Любовь Митчелла

А ещё мне необходимо доказать, что за всем этим стоит Тозер. Но кто стоит за ним? Каким бы умным не пытался показаться этот тип, мозгов у него не хватит такое провернуть. Тем более ему недостаточно сил, времени и рук, чтобы сделать всё в одиночку. Необходимо в кротчайшие сроки вычислить его подельников.

Но, чёрт возьми, есть один дурацкий вопрос: как мне всё это сделать?! Где искать доказательства? Как опередить тех, кто заметает за ним следы?

Питер с сочувствием глядит на меня.

– У тебя такое лицо, – попытался улыбнуться Гровер, – будто ты думаешь о спасении целого мира.

– Если Эйден – целый мир, то конечно. – устало усмехнулся я и поднял глаза на собеседника. Вдруг меня осенило! – Слушай, у тебя же есть медицинское образование, верно?

– Конечно. – непонимающе кивнул Питер. – Без этого никак.

– В общем, – начал я, наклонившись к нему, – завтра будет проводиться следственный эксперимент. Мне нужен там свой человек. У Эйдена сильная аллергия на орехи, а в той кондитерской их обожают.

– Разве там не будет врача? Ты не доверяешь полиции?

– Там будут мои хорошие знакомые, бывшие коллеги, – объяснил я, – но ещё там будет человек, который всех нас круто подставляет. Тозеру не нужен Эйден, поэтому я боюсь, что он позволит ему умереть. – я снова сделал глоток воды. – Это всё, что я могу для Эйдена сделать на данный момент.

Питер опустил глаза и думает. Не знаю, что уж он там прикидывает, но выглядит довольно заинтересованным.

– Следственный эксперимент? – задумался он. – А Эйден… В смысле… Ну, он же не своими руками убивал, правильно? – Гровер весь залился краской. – Зачем нужен следственный эксперимент?

– Настояние Тозера. – я отвёл глаза. – Считает… – кусочки головоломки вдруг собрались в одну большую картину. – Чёрт! Его цель не убийство Эйдена. Он просто угрожает ему!

– Но зачем?

– Эйден до сих пор один из гипотетических наследников огромной империи. – задумчиво протянул я. – Недавно умер Исаия Сорос. Он передал часть наследства Рут, а Эйден… Эйден один из кровных родственников Сороса. У Исаии остались двое сыновей, но их, настолько я понял, Сорос считал недостойными наследниками.

– Это мотив.

– Весомый. – с усмешкой согласился я. – Но теперь это нужно доказать.

Я задремал в гостиной у Питера, а проснулся, падая с дивана. Голова болит в разы меньше. Надеюсь, это заслуга не только обезболивающего, но и способности моего организма к быстрому восстановлению. Дел и так невпроворот, чтобы останавливаться из-за боли.

Из ванной доносится пение. Гровер фальшивит и часто недотягивает, но поёт всё же сносно. Я слышал и похуже. Дверь в ванную открыта. Думаю, Питер просто забыл, что я заснул вчера у него в гостиной.

Лежу на полу и таращусь в потолок. Нужно бы встать и начать заниматься делами. Я лениво достал телефон с небольшого стеклянного столика. Без пятнадцати минут семь. Из груди вырвался облегчённый вздох. У меня ещё есть время до начала следственного эксперимента.

Нужно вернуться домой, переодеться, взять… Куда определить Фобоса? У Питера его не оставишь – маленький пакостник всё здесь погрызёт и сбежит. Он не любит сидеть в незнакомых домах один. Если сбежит, где мне его потом искать? Да и Эйден меня прибьёт, если его бессмертный питомец потеряется. Может, отнести Рут? Её Фобос точно знает, а потому вряд ли попытается удрать.

Пока я думал, кому пристроить крысёныша, он смотрел на меня со спинки дивана. Свесился и глядит жуткими глазками-бусинками. Хоть с собой бери, честное слово! Фобос понаблюдал за мной, а затем аккуратно спустился с дивана мне на грудь.

– И что мне с тобой делать? – спросил я, поглаживая грызуна. – Ты же не будешь один дома сидеть, верно? Если этот опять заявится… А ты любитель поесть. Как ты вообще не сдох?

Разумеется, я не рассчитываю, что Фобос ответит мне человеческим языком, но он так пристально смотрит в глаза, что становится не по себе. Крысёныш свернулся клубочком и спрятал нос в моей ладони. Он тяжело вздохнул и тихонечко пищит.

– Я тоже скучаю. – вполголоса сказал я и грустно усмехнулся. – Ничего, я его вытащу, и Эйден вернётся домой. Слышишь?

Фобос как-то очень разумно посмотрел на меня. Разумно и внимательно, будто действительно слушает, что я говорю. По спине побежали мурашки от его взгляда, и я отвёл глаза в сторону.

– Я тебе обещаю, – уверенно произнёс я, – скоро Эйден вернётся домой.

Из ванной, наконец-то, вышел Питер. Он замотался в халат так, будто я собирался его отобрать. Фобос тут же куда-то смотался. Поднявшись с пола, я сложил коротенький плед, которым меня накрыл Гровер ночью, и потянулся.

– С кем ты говорил?

– С Фобосом. – честно ответил и я машинально пожал плечами. – По-моему, он чувствует себя гораздо лучше.

– Настолько лучше, что говорить начал? – с некоторым подозрением поинтересовался Питер. – Мне казалось, ты не очень его любишь.

Я ничего не ответил. Если бы я не любил этого гадёныша, пришло бы мне в голову – со свежим сотрясением, между прочим, – бежать сюда посреди ночи? Гровер сегодня странный. Что это с ним, интересно? Хотя нет, совсем неинтересно. Однако, если Питер уже ведёт себя немного неадекватно, мне стоит задуматься о подмоге. Не позволю, чтобы жизнь Эйдена была под двойной угрозой из-за странного поведения Гровера.

Кто ещё может помочь Эйдену?

Я передумал идти в ванную. Сразу собрался, взял Фобоса и пошёл домой. Почему-то очень неуютно находится у Питера дома, но я никак не пойму причину. Запахи те же, что были вчера, в обстановке тоже ничего особо не изменилось.

Помню, схватил вчера Фобоса и пулей вылетел из квартиры. Даже злосчастное пирожное со стола не убрал. Крысёныш, к счастью, теперь боится к нему подходить. На отравленном угощении бумажная обёртка. Думаю, на ней могут быть отпечатки. Я убрал пирожное в пакет и вытер со стола остатки крема.

Мне нужно быстрее привести себя в порядок и собираться в участок. Ладно, придётся Фобоса с собой таскать. Не уверен, что успею занести его Рут до начала следственного эксперимента.

Пока я чистил зубы, Фобос беспрерывно пищит из коридора. Понятия не имею, что ему там не нравится, но от его пронзительного голоска уже голова трещит.

– Чего тебе? – нервно произнёс я, подхватив крысёныша. – Что?

Он вырвался из моих рук и шлёпнулся прямо на пол. Не хочу показаться ненормальным, но Фобос будто что-то пытается мне показать. Он копошится около комода. Я включил свет. Конечно, просить Роско хоть раз в неделю мыть пол, было плохой идеей – всё в жутких разводах, которые первым делом бросаются в глаза при включённом свете.

Я опустился на корточки и заметил размазанную каплю коричневатого цвета. Моей радости нет предела! Я готов сию минуту расцеловать Фобоса! Похоже, он всё-таки не хотел пускать чужого в дом и укусил его. Кровь капнула на пол, а неизвестный даже не заметил этого в темноте. Взломщик наступил на неё, размазав по полу.

Вывод? Я могу узнать… Не так. Я могу доказать, что пирожное в нашу квартиру принёс никто иной как Винсент Тозер. Это будет серьёзным обвинением. Это позволит мне отстранить Тозера от каких-либо дел и добиться официального обыска в его квартире.

Я немедленно соскрёб всю кровь с пола, сунул в сумку пакет с пирожным, а во внутренний карман куртки посадил Фобоса. Нужно успеть в участок до прихода Тозера.

У самого входа я столкнулся с Майком Стенли. Он тут же сообщил, что «придумки Тозера» назначены на десять утра. Радует, что не только мне настойчивое предложение о следственном эксперименте кажется сущим бредом. Криминалист предложил найти укромный уголок, чтобы не привлекать излишнее внимание.

– Слушай, всё это чушь полная! – нервно воскликнул Стенли. – И почему это Тозер не озадачился поисками той прихожанки, Полли Ксавье, которую упоминал Эйден? Если она тоже ела белые пирожные, то почему осталась жива? Повезло? Я в такое не верю. Значит, она точно знала, какие можно есть, а какие – нет. – Майк меряет шагами свою лабораторию. – И знаешь, что ещё не понятно? В коробках должно было быть восемьдесят пирожных. По двадцать в каждой. – он вскинул указательный палец левой руки в верх, остановившись на мгновение. – Пусть первую двадцатку мы исключаем, так как её опрокинул тот ненормальный, что напал на тебя. Остаётся шестьдесят, но при пересчёте я обнаружил только пятьдесят девять пирожных. – Майк вновь остановился и сел на стул верхом. – Где ещё одно? И почему так мало белых? – он почесал затылок. – Всего двадцать шесть штук из восьмидесяти.