Будь крутым

– Ты иди, я сейчас приду, – сказала Вита.

Торопыга вышел, и она опять повернулась к Чили со словами:

– Он еще не привык к тому, чтобы его видели с цветной, как он меня называет. И, похоже, никогда не привыкнет.

– Вы двое… что? – удивился Чили.

– Жизнь полна неожиданностей, верно? Вчера вечером возле клуба пьяный хлыщ попытался меня лапать. Почти в шутку, но крошка Торопыга так и взвился и говорит ему: «Отвали, кретин, она со мной». Началась драка. Я боялась, что пьяный хлыщ убьет Торопыгу, но тот держался молодцом и взял противника на измор. Тот ему расквасил нос, и я потащила его к себе в номер, положила ему на нос холодную тряпку и, как вы уже догадались, провела с ним ночь. Он прелесть, когда не лезет в бутылку, что делает слишком часто.

– Вы провели ночь с Торопыгой?

– Ну я же сказала!

– Я просто удивился, и все.

– По-моему, это было для крошки настоящим откровением. Он забросал меня вопросами о цветных, как он выражается, как будто мы из другого теста, говорим на другом языке, имеем другие обычаи. Я сказала, что язык и обычаи зависят от области. Черные бывают разными, как и белые. Иные больше похожи на белых, чем на своих соплеменников, а бывает и наоборот. Торопыга ни черта не разбирается в людях.

– Значит^ вы переехали от Линды?

– Это Линда переехала вчера вечером. Решила, что ей нужен отдельный номер, чтобы спать попозже и отдыхать днем, готовиться к концерту, чтобы я не мешала ей телевизором. Я съехалась с Торопыгой. Ему с его барабанами не надо так много готовиться. А Дейл съехался с Кертисом. С Дейлом легко иметь дело. Только скажи ему, что тебе надо, И он на все готов. Скажет: «Круто», и точка… Линда и с Кертисом собачится. Нацепила майку, которую ей Стивен подарил, а там надпись: «Выруби поганый звук». Еще бы, как это так, у Кертиса отдельный номер, а у нее – нет! Раскомандовалась.

– Так она в номере рядом?

Вита ткнула пальцем в сторону соседнего номера.

– Вот тут. И проверьте, нет ли на двери изображения звезды. Не удивлюсь, если есть.

Выйдя от Виты, Чили подошел к 168-му номеру и колотил в дверь, пока не услышал, как отодвигается засов и снимается цепочка, после чего перед ним предстала заспанная Линда. При виде его она улыбнулась и, сделав движение ему навстречу, прижалась к нему так, что ему ничего не оставалось, как обнять ее.

– Я так соскучилась, – сказала она.

– Знаете, о чем я иногда думаю, когда я на сцене и даже когда пою? Думаю о разном, но в последнее время здесь, на гастролях, все чаще приходит мысль: как это случилось? Откуда эти люди, тянущиеся ко мне, эти лица? А потом я думаю: что за странные мысли?

Они сидели друг напротив друга на двух кроватях – Линда на разобранной, на которой спала, Чили – на застеленной, рядом с одеждой Линды, валявшейся на покрывале. На Линду падал свет из-за неплотно прикрытых штор, другого света в номере не было. Было видно ее бледное лицо, заспанные, удивленные глаза маленькой девочки в короткой ночной рубашке. Когда она проводила рукой по голове, откидывая пряди со лба, или ерошила волосы, она приподнималась, распрямляла плечи, а потом опять сникала, горбилась.

– Странно, откуда взялось это желание играть, выступать. Может быть, возникло оно потому, что в детстве я недополучила внимания, так как была младшей, хотя в те годы мне казалось, что все нормально. А может быть, это был протест против обыденности вокруг. – Она помолчала. – Что мне надеть на радио?

– Чистые джинсы, – сказал Чили, – и свободную хлопчатобумажную блузку.

– Свободной хлопчатобумажной блузки у меня нет. Есть ажурный топ до пупа. Я все думаю: может быть, таково мое предназначение – выступать перед людьми. Не для того, чтобы развлекать их, но чтобы знали, кто я есть.

– Я считал, что причиной всему ваша любовь к музыке. То, что вам нравится петь и играть на гитаре.

– Да, конечно. Но почему дар этот получила именно я? Меня словно что-то толкает, тянет на сцену!

– Почему вы не можете делать это просто потому, что вам это нравится? – сказал Чили.

– Шерил Кроу уехала из Миссури на старенькой машине, отправилась в Лос-Анджелес, чтобы стать певицей. Добралась, а когда очутилась на четыреста пятой автостраде в час пик, так и обомлела: что это я здесь делаю? Вот и я так думаю, а иногда задумываюсь о всяких глупостях вроде, покупать ли мне машину. А если да, то какую. Я имею в виду – когда деньги появятся. Шерил Кроу тоже думает о разных разностях, когда поет, – вспоминает, например, что надо подшить джинсы. А я размышляю о том, кто будет меня причесывать и гримировать. Шерил пробавлялась бэк-вокалом для Майкла Джексона, Стиви Уандера. – Я тоже этим занималась, существуют записи, диски. Шерил, по-моему, лет двадцать потратила на то, чтобы стать тем, кем она теперь стала. Ей уже тридцать семь.

– А вам – нет, – сказал Чили. – И вы не Шерил Кроу. Поете вы потому, что вам нравится петь, вот и все.

– Нет, не все, – сказала Линда. Скользнув на колени, она опустилась на пол между кроватями и, обхватив руками Чили, зарылась ему в колени. – Меня теперь не остановить, Чил, я это знаю, и это меня жутко пугает.

Он принялся похлопывать ее по плечу, гладить по голове, и она немного успокоилась, несколько секунд пролежав неподвижно, а потом рука ее сжала его между ног и поползла вверх по его груди. Она обняла его за шею, приникнув к нему. Она стала его целовать, тереться губами о его щеку, ласкаться, и он размяк – будь что будет, пусть прижимается, кладет голову ему на плечо. Он услышал ее голос, тихо пробормотавший: «Я хочу спать с тобой».

Он гладил ее по спине, чувствуя сквозь тонкую рубашку ее тело, и думал: «Пусть один разок это произойдет. Дай себе волю. Отвергнуть ее – так обидится».

Но тут перед ними возникли глаза Элейн. Глаза ее были закрыты, но это была она, мгновенное видение, появляющееся и вновь исчезающее.

Ему пришло в голову, что в этой ситуации надо думать о Линде. Бедная девочка так сейчас страдает от одиночества, а уж обидеть ее он хотел меньше всего. И выглядеть кретином он также не хотел. Что дурного в том, чтобы позволить этому разок произойти?

Но вот опять, черт возьми, перед ним возникла Элейн и как, открывая глаза, она смотрит на него взглядом обольстительницы – шутливо и в то же время серьезно, как тогда, когда она предложила снять одежду.

Линда подняла на него глаза. Поглядела на него, молчащего, нахмурилась.

– Не хотите?

– Сказать начистоту? – спросил Чили. Она кивнула, все еще хмурясь.

– Думаю, что это было бы здорово. Но потом, знаю, мне пришлось бы несладко. Наверное, не стоит нам этого затевать. Это может осложнить наши деловые отношения.

– В том, что вы не голубой, я абсолютно уверена, – сказала Линда. – Значит, дело в Элейн. – Она пожала плечами. – Ладно.

– Но если бы даже и не она, – сказал Чили, – все равно ни вам, ни мне, особенно теперь, не нужен серьезный роман.

Линда порывисто встала, подошла к комоду, закурила и только потом взглянула на него.

– Мне просто захотелось перепихнуться, Чил. И я решила – вот подходящий момент. – И она направилась в ванную.

Чили различил звук пущенной воды. Он встал и, подойдя к двери ванной, открыл ее. С минуту он наблюдал за Линдой, стоящей у раковины с зубной щеткой в одной руке и сигаретой в другой.

– Вы курите, чистя зубы?

Она поглядела на него в зеркало.

– Когда взбредет в голову, тогда и курю.

– Меньше всего я хотел вас обидеть, – сказал Чили. – Уверяю вас.

– Ничего страшного, – произнесла Линда. – Так когда мы едем на радио?

– Привет. Следующие сорок минут с вами буду я, Кен Калверт, а также «Чердачные», «Ведьма с помойки», Ред Кросс… и, как я уже обещал, наши дорогие гости на этот час: Линда Мун и ее ансамбль из города Одессы в Техасе – Линда, Дейл и Торопыга. Как идут дела, ребята?

Оставшись в аппаратной с звукорежиссером, Чили видел через стеклянную перегородку их всех: Калверта в наушниках, лицом к нему, Дейла и Торопыгу – их затылки, и справа у стола – Линду. Ее Чили видел в профиль, отвечающую, что дела идут прекрасно.