлер думает, что Власов на большевиков работает? – предположил Петр.

– На большевиков он, конечно, не работает, – серьезно ответил Жиленков. – А вот только зря ты улыбаешься. У нас есть основание думать, что Гитлер считает, будто бы сдача в плен генерала Власова была тонким замыслом Сталина. А разбрасываться нашими территориями мы не дадим! – Он махнул рукой. – Ладно, давай поговорим о твоем будущем. Когда тебя вызовет к себе начальник лагеря, держись с ним уверенно, не тушуйся, но без дерзости. Скажешь, что хочешь служить великой Германии и готов обучаться в диверсионной разведывательной школе. Если будет спрашивать, какую именно специальность хочешь выбрать, то скажешь, что пока еще не определился. Нужно осмотреться, а там я тебе подскажу. Ты все понял?

– Да.

– А теперь давай простимся, – протянул руку Жиленков. – Пойду! Главное – не болтай лишнего.

Крепко пожав руку Таврина, Жиленков размашистым шагом направился к воротам.

Оставаться в одиночестве вблизи запретной зоны было неуютно. Поежившись, Таврин направился в барак, чувствуя спиной любопытные взгляды лагерников.

Глава 12

ПРОВЕРКА

Пройдя по тенистой Первомайской улице, расположенной в самом центре Ростова, почтальон отыскал дом под номером три и, оглядевшись, вошел в крайний подъезд. Прошагав два пролета по полутемной лестнице, он остановился перед семнадцатой квартирой и уверенно надавил на кнопку звонка. Где-то в глубине квартиры раздались неторопливые шаги, потом мужской низкий голос предупредил:

– Сейчас открою.

Щелкнул замок, и дверь приоткрылась. На пороге предстал крупный мужчина с большим животом, обтянутым тесной белой майкой, будто полковой барабан.

– Здравствуйте. Вы не подскажете, тут проживает Петр Иванович Комаров?

– А зачем он вам нужен? – удивился мужчина.

– Тут на его имя пришел перевод на крупную сумму. Не знаем, как вручить.

– Что-то они поздно хватились. Он ведь здесь уже давно не проживает.

– А вы не знаете, куда он мог уехать?

– А куда тут можно уехать, если здоров? Только на фронт. Я бы вот тоже пошел, да здоровье не того, – постучал мужчина указательным пальцем по левой стороне груди. – Не позволяет!

Печально улыбнувшись, почтальон сочувственно вздохнул:

– А я вот по возрасту не могу. Вот и приходится почту разносить.

– Каждый на своем участке полезен.

Разговор был исчерпан. Пора было закрывать дверь.

– Он ведь, кажется, работал на заводе «Электроприбор»?