Давай любить друг друга

Морган Монкомбл

Давай любить друг друга

Моей маме

Пролог

Годом ранее

Виолетта

Я красотка. Я красотка. Я кра…

– Ай!

Я бросаю утюжок на пол, освобождая обожженную руку, и подпрыгиваю, чтобы он не упал мне на ноги. Ну и дура же! Осторожно поднимаю его, держа обожженный палец во рту. Что я там говорила? А, точно, что я красотка, хотя зеркало мне этого не показывает.

В последний раз провожу утюжком по пряди светлых волос и не забываю сперва его выключить и лишь потом положить. Я только сюда переехала, и, пожалуй, стоит немножко подождать и пока не устраивать пожар. Я пропускаю волосы сквозь пальцы, чтобы придать им более естественный вид, и снова бросаю взгляд в зеркало.

В этот новогодний вечер «красотка» – это не совсем про меня, ну да и ладно. Переживем. Все лучше, чем то, как я выглядела в начале недели, когда жутко болела. Проклятый грипп!

Мажу губы прозрачным блеском, одновременно пытаясь обуть туфли на каблуках. Я, как и всегда, опаздываю. А ведь, чтобы этого избежать, я специально начала собираться за два часа. Похоже, в моих силах совершить невозможное.

Мои зеленые шорты с пайетками валяются на диване, я хватаю их и надеваю, не зацепив колготки. Первая трудность успешно преодолена! Отряхнув белую рубашку и натянув короткий черный блейзер, я окидываю взглядом квартиру.

– Я ничего не забыла?

Кажется, нет. Запихиваю телефон и ключи в клатч и захлопываю дверь. Вторая трудность – готово! В сумочке вибрирует телефон: это моя новая подруга Зои. Я отвечаю и одновременно нажимаю кнопку лифта.

– Алло!

– Привет, это я. Все хорошо?

– Все супер, а у тебя?

Лифт был на последнем этаже и теперь медленно спускается. Я проклинаю его. Зои меня убьет: она ненавидит, когда кто-то опаздывает.

– Пожалуйста, не говори мне, что ты задерживаешься.

– Я? Вовсе нет, – вру я, нажимая на кнопку как безумная, будто это заставит лифт ехать быстрее.

– Уверена?

Кажется, она что-то подозревает. Мне даже страшно от того, что двери лифта откроются и внутри я увижу, как Зои показывает на меня пальцем и выносит приговор: «Лгунья!»

– Сказала же! Вы где?

– Рядом с баром «У Клэр».

– Ты меня не видишь? – спрашиваю я притворно-удивленно.

– Э… нет.

Знаю, она не верит мне. Я хоть и не особо сильна в математике, но все просчитала. Если потороплюсь, то смогу добраться минут за пятнадцать. Пешком. К счастью, я додумалась взять перцовый балончик: отец отказывался отпускать меня из департамента Юра́, пока я не куплю дюжину таких. Он никогда не доверял Парижу. Будто все извращенцы страны собрались в этом городе…

– Ты слепая, что ли? Я тебя вижу! Я даже машу тебе! – Лифт издает «динь», я закашливаюсь, скрывая это, и захожу в кабину. – В общем, знаешь что? Не парься, я сейчас приду к тебе.

– Окей.

Я знаю, что Зои меня убьет. Пусть мы и знакомы лишь с сентября, я уже выяснила, что она крайне раскрепощенная девушка и не ходит вокруг да около. В нашу вторую встречу она показала мне свою грудь в туалете ЭСМОД – Высшей школы искусств и технологий моды – и спросила, не кажется ли мне, что она какого-то подозрительного размера. Мне даже пришлось потрогать ее. Дважды.

Я кладу трубку, и двери начинают закрываться, но вдруг чья-то сильная рука останавливает лифт и не дает ему закрыться. Внутрь заходит мужчина и, вежливо поздоровавшись, становится передо мной. Лифт едет медленно, и мне неловко из-за наступившей тишины. Может, завязать разговор? Я неплохой собеседник, во всяком случае до тех пор, пока отец не напоминает мне, что не стоит болтать о пингвинах (к этому мы еще вернемся). В конце концов, я ведь совсем недавно сюда переехала, и, наверное, было бы хорошо подружиться с соседями.

Но он стоит ко мне спиной, и потому я молчу. Он явно спешит ну или просто козел.

Неожиданная легкая тряска заставляет меня пошатнуться. Я хватаюсь за правую стенку, а мой сосед медленно разводит руки. Лифт содрогается и вдруг останавливается. Я не двигаюсь: боюсь, что-то задела. Знаю себя – это вполне возможно.

Я стою в оцепенении еще пару секунд, и информация успевает дойти до моего мозга. Мы остановились. Мы остановились! Как только я осознаю серьезность ситуации, мои глаза расширяются, и я нервно сглатываю. Дыши, Виолетта. Дыши! Сейчас не время и не место для панической атаки. Пока я в Париже, их ни разу не случалось, и я не собираюсь к ним возвращаться. Изо всех сил пытаюсь контролировать свое дыхание, пока мужчина, ворча, нажимает на кнопку аварийного вызова.

– Что происходит?

В этом вся я – спросить, что происходит, когда ответ очевиден. Но мне нужно его услышать, мне нужно услышать голос – не свой, а чей-то еще. Мне нужно понимать, что я не одна.

«Не паникуй, Виолетта, не паникуй!»

– Мы застряли?

Теперь официально: я паникую. Черт! Я наблюдаю за тем, как он пытается открыть двери руками. Он силится, силится, у него получается – и вдруг он все бросает.

– Мы в пролете между этажами, – бормочет он.

– О боже!

Я прижимаюсь к задней стенке кабины, положив руку на грудь, считаю свои вдохи, но быстро понимаю, что путаюсь в цифрах. В последней надежде я пытаюсь перехватить его взгляд. Мне хочется, чтобы мужчина успокоил меня, чтобы он сказал, что такое происходит постоянно и что обычно все очень быстро приходит в норму. Но он смотрит только в телефон – наверняка ищет решение.

– Не… не говорите мне, что… что мы так и останемся здесь…

– Успокойтесь, я пожарный, – говорит он, даже не поднимая на меня глаз.

– И как это должно меня успокоить? Пожарный вы или нет, но сейчас вы вместе со мной в этом проклятом лифте, поэтому я не понимаю, как эта информация должна помочь мне успокоиться!

Впервые с того момента, как он зашел в лифт, он смотрит на меня. Первое, о чем я думаю? «Бог существует». А иначе кто создал такой синий оттенок – невероятная смесь лазурного и лазуритового. Темно-синий, как летняя беззвездная ночь. Эти глаза… Я полюбила их с первого взгляда.

Они смотрят на меня терпеливо и серьезно. Как будто такая ситуация для него привычна. И все же я вижу в них проблеск скептицизма.

– Я советую вам успокоиться, потому что знаю, что поддаваться панике бессмысленно.

Но мое сердце не перестает колотиться. В горле ком, давят стены. Лифт слишком маленький. Мне жарко, мне чересчур жарко…

– У меня клаустрофобия… – объясняю я.

– Глубоко вдохните и выдохните через нос, раз десять.

Я подчиняюсь, глотая слезы безысходности. Ненавижу себя в таком состоянии. Подумать только, мне удавалось не плакать! Уж что-что, а оставаться спокойной в этой ситуации – точно не про меня. То, что сейчас происходит, – один из моих худших кошмаров.

– Думайте только о хорошем, это должно сработать. И не паникуйте, все будет хорошо.

– Легко сказать, мистер Успокойтесь-я-пожарный, – бормочу я.

Даже не поморщившись в ответ на мое саркастическое замечание, он подходит к задней стенке кабины, садится, прислонившись к ней, и вытягивает ноги. Я делаю то, что он сказал, и хожу кругами. Не знаю, как ему удается оставаться спокойным в такой момент. Потом вспоминаю: он же пожарный. Ему известно и худшее.

Мне кажется, что мое сердце сейчас выпрыгнет из груди. Я стараюсь дышать носом, кружась по узкой кабине. Думай только о хорошем, Виолетта! Хо! Ро! Шем! О коте, который шарахается при виде огурца? О бабуле, которая читает рэп? О коллекции осень-зима от Валентино? Видимо, все это недостаточно хорошо. Очевидно, я только еще сильнее нервничаю. И нечаянно наступаю на ногу соседа.

– Ой, извините! – восклицаю я, когда он вскрикивает от боли.

– Ради всего святого, просто сядьте и замрите.

Мне не нравится, как он говорит со мной, пусть он и делает это очень тихо, будто боится кого-то разбудить. Но я ставлю себя на его место: в новогодний вечер он застрял в лифте с какой-то чокнутой клаустрофобкой. Побунтовав пару секунд, я сажусь рядом с ним.