Страница 3 из 3
– А мать у тебя ничего, красивая, – одобрительно сказала Христа, подбирая с пола свою одежду.
– Ну да, – согласилась я, удивленная ее доброжелательным тоном.
– Сколько ей лет?
– Сорок пять.
– Ей столько не дашь.
– Да, она отлично выглядит, – с гордостью подтвердила я.
– Как ее зовут?
– Мишель.
– А отца?
– Франсуа.
– А он какой из себя?
– Сама увидишь. Он вернется вечером. А у тебя какие родители?
– Совсем не такие, как у тебя.
– Что они делают?
– Слишком ты любопытная!
– Но… ты-то про моих спрашивала!
– Нет. Ты сама похвасталась, что твои родители учителя.
Что было сказать на такую бесстыдную ложь? Кроме того, ей, видно, почудилось, что я страшно горда профессией моих родителей. Какая дичь!
– Тебе надо одеваться по-другому. Чтоб было видно фигуру.
– Тебя не поймешь. То ты восхищаешься, что у меня есть грудь, то возмущаешься, что она маленькая, а теперь советуешь ее демонстрировать. Иди разбери!
– Какие мы обидчивые!
Христа ухмыльнулась.
Обычно каждый у нас дома ест где хочет: кто за кухонным столиком, к перед телевизором, кто с подносом в кровати.
Но в тот вечер, в честь гостьи, мама приготовила особенный ужин и все собрались в столовой. Когда она позвала к столу, я с облегчением вздохнула: конец этой пытке, разговору наедине с моей мучительницей.
– Добрый вечер, мадемуазель, – поздоровался папа.
– Зовите меня просто Христой, – непринужденно, с сияющей улыбкой ответила она.
А потом подошла к отцу и, к великому его – и моему – изумлению, поцеловала его в обе щеки. По папиному лицу было видно, что он удивлен и покорен.
– Я вам очень признательна за то, что вы позволили мне переночевать сегодня у вас в квартире. Она такая чудесная!
– Ничего особенного. Просто мы постарались привести ее в порядок. Видели бы вы, в каком виде она нам досталась двадцать лет назад! Мы с женой…
Отец пустился в бесконечный, нудный рассказ и описал весь процесс переустройства, не упуская ни одной технической детали. Христа смотрела ему в рот, как будто все это ей было жутко интересно.
Когда же мама подала еду, она попросила добавки:
– Очень вкусно!
Родители были в восторге.
– Бланш говорит, что вы живете, под Мальмеди?
– Да, каждый день четыре часа на поезде, не считая автобуса.
– А почему бы вам не снять комнату в студенческом общежитии?
– Я так и хочу. Вот как заработаю побольше денег.
– Вы работаете?
– Да. Официанткой в баре у нас в Мальмеди. По выходным, а иногда и среди недели, если возвращаюсь не очень поздно. Я ведь сама плачу за учебу.
Родители с восхищением посмотрели на нее и тут же перевели укоризненный взгляд на дочь, которая в свои шестнадцать лет была абсолютно не способна достичь финансовой самостоятельности.
– Чем занимаются твои родители? – спросил папа.
Я предвкушала, что Христа отошьет его, как меня: «Слишком вы любопытны!».
Увы, Христа выдержала тщательно продуманную паузу и выговорила с трагической простотой:
– Я из неблагополучной среды.
И опустила глаза.
Ой, акции ее поднялись разом на десять пунктов.
Тоном скромной трудолюбивой девушки она прибавила:
– По моим подсчетам, я смогу что-нибудь снять к концу весны.
– Но это будет перед самыми экзаменами! Нельзя же так надрываться! – воскликнула мама.
– Придется, – смиренно ответила Христа.
Мне хотелось залепить ей пощечину. Но я приписала это своему дурному характеру и устыдилась.
Христа продолжала с милой улыбкой:
– Знаете, мне было бы очень приятно, если бы мы перешли на «ты». Конечно, с вашего позволения. Нет, правда, вы такие молодые, что мне кажется как-то глупо говорить вам «вы».
– Что ж, давай! – сказал отец и расплылся до ушей. По-моему, предложение было нахальнее некуда, но моих родителей как будто околдовали.
Уходя спать в нашу комнату, Христа чмокнула сначала маму:
– Спокойной; ночи, Мишель!
А потом папу:
– Спокойной ночи, Франсуа!
Я жалела, что сказала ей их имена: так подпольщик раскаивается, что выдал под пыткой свою ячейку.
– Отец у тебя тоже что надо, – сказала мне Христа.
Но теперь, как я заметила, меня ее похвалы уже не радовали.
– И вообще мне у вас нравится, – заключила она, укладываясь на мою кровать.
Положила голову на подушку и мгновенно уснула.
Эти ее последние слова растрогали и смутили меня. Может, я зря так плохо думала о Христе? Что она такого сделала?
Видела же мама нас обеих раздетыми догола, и ничего, отнеслась к этому нормально. Или она заметила, что я комплексую, и подумала, что мне такая встряска полезна?
А что Христа так резко ответила на мой вопрос о ее родне, так это наверное, ее комплекс – происхождение из низов. И неадекватное поведение – просто болезненная реакция.
Какая она в самом деле молодец – в таком возрасте сама зарабатывает на учебу. Мне бы уважать ее за это и брать с нее пример, а не обижаться по-дурацки. Я кругом неправа. Теперь мне было стыдно: как я могла не понять, что Христа – потрясающая девушка и быть ее подругой – невероятное счастье.
Эти мысли утешили меня.
На другое утро Христа горячо поблагодарила родителей:
– Спасибо вам! Сегодня я спала на целых три часа больше, чем обычно!
По пути в университет она не сказала ни слова. Наверно, была еще сонная.
Как только мы переступили порог аудитории, я перестала для нее существовать. Весь день я провела в привычном одиночестве. Иногда до меня издали доносился смех Христы. И я уже не была уверена, действительно ли она ночевала в моей комнате.
Вечером мама провозгласила:
– Твоя Христа – просто сокровище! Веселая, умная, жизнерадостная – что-то невероятное!
– А какая зрелость! – перебил ее отец. – Какое мужество! Какая рассудительность! И как тонко она разбирается в людях!
– Да, конечно… – промямлила я, припоминая, что уж такого тонкого сказала Христа.
– У тебя долго не было подруг, но теперь, глядя на ту, кого ты наконец-то выбрала, я понимаю: ты поднимала планку очень высоко, – сказала мама.
– К тому же она хороша собой, – прибавил отец.
– Да уж! – подхватила его половина. – Это ты еще не видел ее голышом!
– Я – нет. Ну и как она?
– Одно слово – лакомый кусочек.
Я не знала, куда деваться от смущения, и взмолилась:
– Хватит, мам, ну пожалуйста!
– Да что ты жмешься! Твоя подруга держалась передо мной совершенно естественно и правильно делала. Было бы отлично, если б она могла и тебя излечить от твоей болезненной стеснительности.
– Вот-вот. И это не единственное, в чем она могла бы послужить тебе примером!
Я с трудом сдержала раздражение и сказала только:
– Я рада, что Христа вам понравилась.
– Да она просто прелесть! Пусть приходит, когда захочет! Передай ей наше приглашение.
– Хорошо.
У себя в комнате я разделась перед большим зеркалом и оглядела себя с ног до головы – кошмар! Христа, можно сказать, меня еще пощадила.
Я стала противна себе с тех пор, как обнаружились первые признаки полового созревания. Теперь же, после того как меня обозрела Христа, я и сама увидела себя ее глазами, отчего неприязнь превратилась в ненависть.
Больше всего девочка-подросток озабочена своей недавно выросшей грудью, к которой так трудно привыкнуть. Бедра – это не так страшно. Они просто постепенно меняют форму. А этих бугров на ровном месте раньше не было, с ними еще надо освоиться.
Недаром Христа заговорила именно об этой, а не о какой-нибудь, другой части моего несчастного тела; это лишний раз доказывало, что грудь – мой главный дефект. Я сделала опыт: прикрыла ее руками и посмотрела – так гораздо терпимее и даже вполне ничего. Но стоило опустить руки – и снова жалкий, позорный вид, как будто это уродство портило сразу все. Внутренний голос пытался меня образумить:
«Ну и что такого? Ты еще растешь. И вообще, маленькая грудь – тоже неплохо. Тебя это не волновало, пока не влезла эта девчонка. Почему тебе так важно мнение какой-то Христы?»
Конец ознакомительного фрагмента.