Уицраоры

Алексей Загуляев

Уицраоры

Предисловие

Будучи человеком не глубокого и не широкого ума, я, тем не менее, всё чаще огорчаюсь тому невежеству, которое могут проявить порой люди казалось бы умные. Их стремление во всём признавать лишь практическую, строго рациональную сторону объектов и процессов ввергает меня в недоумение. Представляя себе всякий иной подход к размышлению как что-то архаичное, эволюционно отжившее, они отрезают от бытия целую половину, если не больше, и к тому же половину во многом лучшую, поскольку в той, кажущейся им рудиментарной части зачастую и находится самая важная для человека, как для существа космического, ценность. Впрочем, огорчаться приходится и глядя в противоположную сторону, туда, где воцарилась иррациональная косность, вовсе отрицающая духовную эволюцию и не приемлющая по отношению к своей узко конфессиональной сфере никакого критического мышления. Такой когнитивный секуляризм ни к чему хорошему привести не может. Открытость мышления, как в рамках философской традиции, так и расширяющая эти самые рамки, есть необходимость настолько естественная, что вообще кажется странной идея об этом как-то особенно говорить.

Вы спросите, а при чём тут уицраоры? Ну да. Мы могли бы взять для нашего разговора и любую другую тему, главное, чтобы она с первых же слов вводила в замешательство и моментальное отрицание те категории мыслящих людей, на которые я посетовал выше. По ходу размышления я хочу убедить этих «скептиков» только в одном – в возможности философского диалога относительно самых «странных» на первый взгляд представлений. Это размышление могло бы затронуть и десятки других граней вопроса, пойти по другому маршруту, воспользовавшись обширной философской методологией. Если в сознание какой-то личности прорываются откровения и картины, у которых нет другого инструмента познания, кроме субъективного наблюдения, то разве эта личность должна их отвергнуть и разве должна выкорчевать из себя всякое желание над ними рефлексировать? Ни в коем случае! Ведь именно рефлексия и позволяет отделить сумасшествие от прозрения, позволяет выстроить СИСТЕМУ и тем самым обрести легитимность, вооружившись наиважнейшим для гуманитарной области научным критерием. Эта системность, вписанная в общепризнанные человеческие ценности и имеющая пространство для дискуссий не может быть отвергнута думающими людьми без всякого на то основания. Однако я попытаюсь представить грань наиболее простую из всех возможных.

Когда-то, кажется, Лейбниц1 полагал язык как нейтральное средство, назначенное для передачи смыслов от говорящего к слушающему. В ранних философских традициях к языку именно так и относились, не находя в нём никаких сложностей с идентичностью говоримого тому, что должно быть понятым. Но чем глобальнее и запутаннее становились объекты познания, чем более утяжелялись методы и системы, тем явственнее обозначалась проблема языка и как средства передачи, и как предваряющего любой разговор базового знания. Как описать вещи, до этого не виданные и не слыханные? К примеру, как объяснить Гаутаме Будде своим первым ученикам то, что никакой личности в привычном всем понимании не существует? Человек – это поток, состоящий лишь из пяти груд2, и ничего в человеке нет такого, что вмещало бы в себя его личность. Даже у богов нет личности! От трудности понимания такой истины, от правильной её интерпретации зависит не только твоя репутация как последовательного буддиста, но само твоё СПАСЕНИЕ, твоё полное освобождение от сансары3! А как описать цвет, которого не видел ни один человеческий глаз?! четырёхмерную форму, которую нельзя сравнить ни с одной из трёхмерных?! Сколь бы ни стремился язык к точному выражению описываемого, он никогда не приблизится к нему настолько, чтобы сделаться точным его клоном. Всегда будет некий смысловой люфт, порождающий интерпретации порою настолько далёкие одна от другой, что в итоге мы можем придти к полной противоположности тому, что пытался передать говоривший. А если передаваемое имеет ещё и неоднозначное, многоуровневое по смыслу содержание, то правильная трактовка и вовсе для многих будет затруднена. Вообще, человечеству присущи три основных формы познания: религиозная, художественная и чисто научная. Каждая из этих форм, хотя и самодостаточна, но никогда в реальности не может быть полностью отделена от других. Даже самый рациональный из учёных не в состоянии защитить себя от иррациональных воздействий (любви, вдохновения, сновидений, озарений и т.п.). Философия, как более частный метод, может оперировать как внутри каждой из этих сфер, так и синтезируя их в различных соотношениях. Существующая в науке и философии так называемая проблема демаркации, созданная в результате попыток строго разделить науку и ненаучные формы мыслительной активности, привела к возникновению постпозитивизма4, указавшего на отсутствие возможности такой демаркации.

Учитывая, что в «Розе Мира» сложных и новых понятий и явлений очень много, становится неизбежной проблема языка, и здесь она выходит чуть ли не на передний план. Неприятие многими рационально мыслящими людьми «Розы Мира» упирается прежде всего, а иногда и единственно, в это. Казалось бы, такая базовая вещь, как формы познания, должна пониматься и учитываться повсеместно в мыслительной деятельности, но на поверку часто не является значимым аргументом. Желание всё и вся подчинить эксперименту или формальной логике приводит к тому, что, даже понимая различия в формах познания, хочется и это подвести к некой эволюционной модели, где научная форма становится венцом человеческой мысли. Если такая форма наиболее эффективна в получении материальных благ, то это вовсе не делает её более ценной в плане элементарной выживаемости человека как вида, потому как в выживаемости принимают участие отнюдь не только и не столько рациональные побуждения, но и побуждения метафизического (религиозного, этического, эстетического) плана. Как говорил философ Александр Моисеевич Пятигорский5, – когда вы категорически отвергаете что-то, вы перестаёте быть философом. Даже научный метод невозможен в самом себе без изначальных допущений, не имеющих экспериментальных доказательств, а только предчувствуемых, но тем не менее уже могущих быть подвергнутыми осмыслению и называнию при помощи языка. То, что земля круглая и вращается вокруг солнца, изначально было только научной догадкой, а не фактом. А изучение сил и полей, под воздействием которых всё это происходит, даже сегодня существует не более чем в теориях, зачастую противоречащих друг другу (теория струн, петлевая квантовая гравитация). В моём представлении (да наверное, и в классическом), философия – это не то, над ЧЕМ мы собираемся размышлять (предмет размышления в обычном случае сам собой разумеется), а КАКИМ ОБРАЗОМ мы станем это делать. Даже те вещи, которые, казалось бы, есть следствие ПРЯМОГО ЗНАНИЯ, ОЗАРЕНИЯ и ОТКРОВЕНИЯ в «Розе Мира», на поверку оказываются тоже одним из философских методов познания (иррационализм, метафизический метод, интуитивизм6). И если в древнем мире проблема языка отчасти и осознавалась в своём экзотерическом7 виде, то в эзотерическом разрешалась в мистериях, правда, лишь для избранных. Посвящённый в мистерию мог воочию наблюдать без помощи языка те явления, которые для понимания были важны. Этим он вполне мог удовлетвориться, но избранность и прямой запрет на всеобщее употребление ставил перед философом преграды не меньшие, чем те, которые нёс в себе несовершенный язык. В христианстве о сложных вещах (сложных для того времени) принято было говорить метафорами и притчами – и это тоже было следствием трудностей языка и отсутствия ясного, однозначного понятийного аппарата. Лишь некоторым из своих учеников Христос показывал какие-то вещи напрямую, пробуждая в них духовное зрение (например, преображение на горе Фавор). Но причиной тому было вовсе не желание укрыть какие-то истины от широких масс, а сложность и величина той задачи, которая ставилась в будущем перед апостолами.

1

Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646 – 1716) – немецкий философ, логик, математик, механик, физик, юрист, историк, дипломат, изобретатель и языковед.

2

Груды (скандхи) – в буддийской традиции индивид рассматривается не в плане дуализма души и тела, а как психофизический конгломерат пяти изменчивых скандх, непрерывная флуктуация которых создает видимость личной идентичности.

3

Сансара – круговорот рождения и смерти в мирах, ограниченных кармой, одно из основных понятий в индийской философии и в таких религиях как индуизм, буддизм, джайнизм и сикхизм.

4

Постпозитивизм – совокупность концепций в философии и методологии науки, возникших как критическая реакция на программу эмпирического обоснования науки. Сторонники этой концепции в ряде своих работ выяснили мифогенную и метафизическую «родословную» фундаментальных научных понятий – пространства, времени, причины, вероятности и др. (К. Хюбнер) и признали «псевдопроблемой» поиск каких бы то ни было «демаркаций» между наукой, мифом или метафизикой (П. Фейерабенд).

5

А. М. Пятигорский (1929—2009) – советский и британский философ, востоковед, индолог, буддолог, писатель, кандидат филологических наук.

6

Интуитиви́зм – направление в философии, признающее в интуиции наиболее достоверное средство познания и отвергающее формализацию акта познания в других философских направлениях.

7

Экзоте́рика – религиозное или философское учение, не представляющее собой тайны, предназначенное для непосвящённых. Противоположно эзотерике – тайному учению.