Страница 5 из 7
Чернов рассматривал московских стрельцов, не разделяя собственно приказы, т. е. боевые части, от московской стрелецкой сословной корпорации, и допускал при этом очень сильные обобщения: «Стрелецкое войско не было однородным по своему составу. Занятия торговлей и промыслами приводили к значительному имущественному неравенству среди стрельцов. Наиболее богатая часть стрельцов сращивалась с верхушкой посадского населения и превращалась в опору правительства. Одновременно значительная часть стрельцов жила «государевым» жалованьем или пахала землю, для них мелкая торговля или ремесло являлись приработком…»[57]. На основе точки зрения Чернова Н. И. Павленко утверждал, что «стрелецкое войско отличалось низкой боеспособностью. Привязанные к своим торгам, промыслам и к семейному очагу, стрельцы крайне неохотно покидали столицу и выражали недовольство, если отлучки были продолжительными. Главная обязанность стрелецких полков – их в столице насчитывалось 20 – состояла в несении полицейских обязанностей: они обеспечивали порядок, выполняли карательную службу…»[58].
Термин «боеспособность/боеспособный» лингвисты раскрывают как «готовность войск к ведению боевых действий, способность выполнять боевые задачи» или как «пригодный, подготовленный к ведению боя»[59]. Готовность к ведению боевых действий и способность выполнять боевые задачи, согласно Чернову, находятся в прямой зависимости от таких критериев «регулярства», как: 1) «постоянное военное устройство», 2) «систематическое военное обучение», 3) «полное содержание за счет государства». Если подразделение соответствует всем трем критериям, то оно считается боеспособной частью регулярной армии. Указанные критерии «регулярства» и боеспособности предложены Черновым через призму военных реалий XVIII в. и под влиянием «антистрелецкой» историографии. Критерии боеспособности московских стрельцов, предложенные Черновым, основаны на фактах появления полков «нового строя» и участия стрельцов в политических конфликтах конца XVII в. Однобокость этой концепции очевидна. Можно доказать с помощью простого подбора фактов, что московские стрельцы полностью соответствовали предложенным
Черновым критериям и являлись боеспособными частями регулярной армии, т. к. московские приказы имели постоянное военное устройство задолго до солдат «нового строя», проходили систематическое военное обучение и находились на полном содержании государства, получая жалованье.
Для определения боеспособности московских стрелецких приказов во второй половине XVII – начале XVIII в. необходимо выявить, какие требования к боеспособности московских стрельцов существовали и предъявлялись со стороны современников, особенно царя и командования, найти и проанализировать факты индивидуальной и групповой регулярной профессиональной подготовки московских стрельцов во второй половине XVII – начале XVIII в., рассмотреть специфику обеспечения, комплектования и социальной защиты московских стрельцов во второй половине XVII – начале XVIII в. и установить, правомерно ли считать обнаруженные требования именно критериями боеспособности московских стрельцов.
1. Морально-этические и профессиональные требования современников
Требования, выдвигавшиеся современниками, прежде всего царем и его администрацией, к московским стрельцам, можно разделить на морально-этические и профессиональные. Информация о таких требованиях содержится в «наказах» и «наказных памятях» стрелецким офицерам – головам и сотникам, письмах царя Алексея Михайловича, воеводских «описках» и «расспросных речах» – официальных отчетах о битвах, победах и поражениях, народной публицистике и ряде других письменных источников.
1.1. Морально-этические требования
Морально-этические требования представляли собой следующий перечень:
а) Безусловная верность присяге вне зависимости от каких бы то ни было обстоятельств: «а новоприборных стрелцов приводить к вере в соборной церкви…»[60]. Это требование подразумевало верность присяге и царю, т. к. измена царю и нарушение присяги означало клятвопреступление по канонам православной веры. От московских стрельцов требовалась безусловная, слепая верность. Это требование сложилось под влиянием внутриполитических конфликтов в России XVII в.: городских восстаний, крестьянских бунтов и т. д., а также в условиях неодинаковой боеспособности и стойкости русской пехоты на полях сражений.
Например, во время Медного бунта 1662 г. московские стрельцы стали ударной силой в борьбе с восставшими. 25 июня 1662 г. события развивались стремительно и, как можно предполагать, во многом неожиданно. Толпа мятежников, разгромив дома бояр и купцов – разработчиков монетной реформы и советников царя, двинулась в Коломенское, где находился Алексей Михайлович с семьей. Телохранители царя и стрельцы Стремянного приказа в это время готовились оборонять семью царя в коломенском дворце. В Коломенское были стянуты практически все военные силы, которые удалось собрать, – несколько стрелецких приказов, солдатских и рейтарских полков. Патрик Гордон отмечал, что стрелецкие приказы, поднятые по тревоге и явившиеся к царю, не насчитывали штатной численности: «полки чрезвычайно слабого состава»[61]. К. В. Базилевич и В. И. Буганов объясняли неактивность стрельцов ранним часом восстания и плохой информированностью[62]. С первым утверждением трудно согласиться, московские стрельцы были профессиональными военными. В плохую осведомленность стрельцов относительно происходившего в Москве также трудно поверить, т. к. они были жителями этого города и не могли не знать о растущей напряженности. Приказы, не явившиеся в Коломенское, занимались подавлением восстания в самой Москве.
Когда восставшие возвратились в царскую усадьбу, то попали в засаду – стрельцы и солдаты с одной стороны, а рейтары с другой зажали бунтовщиков в «клещи». Алексей Михайлович хорошо рассчитал боевые порядки своих сил – безоговорочно верные ему стрельцы шли в бой первыми, а солдаты, которые к тому же сочувствовали восставшим (среди которых было много их братьев по оружию – солдат из полка Аггея Шепелева), находились в резерве, где могли не рисковать собой.
«Солдат гвардии или стрелец» – изображение московского стрельца из альбома иллюстраций к запискам австрийского посла Августина фон Мейерберга. (Малов А. В. Московские выборные полки солдатского строя в начальный период своей истории. 1656–1671 гг. М.: «Древлехранилище», 2006. С. 408–409.) Полный лист.
Не меньшую верность присяге московские стрельцы продемонстрировали во время крестьянской войны под руководством Степана Разина 1670-71 гг. Попавшие в плен к разницам после гибели сводного приказа головы В. Лопатина под Царицыным в 1671 г. многие московские стрельцы бежали из-под стражи. Часть беглецов погибла – их уничтожила погоня: «Да тот жа де вор Стенька привез с собою в гребцах камышенского воеводу Юфима Панова. И он де, Юфим, в Синбирску подговорил с собою 30 человек московских стрельцов и с ними ис Синбирска убежал. И ево, де, Юфима и стрельцов, догнав в Карсуни, Стенькины посылыцики порубили всех насмерть…»[63], но некоторым удалось достичь съезжей избы Белгородского разряда и рассказать о трагедии, случившейся с приказом И. Лопатина: «…их, стрельцов, велел он, Стенька, посажать в воду, и называл де, их стрелцов… мясниками: уже де нам от тех мясников, от московских стрельцов, житья не стало. А которые де московские стрельцы от ран и от иных болезней на Царицыне помирали, и их де у церкви божией не хоронили по ево Стенькину и попа Ондрееву приказу и исповедовать де тех больных людей при смерти не велели. И у многих де людей он, вор Стенька, у стрельцов и у ярыжек и которых людей оставливает у себя поневоле велит бороды брить догола…»[64]. Обращает на себя внимание унижение, которому разницы подвергли пленных стрельцов и ярыжек: «бороды брить догола». С точки зрения обычаев, религиозных и моральных норм России XVII в. «голая борода» или, как выразился протопоп Аввакум, «скобленый образ», были свидетельством нетрадиционной сексуальной ориентации либо, что еще хуже, отступничества от православной веры. После подробного расспроса беглецы были отправлены в Москву, где вернулись в состав своих прежних подразделений. Это было возможно, т. к. стрельцы выполнили главное условие своей присяги – продемонстрировали верность даже при угрозе смерти и бесчестья. И это не единственный пример верности московских стрельцов присяге[65]. Ранее, при штурме разницами Царицына, московские стрельцы до последнего оборонялись вместе с воеводой в одной из башен и предпочли смерть в бою позору плена. Когда восставшие ворвались в Астрахань, благодаря поддержке населения города, два московских стрелецких приказа, составлявшие часть гарнизона крепости, не сложили оружия и продолжали активно сопротивляться разницам, хотя шансов выжить у московских стрельцов не было никаких: «…астраханские служилые и всяких чинов люди город… и головы московских стрельцов Дмитрей Полуэхтов да Алексей Соловцов и московские стрельцы их приказов и астраханские служилые домовые люди, памятуя господа бога и христианскую веру и государево крестное целование, в том ему отказали…»[66]. Оба подразделения были уничтожены казаками до последнего человека и никогда не были сформированы снова. Погибшие при побеге и умершие в плену московские стрельцы, также не изменившие присяге и не перешедшие на сторону разинцев, получили посмертную награду[67], их семьи получили возможность ежемесячно получать кормовое жалованье из казны. Таким образом, под верностью присяге – крестному целованию – понималась непоколебимая верность долгу, невзирая на превратности судьбы.
57
Там же. С. 92.
58
Павленко Н. И. Петр Великий. М.: Молодая гвардия, 1992. С. 4.
59
Ожегов С. И. Словарь Русского языка. М.: Русский язык, 1992. С. 59.
60
Дополнения к Актам историческим, собранным и изданным Археографической комиссиею. СПб., 1855. Т. 5. С. 79–82.
61
Гордон П. Дневник генерала Гордона. М., 1892. С. 235.
62
Базилевич К. В. Денежная реформа царя Алексея Михайловича и восстание в Москве в 1662 г. С. 98; Буганов В.И. Московское восстание в 1662 г. С. 68.
63
Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т. 1. С. 68–69.
64
Там же. С. 30.
65
Там же. С. 92–93.
66
Там же. С. 37.
67
РГАДА. Ф. 210. Оп. 24. Д. 201. Л. 1.