Страница 2 из 4
– Ничего подобного! – Махнул рукой Сертус. – Он сбежал туда после одного конфуза. Вам, должно быть, известно, что по характеру занятий нашей кафедры врачевания всем студентам однажды приходится иметь дело со смертью. И вот, вскрыв свою первую крысу, Папавер сначала пропал на неделю, а потом и вовсе ушёл с кафедры. Позже он рассказывал всем, что ему не давала покоя «душа несчастного животного»! Глупо. Очень глупо. Тем более что он подавал определённые надежды.
– Но почему же глупо, Сертус? Я хоть и не верю в мистику и всё такое, но тоже думаю, что у всего сущего есть душа.
– Ерунда. Физиология, инстинкты и механика, наконец. Всё в живом существе можно объяснить, опираясь на эти столпы. А душа… нет никаких доказательств её присутствия в организме.
– Но как же тогда искусство, дружба, любовь? Это не физиология, не механическая работа, это работа души, – возразил Майнстрем.
– Да не уже ли! Вы не шутите? – усмехнулся Сертус.
С минуту оба, не мигая, глядели друг на друга.
– А впрочем, вы очень любопытный собеседник, магистр Майнстрем! – воскликнул, наконец, Сертус. – Давайте продолжим наш разговор в «Голодном селезне» вечером? У вас ведь нет лекций сегодня?
– Нет, но…
– Вот и славно! – перебил Майнстрема Сертус. – Жду вас там в десять, хорошо?
– А как же?..
– Архивы? Они не сбегут. Итак, до встречи в «Голодном селезне», магистр!
Майнстрем ещё некоторое время стоял в дверях. Бардак не предвещал ничего мало-мальски интересного, зато практически гарантировал слезящиеся от пыли глаза. Вполне возможно, магистр Праер прав, и до завтрашнего утра ничего не изменится. А сейчас он ещё успеет добраться до дома, сменить костюм и к десяти часам будет в «Голодном селезне» при полном параде… Вот только надо бы сначала заглянуть к себе и проконтролировать Боламбри. Впрочем, какая разница! Этот оболтус в любом случае опять валял дурака и ничего не разобрал… Всё приходится делать самому! Всё самому!.. Но пара часов ещё есть, а значит, можно хотя бы начать.
Магистр Щековских критически оглядел кафедру ведьмовства и приступил к работе. Первым делом он решил разложить книги. Чего тут только не было! И трактаты по зельеварению, и труды древнейших алхимиков, и странные фолианты, обтянутые кожей и отделанные то ли зубами то ли когтями неизвестных магистру животных (раскрыть эти книги Майнстрем так и не решился), и атласы, описывающие разных невероятных чудовищ (в этот раз Майнстрем не смог удержаться и, кстати, отметил, что описание грифона было довольно правдоподобным).
Когда в углу кабинета уже высилось несколько солидных стопок, дело дошло и до отдельных пергаментов. Судя по всему, это были выпавшие страницы. По началу, магистр обходился с ними довольно бесцеремонно: если была картинка с растением – в книгу по растениеводству или зельеварению (выбор основывался на том, которая из книг лежала ближе), мифическое чудище – в атлас, описание эксперимента – ему самое место в алхимическом трактате (там сами разберутся!). Куда хуже стало, когда листы с картинками закончились. Тут уж, хочешь – не хочешь, а будь добр прочесть, чем Майнстрем и занялся.
«Семя же следует размочить в воде и опустить…» – это в зельеварение. «…Встать лицом к закату и произносить…» – к заговорам. «…Буру же следует добавлять по одной унции в воду, всякий раз помешивая, дабы растворилось…» – это в справочник алхимика. «…Лапки лягушки не должны быть слишком жилистыми, иначе бульон…» – ??? То есть «бульон»?! А что, где-то тут была поваренная книга?..
Увлечённый чтением, Майнстрем и не заметил, как за окном стало темнеть. А тут ещё этот листок. Он не был похож на страницу книги, и, вероятнее всего, Майнстрем выбросил бы его не задумавшись, если бы его внимание не привлекли ровные строки аккуратных замысловатых завитков. Несомненно, кто-то очень старательно выводил каждый символ. Магистр нацепил очки, но от этого стало только хуже – знаки запрыгали и заплясали на строках, словно так и норовили свалиться с пергамента.
Лампа! Ну, конечно, он же видел где-то тут масляную лампу! Магистр Майнстрем пошарил по полу и тут же отдёрнул руку. Осколок разбитой колбы впился в палец, и на пол упало несколько капель крови.
– Вот, чёрт побери… – магистр спешно нащупал платок, обмотал им палец и с удивлением почувствовал, как что-то оттянуло опустевший, как ему думалось, карман мантии.
Огниво? Майнстрем повертел его в руках. Магистр даже не предполагал, откуда оно взялось, но появление его было очень кстати, потому что на столе в серебряном подсвечнике он уже давно приметил огарок большой чёрной свечи (не то чтобы Майнстрем хотел её присвоить, но свеча, вне всяких сомнений, пригодилась бы ему, когда он засиживался у себя в кабинете). Кресало высекло искру, обрывок трута задымил и, отплёвываясь искрами, разгорелся. Свеча чадила и потрескивала, а запах, исходивший от неё, едва ли можно было назвать приятным. Магистр поднёс пергамент к свету и вслух прочёл:
– «Ик проседанто эх. Ту квелли кнехт миа альтиде. Рохо поствиво, фод ун». Белиберда какая-то… – Майнстрем подул на свечу, но пламя, словно не желая покидать насиженное место, метнулось, лизнуло обрывок пергамента и тот, мгновенно вспыхнув, осыпался на пол пеплом. – Вот ведь дьявол! Только пожара мне не хватало! Снова…
Пламя свечи вспыхнуло ярче, колыхнулось, и по стенам поползли тени. В комнате стало очень холодно. Заворожённый, Майнстрем даже не сразу заметил, как остатки воска стекали на пол, магистр стоял неподвижно и наблюдал, как тени становятся всё отчётливей, они сгущаются, словно сплетаясь в клубок. Последняя капля свечного воска обожгла пальцы, магистр отбросил огарок и…
– Приветствую тебя, мой смертный раб! Я явился, чтобы ты покланялся мне!
Майнстрем только хлопал глазами, зажимая пораненный палец.
– Ну же! Трепещи передо мной! Я жду и внемлю твоим мольбам о пощаде.
– Эй, откуда ты взялся, малыш, а? – Майнстрем схватил за шкирку крохотного чёрного котёнка.
– Трепещи передо мной, презренный раб!
– Ой, как же забавно ты мяукаешь! – умилился Майнстрем.
– Болван! Немедленно пади ниц перед…
– Ах ты, маленький шалунишка! Кусаться? Кусаться, да? – магистр почесал тёплое брюшко, не обращая внимания на протесты пушистого комочка. – Ты сбежал от магистра Сертуса Праера, да? Вот и правильно! Конечно, ты не крыса, но кто знает, какие ещё опыты он задумал?
– Повинуйся мне, ничтожный раб! Я устал и голоден! Ты должен накормить меня!
– Ах, как же ты жалобно мяукаешь. Ты, наверное, голодный? Не бойся, маленький, я заберу тебя отсюда, – магистр, оглянулся опасливо, словно воришка. – Тут тебе нечего делать. Да и бардак такой кругом… – и, сунув котёнка за пазуху, Майнстрем поспешил прочь.
На свою кафедру он решил не возвращаться, отложив очередное разочарование на утро. (Вне всяких сомнений, Бола опять увлёкся чтением, и на кафедре царил полный бардак! А он, как известно, может и подождать!) Сейчас же все мысли магистра были заняты только тем, как бы незаметно пронести котёнка мимо всевидящих глаз госпожи Ганны, его квартирной хозяйки, особы крайне вздорной и внимательной (по крайней мере, по части платы за постой).
Майнстрем был уже на парадной лестнице университета, когда услышал за спиной сухой немного скрипучий голос.
– Магистр Щековских? Это вы? Разрешите попросить вас заглянуть ко мне на пару слов.
За спиной Майнстрема стоял университетский казначей. Это был очень тучный человек в бордовом бархатном камзоле, основной целью которого, вероятно, было не скрыть некоторые недостатки фигуры, а, напротив, подчеркнуть каждую складочку. Лицо казначея было под цвет камзола, а лежащие на плечах щёки придавали всей фигуре форму капли. Ни раз магистр мысленно добавлял этому образу окладистую бороду и в его воображение тут же рисовался гном!
– Господин Растраер? У вас ко мне какое-то дело? – спросил Майнстрем.
– Следуйте за мной, магистр, – и каплевидный гном с невозмутимым видом потёк вниз по винтовой лестнице.