Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 74



Глава 22

Все обернулось против нас и зашло слишком далеко.


Нас дезориентировали убийством Руперта, превратив в беспомощных котят. Но это длилось не долго. Ненависть берет свое, бьет по щекам, приводит в чувства и затягивает в греховный омут.


Именно тогда все полетело к чертям.


Из рассказа домработницы мы поняли, что Руперт пришел в себя слишком рано для человека под действием снотворного. Он собрался в Управление, решив зря не терять времени, и, договорившись с охраной, спустился в персональном лифте на подземную парковку. Со стоянки он выехал один, что зафиксировали камеры видеонаблюдения. Его ждали на улице, в том самом месте, куда камеры уже не дотягиваются.


В тот вечер Росс хорошенько отделал дежуривших бойцов своей охраны, сбив костяшки на руках. Мужчины уползали из гостиной на четвереньках, залив кровью мраморные полы. Кряхтели, извинялись и ползли прочь, размазывая бордовые пятна по плитке.


Досталось и Элиоту, который оттаскивал Мартина от еле дышащих охранников. Они сцепились не на шутку. Два здоровых, физически развитых мужика от души молотили друг другу рожи.


Я видела это сквозь пелену слез и безразличия, что накатили, когда я пришла в себя после обморока.
Меня жутко тошнило и голова была готова расколоться пополам.


Помню на своих озябших плечах жесткие руки Мартина, который пытался привести меня в чувства. Но я не подавала никаких признаков присутствия в собственном теле. Не могла. И не хотела.


Росс притащил мистера Льюиса, заставив его дежурить возле меня и днем, и ночью. Старик что-то колол, я засыпала, но организм слишком быстро отторгал введенные препараты, и я снова часами таращилась в потолок опухшими от слез глазами.


Несколько раз Мартин разговаривал со мной, читая свой длинный монолог об историях из их совместного с Рупертом детства. Так он зализывал свои раны. Несколько раз срывался на крик, сотрясая меня в своих руках. А я молчала, хлопала глазами и молчала. Хотя даже и не хлопала, смотрела в одну точку, стараясь смириться где-то внутри себя.


Я тонула каждый раз, когда перед глазами вставал образ Руперта, давилась слезами и скулила, как раненый зверь. Слишком больно, настолько, что невозможно заставить себя принять случившееся.


Так прошла первая монотонная неделя. Очень долгая и очень жестокая.


В один из вечеров Росс пришел и, привычно опустившись на диван возле меня, зарыдал, уткнувшись лицом в мой живот. Тихо, почти неслышно, но меня это вывело из депрессивной комы.


Я скользнула рукой по его волосам, и он тут же поднял голову, взглянув на меня пустыми холодными глазами. Он устал, эта неделя вымотала его и оставила без сил. А я поняла, что бросила его одного, лишив своей поддержки. Закрылась в себе, потому что так было легче именно мне.


Росс потянулся к моему лицу, прильнув теплой ладонью к щеке:
— Ты снова со мной.


— Я с тобой.


Вторая неделя прошла не на много лучше предыдущей. Мой маршрут был до абсурда прост: спальня, душ, кухня, спальня. Это тоже можно было счесть маленькой неизбежной победой. Иногда я устраивалась возле окна, с высока смотря на вымерший для меня город.


Пару раз я скидывала сообщение сестре и Тэве с максимально позитивным содержанием, но звонки не принимала.


Возле приюта всегда дежурила парочка бойцов по приказу Росса, а его квартира превратилась в охраняемый стратегический объект с бесчисленным количеством новых охранников. Но няньки у меня были все те же. Крис и Элиот по очереди оставались со мной в квартире. Их я видела чаще, чем своего мужчину.


Никто не заговаривал про Руперта, это была запретная тема, каждый переживал это молча. Но я понимала, что Мартин что-то готовит. Он всегда приходил за полночь, иногда не приходил вообще. Стал сухим и черствым, пряча свои эмоции под толстым панцирем.


Однажды он пришел в усмерть пьяным со следами губной помады на вороте рубашки. Следы были слишком аккуратными, чтобы я поверила, что оставлены они там случайно. Конечно, ведь это самый просто выход из ситуации — быть таким.


Мне вспомнилась та симпатичная девушка с синим каре. Видимо, на нее еще хватало сил, потому что в мои объятия он попадал уже в полусонном состоянии и засыпал в моих руках. А по утрам его уже не было. Со мной оставались лишь поцелуи на щеках, которым я улыбалась сквозь сон.


Узлы затягивались все туже, но никто не брался их развязывать. Мы стали уязвимы, все вместе и каждый по отдельности. И надо было спасать ситуацию, пока мы не подобрались к точки невозврата.


***


— Будешь кофе? — кричу я с кухни, воюя с опциями кофемашины.




— Буду, — отвечает Элиот, возникая за моей спиной.


Я вздрагиваю, кладу руку на сердце, а затем ударяю кулаком по мужскому плечу.


— Хватит подкрадываться, я это ненавижу.


— Ты слишком увлеклась, — смеется охранник. — Я не виноват.


Мы располагаемся за кухонным островком, где остывают свежеприготовленные венские вафли. Домработница творит кулинарные изыски каждый божий день.


— Расскажи мне о последних новостях. Что у нас происходит?


— Все не очень радужно. Умышленным убийством сотрудника спецслужб занялись с пристальным вниманием ко всем, кто хоть как-то с ним соприкасался.


— Что это значит?


— Федералы наступают на пятки, проявляя интерес к обеим сторонам бизнеса Мартина. Трясут концерн и заявляются в клубы с обыском.


Крепость начала разваливаться изнутри, но ее разрушали еще и снаружи. Мартин это видел, все очень доступно и показательно, но лелеял свой план, о котором мне ничего не известно.


— Вы же что-то задумали, я вижу. Что-то обязательно произойдет?


— Уже произошло, Эйва. Уже очень многое произошло. Ты просто выпала на две недели, а за это время мы искупали свои руки в крови по локоть. Но то ли еще будет.


В глазах Элиота я вижу знакомый запал, будто Мартин заразил его своей жаждой мести.


— И я предлагаю тебе все тот же шанс убежать, на этот раз последний, — мужчина утыкается взглядом в дно кружки и тихо добавляет: — Для нас обоих.


— От себя не убежишь, Элиот.


— Я хочу, чтобы ты была в безопасности.


Такие слабые попытки признания в собственной слабости слетают с губ огрубевшего мужчины. Он пытается прямо, но не может. Я чувствую, что стоит мне дать намек, и он сам сделает все то, что так упорно предлагает. Увезет, обезопасит, спрячет.


Но я мысленно возвращаюсь к Мартину, и прячу глаза за пушистыми ресницами:
— Где он сегодня?


Элиот тяжело вздыхает, но все же отвечает:
— На встречах, вечером будет в Павильоне.


— Отвезешь меня?


Мужчина поднимается из-за стола, оставляя недопитый кофе. Это как точка в разговоре, он предельно ясно дает понять свой отказ.


— Почему? — бросаюсь за ним, когда он пытается уйти.

— Эйва, я никуда тебя не повезу.


— Объясни, — напираю я.


У Элиота срывает стоп-кран. Он резко оборачивается ко мне и нависает сверху, обдавая своим горячим дыханием.


— Мне нужно сказать очевидное? Нужно произнести это вслух? — он слегка повышает тон, а его голос уже звучит иначе. — Ты мне нравишься, Эйва. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Мы здесь не на пикник собрались. Я — начальник охраны, у меня за поясом пистолет, а у моих ребят — автоматы. Мы готовы стрелять, Эйва, стрелять на поражение.