Пепел. Наследие

– Отойди, – тихо и, казалось бы, спокойно произносит Майкл.

Меня душат непролитые слезы. Я сейчас не в силах оправдывать себя или мирить их. Мне страшно. Я… я никогда не видела тварей.

Разворачиваюсь и поднимаюсь на второй этаж по темным ступеням. Нащупываю ручку какой-то двери и, открыв её, вваливаюсь внутрь. Снизу доносятся крики, но я стараюсь их не слушать. Меня настигает истерика. Я ведь даже не рассмотрела не мертвого, но испугалась так, что никогда не забуду этого страха.

Руки дрожат, слезы готовы пролиться. Медленно опускаю пистолет на пол и сжимаю пальцы в кулаки.

Я чуть не умерла.

Дверь открывается, и по звуку шагов и тишине на первом этаже я догадываюсь – это Майкл.

– Я сказал бежать, – уже спокойно говорит Майкл.

– Я слышала, – обнимаю себя руками, не поворачиваясь к нему лицом, – я… я испугалась.

Два шага, и Майкл подходит прямо ко мне. Оборачиваюсь, но практически не вижу его.

– Это тебе не страшно. А я. Я. Я испугалась! – меня начинает мандражить с новой силой. – И хватит на меня кричать.

– Я не кричу.

– Ты кричал! Ты никогда не повышал на меня голос. Никогда! Я понимаю, что ты ничего не боишься и тебе сложно понять…

– Ошибаешься. Всем бывает страшно, – тихо говорит он.

– Не поверю, что ты испугался тварей.

Майкл молчит какое-то время, но мне кажется, что он подошел ещё ближе.

– Я испугался… когда ты остановилась, – Майкл кладет руки мне на плечи и слегка сдавливает их, – я не мог стрелять, так как был прямо за тобой, я бы не успел догнать тебя, я ничего не мог сделать, и если бы Рик не застрелил тварь, то…

– Не договаривай, – прошу его я и в противовес всем своим убеждениям, держаться на расстоянии, обнимаю Майкла. Мне нужно, чтобы он ответил тем же. Я просто развалюсь на множество осколков, если он и сейчас оттолкнет меня.

Я не прошу от него большего, чем дружескую поддержку.

Сейчас мне просто нужен друг. Тот старый Майкл, что успокаивал меня и залечивал раны, полученные в итоге моих проказ.

Он тяжело вздыхает и сжимает меня в крепких объятиях.

Слезы наворачиваются на глазах, и я ещё крепче прижимаюсь к нему.

Майкл проводит рукой по моим распустившимся волнистым волосам и тихо шепчет:

– Только не плачь.

И слезы, словно послушав его, отступают.

Не проходит и тридцати секунд, Майкл отстраняется и молча выходит за дверь.

Что это было?

Провожу руками по лицу, взъерошиваю волосы и прикрываю глаза. Считаю до пяти, нахожу на полу пистолет и тоже выхожу. Внизу горит свет и там уже идет бурное обсуждение чего-то. Спускаюсь вниз и сажусь на предпоследнюю ступеньку рядом с Кейт.

– Прости, – говорю ей.

– Всё норм, я сама охренела от увиденного. Но главное, все целы.

– О чем они спорят? – спрашиваю я, смотря на Убийцу, Рика и Ронду, которые что-то бурно обсуждают. Истон, увидев меня, подходит и садится рядом, спрашивает, как я, и естественно, получает ответ: "Нормально".

Входная дверь открывается, на пороге возникает Майкл.

– Тварей больше нет, – говорит он, – Рик, Убийца и Истон заправьте машины. Кейт и Джил, Ронда покажет вам где боеприпасы. Через пять минут мы уезжаем.

Кейт встает на ноги и спрашивает:

– Зачем мы вообще выходили из машины? Могли отсидеться там.

Убийца отвечает:

– Силы восьми тварей вполне достаточно, чтобы перевернуть машины с нами внутри. Тогда мы бы остались без средства передвижения. И мы всегда останавливаемся в этом доме. Это наш перевалочный пункт.

Дальше я уже не слышу, что говорит Убийца, в голове всплывают рассказы мамы. Большой дом, красная дверь. Именно сюда папа привез маму, когда её укусила тварь. Никогда не думала, что окажусь здесь. Я вообще не думала, что он реален. Дом из сказок мамы.

Как и сказал Майкл, через пять минут мы уехали из дома. В этот раз расположились мы так: Майкл за рулем, на пассажирском Кейт, а я и Истон сзади. Перед тем как мы вышли из дома, Убийца сказал, что если окажется с Кейт в одной машине, то она скорее всего не доедет до Креста. И таким образом Истон поменялся с ним местами, и пока Кейт высказывала Убийце всё, что о нём думает, я заняла заднее сиденье.

Находясь в родных объятиях, я смотрю на рассвет, что обещает нам новый день. Надеюсь, он будет лучше предыдущего.

Глава третья

Джил

Мы ехали весь день и большую часть ночи. К счастью, нам не встретились не мертвые. Майкл объяснил, что у дома с красной дверью были слабые особи. Те, что не эволюционировали. Обычные. Посредственные. На вопрос Кейт, как же тогда выглядят другие, Майкл рассказал, что они более быстрые и сильные. Попадись они нам у дома, то меня бы снесли ещё до того, как Рик сделал спасительный выстрел.

Но больше этого меня испугало другое.

Майкл говорит, что мутирующие особи как-то могут соединять тела друг друга. Я слышала об этом от мистера Беринара, но из его уст это звучало не так жутко. По словам Майкла, несколько мутантов могут слиться в одного, не как вода из одного стакана в другой. Нет. Немного иначе. Например, монстры могут встать друг к другу спиной, и спины их срастаются, сверху залезает ещё пара и так далее, таким образом три года назад они и попали в Возрождение. Построили живую лестницу из своих тел и перелезли через ворота. Они делали это так быстро и слаженно, что люди, патрулирующие стены, даже не успели поднять общую тревогу. Кроме этого, эволюционирующие твари могут подойти друг к другу и, прижавшись плечами, срастаются воедино, и вот на тебя уже несется не просто измененный человек, а машина для убийства на четырех ногах, с двумя руками с двумя ртами, которые хотят тебя сожрать. Майкл говорит, что их нужно убить до момента слияния, иначе, шанс выжить равняется где-то десяти процентам.

Казалось бы, это невозможно, но такова наша реальность. Ученые, что засели в Возрождении, говорят, что скорее всего к таким феноменальным способностям привела именно мутация клеток мозга. И благодаря этому, твари стали не просто мыслящими, но и опасными. Их мозг способен не только командовать телом, но и каждой клеткой в частности.

Слушая разговор Майкла и Кейт, я ещё плотнее прижалась к Истону, словно он может спасти меня от жутких мыслей. Что случится со мной, если я когда-то встречу эволюционирующего? Я и перед обычным впала в ступор. Я не готова к реалиям нашего мира. Мне было спокойно в Кресте и Подземелье, я всегда знала, что там безопасно. Но сейчас я за пределами мирной жизни. Это сравнимо с неумеющим плавать, выброшенным в океан.

Наконец вдалеке виднеется город. Высоченные стены взмывают ввысь, на смотровых башнях, словно маяки, стоят прожекторы. В ночное время они позволяют просматривать территорию за периметром, и порой помогают случайным путникам найти спокойный оплот среди окружающего ужаса.

Медленно едем по накатанной дороге к воротам Креста. На кого-то это место наводит жуть, но для меня это родина. Даже при виде тысяч крестов, что стоят вокруг городских стен, первое слово, что приходит мне на ум, – дом.

Кресты завораживают. Есть маленькие деревянные, наклоненные в разные стороны. Присутствуют и огромные металлические. При каждом возвращении домой мой взгляд падает на два креста. Они особенные. Особенные для всех жителей родного города. Один маленький и очень старый, а второй огромный и ухоженный. По сути, именно второй крест является монументом веры и молитв горожан. К нему приносят свечи и записки. Люди читают молитвы и сжигают послания для тех, кто больше не ходит по земле.

Есть легенда, что в первый год после появления не мертвых, Преподобный – первый правитель Креста – поставил маленький крест. Это было более шестидесяти лет назад.

Раньше у города не было таких высоких стен, и не все нападения тварей получалось остановить. В первый год погибло очень много людей и особенно детей. Сыну Преподобного – правителя Креста – было всего три года, когда не мертвые растерзали его на глазах у отца и матери. Через пару дней, когда выжившие пришли в себя, Преподобный вышел за пределы разрушенной стены и поставил первый крест. Он долго молился и лил слезы о своём мальчике, которому не суждено увидеть жизнь. Люди подходили к нему и выказывали сожаление, но он никого не слушал и долгие часы разговаривал с маленьким незатейливым крестом. Удивительно, но за всё время, что он читал молитвы, никто не напал на город. После этого данная процедура стала ритуалом, данью памяти детям, что не увидели жизни. К сожалению, жене Преподобного не удалось справиться с потерей единственного ребенка, и через месяц женщина вскрыла себе вены прямо у этого креста.