Будь крутым

Ник в растерянности перескакивал с пятого на десятое. А Раджи наблюдал за ним. Тот барабанил пальцами по столу, вращался на своем стуле туда-сюда, ерзал, словно осаждаемый муравьями. Он задумчиво трогал то волосы, то телефон на голове, а потом сдернул его, с грохотом сбросив на стол.

– По-моему, я впервые в жизни вижу тебя без телефона на голове, – заметил Раджи. – Спрашиваешь, чего он хочет от Линды. Он хочет ее. Ведь она лакомый кусочек. Хочет получить от нее все, что может, а заодно в качестве приза то, что он хочет по-настоящему.

Слова эти заставили Ника задуматься. Он притих, перестал трогать на себе то одно, то другое. Он сидел в позе размышления. Ага. И он покачал головой.

– Нет, парень этот кинобизнесом занимается, а значит, может без труда в любую минуту заполучить любую бабу. А для Линды он, видать, кое-что задумал.

– Я тоже кое-что задумал, – сказал Раджи. Ник опять покачал головой.

– «Цыпорама» эта – дело дохлое, и ты это знаешь. Задействовать Майкла? Но он сам говорил мне, что фирма его теперь едва ли этим заинтересуется. В лучшем случае запишут си-ди-диск и отвалят.

– Майкл – симпатяга. Я могу поговорить с ним.

– Радж, решения принимает не Майкл. А он лишь симпатяга, и больше ничего. – Ник облокотился о стол, подавшись вперед. – Чили Палмер – человек со связями. Он молоток. Картины его – дерьмо, но так или иначе он их снимает, вот про это я и говорю. Он умеет доводить дело до конца.

Если для Линды он что-то задумал, вознамерился сделать из нее звезду, то шансов у него больше, чем у тебя с твоими «цыпочками».

Поразительно, каким другим он сейчас выглядел: еще недавно он чуть не плакал, а сейчас говорил твердо и веско. Раджи слушал.

Ник говорил:

– Линда подписывала контракт с «Кар-У-Сель-увеселением», не с «Цыпочками интернешнл», не с «Цыпорамой», не с иными птичками. С нами, друг мой. А в контракте значится, что с любой ее сделки, через адвоката ли, через третье ли лицо, мы получаем двадцать пять процентов на круг.

– Иными словами, мы сидим сложа руки и ждем, что будет.

– Вот-вот, – закивал Ник. – Если дело с ней выгорит, мы получим нашу долю. Не выгорит – мы ни при чем.

Элиот ждал в кабинете Раджи, стоя возле окна во всю стену. Чтобы увидеть сбоку пляж и океан, надо было прижаться к стеклу. Зато непосредственно внизу открывался вид на Уилшир-бульвар. Помножив восемнадцать на десять, он прикинул, что, если упасть отсюда, высота будет почти двести футов.

Тот тип в отеле Гонолулу упал с высоты футов сто, и казалось, что лететь он будет вечно. Тип этот был его соседом в самолете. Общительный, дружелюбный, он охотно болтал, задавал вопросы.

Элиот впервые летел на американский Самоа на поиски отца, который, устав жить в США, вернулся на родину. Тот тип в самолете спросил, на Самоа ли он родился. Нет, родился в Торренсе. Не военный ли он? Нет. Но отец его служил в военно-морских силах, он с Самоа приплыл в Лос-Анджелес, где и познакомился с мамой. Мама тоже с Самоа? Нет, она цветная, квартеронка. Колледж? Элиот сказал, что посещал Джорданскую среднюю школу в Лонг-Бич, но бросил и сейчас работает в Сан-Педро на верфи. «Как большой, да?» – сказал тот тип. Как прикажете реагировать на такое замечание? В Гонолулу Элиоту предстояло как-то убить три часа до его рейса, и тип пригласил его к себе в отель отдохнуть и выпить. Уже в номере Элиоту захотелось пописать. Тип тот проводил его в ванную и смотрел на него, приговаривая: «Действительно – совсем, совсем большой». Элиот уже и раньше заподозрил неладное – так ласково и чуть слащаво тот говорил, хотя выглядел он как человек деловой. Они вернулись в гостиную, и тип сказал: «Дай мне еще раз взглянуть, и я угощу тебя коктейлем», и голос его звучал слащавее прежнего. Элиот ответил, что спешит, а тот сказал: «Испугался такого крошки, как я? Да ты, мальчик мой дорогой, можешь замучить меня до смерти этой своей змеюкой у тебя в трусах». Элиот опять повторил, что должен идти, но из любопытства ли или уж не знаю почему еще, но остался, не ушел – ведь было ему тогда всего семнадцать. Он стоял и слушал, как тип тот говорил: «Не надо смущаться. Ведь ты отлично знал, зачем я пригласил тебя, правда же? – Голос его звучал теперь еще ласковее, он почти мурлыкал: – Так перестань стесняться, давай будем честными друг с другом». А потом сказав: «О. что это?», коснулся пальцем носа Элиота, и тут же Элиот увидел, как тот, встав на цыпочки, потянулся к его рту. Тип целовал его в губы, и рот его был мокрым, и Элиот чувствовал, как тип языком лезет ему в рот. Вот тут он и сграбастал его, сгреб его, ухватив за воротник, оторвал от пола – тот съежился, воротник его теперь был возле ушей, и вид у мужчины был испуганный. Элиот толкнул его, сильно толкнул, он не хотел его убить, но тот, черт его дери, врезался в оконное стекло и, разбив его собою, полетел вниз. Полетел вместе с осколками стекла и визжал, пока не шмякнулся о тротуар.

Судебного слушания не было, Элиоту было предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве без отягчающих обстоятельств, после чего он был отправлен в исправительное заведение «Кулани» на Хило. Он надеялся на досрочное, но попал в передрягу – ранил охранника и порезал кое-кого из заключенных за то, что приставали к его «девушке» – хорошенькому пареньку, которого теперь он время от времени встречал в Западном Голливуде, – и в результате оттрубил шесть лет кряду, ни больше, ни меньше. Черт его дери. По освобождении подвизался администратором нескольких музыкальных групп, был вышибалой, потом устроился администратором «Буйа-Трайб», знаменитых самоанских рэпе ров, тут и ухватился за Раджи как за якорь в мире бизнеса. Когда Раджи спросил его, что он умеет, Элиот ответил: «Могу швырнуть человека из окна отеля с десятого этажа. Могу обломать ему руки-ноги… Могу порезать ему горло. Чего желаете?»

Войдя, Раджи прямиком направился к зеркалу, старомодному, с деревянными крылышками, на которые он обычно вешал свою кепчонку. Но тут он не повесил ее, а, глядя в зеркало, стал ее поправлять – поправил раз, другой, надвинул на лоб, чуть ли не до темных очков. Повернув голову, он увидел в зеркале Элиота.

– Слыхал? Чили Палмера? Как он вправлял мозги Нику… Это его «погляди на меня»… Слыхал?

– Так же, как вам мозги вправлял недавно, сказал Элиот, все еще приникнув к окну.

– Ага, но Ники-то перетрусил. И как только тот ушел, напустился на меня: «Сидел тут как пень! Ни единого слова ему не сказал!» А я ему: «Он с тобой говорил, не со мной». Если б я захотел проучить его, я мигнул бы тебе, подал бы знак, когда он уходил, верно? И он полетел бы в окно. Но мне пришла в голову одна мысль. Постой-ка, минуточку терпения. А что, если позволить Чили Палмеру заполучить Линду Мун? Пусть работает, старается. Раздобывает ей ангажементы, подыскивает фирму звукозаписи, оплачивает рекламу. Понимаешь, о чем я толкую? Контракт-то наш по-прежнему действует. Если выгорит – мы получим свою долю как ее импресарио.

– Вы и Ники.

Они оба называли его «Ники».

– Ну да. А если не выгорит – шишки посыплются на него, а не на нас.

– Значит, проучить этого парня, Чили Палмера, вам не требуется, – уточнил Элиот, проверяя, правильно ли понял слова хозяина.

– Ты же слышал. Мы выждем, посмотрим, как он примется за дело. У человека есть деньги, связи, он знает многих, должен знать и ловких про-моутеров. Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что он исполнит задуманное.

– Так я ничего не делаю? – сказал Элиот.

– Если у тебя руки горят, вымой лишний раз мою машину, – сказал Раджи.

– Я подумаю об этом, – произнес Элиот, и Раджи с подозрением поглядел на него, дескать, это еще что такое?