Страница 83 из 102
И-5 зажужжал за спиной. Попов прямо бегом, что ли, бежал, да ещё где-то человека прихватил, что ему винт крутанёт. Брехт ускорился, хотелось посмотреть, как будут самураи реагировать на такую провокацию. А чего, не только они могут устраивать. В эту игру и вдвоём играть можно. Игроку номер один приготовиться! Почти успел. Поднёс к глазам бинокль. Нет, так за юрким самолётиком не уследишь. Слишком близко. Сверкая в лучах солнца, ишачок сделал несколько кругов над сопкой или «высотой 242». Небо не вспухало разрывами зенитных снарядов, да и выстрелов было не слышно. Интересно, что изначально самолёт назвали ВТ-11 («внутренняя тюрьма»). Потому как именно там его и создали. В ЦКБ-39 имени В.Р. Менжинского «ВТ-11» в Бутырской тюрьме города Москвы.
Даже жужжания мотора слышно не было. Далеко. А вот когда Матвей стал бомбочки из кабины сбрасывать на позиции врага, сразу услышали. По две за заход выбрасывал из кабины самолётика Попов. Бах. Бах. И следующий круг. Ого, да он от жадности их десять штук набрал. Под конец пилот распоясался, пошёл на снижение и причесал там за сопкой ещё и пулемётами. Пострелял, побомбил. отвёл душу, и, помахав на прощанье крыльями, полетел, как и договаривались, в сторону Владивостока. А что, вполне приемлемый вариант. Дальность полёта истребителя почти шестьсот километров. Может прилететь из Владика, пошалить, и назад ещё горючки хватит.
На той стороне что-то горело, подымался к небу чёрный дым. Что-то резиновое? И вдруг как пи… Как е… едрит его налево, бабахнет, чуть взрывной волной с сопки не снесло. От слова «НЕСЛАБО». Да там целый склад боеприпасов на воздух взлетел. А говорили, что гранаты у нас не той системы. Удачно разменяли двести кило нашего тротила на много тонн их баллиститного пороха и тротилла, или чем там они снаряды сейчас наполняют, пусть будет шимозы. Стоп. Читал же документ секретный недавно. В 1934 году в качестве наполнителя для снарядов японцы приняли тринитротолуол (ТНТ) или “взрывчатое вещество типа 92”. Хорошо взрывается. Нужно отметить.
Пора вниз, решил Иван Яковлевич. Хотелось из первых рук узнать у Матвея, чего он там взорвал такое. Поспешил вниз с сопки. Бегом. И опять упал. Опять порвал рукав. И рёбрами многострадальными проехался по камням. И коленом в корень впечатался. Твою … Как там по-немецки?
— Фердаммтэ шайсэ! — Нет, не полегчало.
— Вашу мать японскую!!! — чуть лучше.
Брехт попытался встать на колени. На колено. Второе прямо стреляло болью. Чего там Чапаев на картошках показывал? Всё, перекур. Нужно с берега руководить процессом.
Ухватился за ветку куста и попытался подняться. Хрясь. Ветка сломалась и коленом…
— Аааа!
— Иван Яковлевич, что с вами? Ранены? — Повар с котелками наверх шествует. Что уже ужин? Вот время-то летит. Только утро было. Ха-ха. Да, это самый длинный день в жизни. Столько событий произошло, что целую книгу написать можно.
— Еремееич, помоги до лагеря добраться. Ногу повредил. Спешил.
— Батюшка у нас в селе любил повторять: «Всю жизнь торопимся туда, где торопиться уже некуда», — повар приподнял Брехта за руку.
— Точно. — Двинулись вниз. Через десять минут приковыляли, совершенно уже никуда не спеша, к палатке. И именно в это время туда вприпрыжку прибежал Попов. Вот, оказывается, и некуда было спешить.
Брехт сем на матрас из конского волоса, что позавчера только для него доставили самолётом, и вопросительно глянул на сияющего истребителя.
— Хвастай, Матвей.
— Нечем хвастать, товарищ командир батальона. Только половину пушек разбомбил, тренироваться надо. Половину бомб вхолостую истратил.
— А взрыв?
— Взрыв? — удивлённый взгляд. Точно. Он ведь улетел. Пилот в наушниках и мотор ревёт в метре от тебя. Он не слышал и не знает, что половина Квантунской армии уничтожена. Ну, ладно, погорячился, не половина. Кусок. Вот кусок Квантунской армии уничтожен.
— Ты, Матвей, чего-то у них там зажёг. И когда улетел уже, как бабахнет, что с меня чуть все волосы не сдуло. Молодец. Если будут требовать списки на награждения — считай орден твой. Стоп. А как думаешь, если ты сейчас туда в разгар спектакля вернёшься, что получится? По тебе, кстати стреляли?
— Стреляли. Из винтовок и пистолетов. Да на такой скорости это ерунда, я даже прямо над головами у них летал. А что нужно вернуться и добить эти пушки уцелевшие?
— Пушки? Думаю, нет, там никакой пушки. Давай-ка, мы Женевскую конвенцию нарушим. Бери ещё бомбы и возвращайся, там пожар должны тушить, раненых собирать. Вот по ним сбрось бомбы и пулемётами разгони эти демонстрации.
— По раненым?
— По врагам. Он вылечится и опять на нашу землю полезет. Нет, если красный крест увидишь или полумесяц, да даже Будду красного, то не стреляй по нему, а по скоплению вражьей силы обязательно. Пусть в своих донесениях и молитвах тебя ругают. Ты ведь не веришь в Будду.
— Не. Я комсомолец. Так что, я полетел? — уже одной ногой там.
— Бомбы не забудь.
— Есть бомбы не забыть.
Пора и поужинать. Неужели этот день закончится?
— Еремееич, кормить будешь?
— Нет.
— Как так? — распустились.
— Угощать буду. Карпа пожарил в яйцах. С лучком, и черемшой фаршированный. Шедевр получился.
— И водочки.
— Под рыбу белое вино надо.
— Так у тебя водка не белая?