Каноны механики

Молча мы зашли в лифт. Нехотя он отсчитывал этажи, словно заглядывал на каждый, включал свет, проверял, все ли в порядке, затем гасил все лампочки и полз выше. Дверь номера открыл Александр Сергеич, первым нырнул в темноту, вставил карточку на ощупь в нужный разъем, и в коридоре вспыхнул свет. Как во сне я зашел в свою комнату, вытащил из-под кровати сумку и начал нервно шарить внутри. Зачем? Ведь я мог схватить ее и выскочить из номера, даже не прощаясь. Вряд ли я вернусь в Москву все еще дизайнером небольшой, но стабильно работающей конторы. Но я продолжал упорно шарить в утробе необъятной дорожной сумки, в которой есть все, кроме злосчастной книжечки формата А7 с черно-белой фоткой на первой ламинированной странице.

И тут меня пронзила догадка, от которой губы скривились в идиотской усмешке. Невольно я снова сжал кулаки, развернулся и резко вскочил на ноги, столкнувшись лицом к лицу с шефом, с взглядом его почти черных глаз, с интересом разглядывающих мою возню. Я ниже его ростом на пол головы. Откуда он здесь взялся? Подкрался вплотную и все это время наблюдал за мной как за зверюшкой в зоопарке? Чувствуя, что краснею, я выпалил:

– Ты его спрятал? Мой паспорт!

Даже если бы он ответил что-нибудь, вряд ли я разобрал бы хоть слово, так громко шумело у меня в ушах. Кровь кипела от злости. Я стоял слишком близко, касаясь его свитера порывисто вздымающейся грудью, глотая воздух ртом и крепко сжимая кулаки. Кто дал ему право надо мной издеваться? Что за дурацкие шутки? Я думал, не засандалить ли ему по шее еще раз, приготовился выслушать его сардонический смех, громко хлопнуть дверью и вести диалоги исключительно по почте, но совсем не ожидал того, что произошло дальше.

Шеф цепко сжал оба запястья, и не успел я даже попытаться увернуться, как он дернул мои руки так, что я буквально влепился в него всем телом. Попытался вырваться, отчего дыхание окончательно сбилось, а жилы набухли от напряжения. Наверное, стук моего сердца было слышно даже за дверью. Я хотел двинуть коленом ему в пах, но шеф предусмотрительно поставил ногу так, что перекрыл мне эту возможность, еще сильнее прижавшись ко мне бедром. Сколько бы я ни трепыхался, только больше выбивался из сил. С тем же успехом можно было бороться с каменной статуей.

Теперь меня обступила смесь ароматов, которую я не ощутил сразу. Будто зарылся носом в пропитанную дождевой водой землю вперемешку с опавшими листьями, их рыхлая масса расступилась, я уже падал в теплый от солнечных лучей мох, вдыхал пряный грибной запах в палой хвое, мне уже не хотелось возвращаться в реальность. Остаться так, на пропитанной солнцем осенней поляне. Судорожный вдох, и впившиеся в ладонь ногти ослабили напор, а пальцы мягко, безвольно повисли в воздухе.

Пока я размышлял об ароматах, воображая себя в лесу, по лицу скользнул солнечный луч, а к губам приникло нечто теплое и мягкое. Мгновенно распахнувшиеся глаза уткнулись в расплывчатое белое пятно, а на меня в упор смотрели его – абсолютно, полностью черные. Удивленный я отпустил нижнюю челюсть, и языка что-то коснулось. На моем воображаемом лугу солнце сменилось грозой, а меня прошила молния снизу вверх, до кончика языка, заставляя хаотично подергиваться от блуждавших по телу электрических разрядов. Меня то бросало в жар, то колкий мороз пробегал по коже. То мне казалось, что ноги тают, а сам я оседаю на пол, то висел в воздухе, удерживаемый только цепкой хваткой шефа.

В пустой голове проскочила мысль, что он всадил мне укол со снотворным, ведь все происходящее начало казаться нелепым сном, а тело продолжало оседать, как снеговик в оттепель. Хотелось растаять полностью и раствориться в талой воде, в черноте его подрагивающих зрачков, в небытии. Я все еще слегка подергивался, как вздрагивают кристаллики соли в воде. Воздуха стремительно не хватало, должно быть, вода затопила мне легкие. Я даже не заметил, как коснулся спиной кровати, и только мелькнувшее на потолке зеркало люстры с ее хрустальными шарами напомнило, где я все еще нахожусь. Я уперся в грудь нависшего надо мной Александра Сергеича и попытался вырваться из тесного, удушливого плена. И когда это удалось, вдохнул так резко, как вдыхают ныряльщики, всплывая в каскаде брызг, или утопленники, спасенные искусственным дыханием. Шеф опалил словами ухо:

– Не бойся, я зайду настолько глубоко, насколько ты захочешь.

Глубоко? Я точно не ослышался?

В последний раз свет отразился от хрустальной грани люстры, и все затопила чернота.

***

Я не сразу понял, когда тьма успела рассеяться, но обнаружил себя упершимся ладонями в черную с золотистой искрой кафельную плитку. За спиной фоном грохотала тяжелая электронщина. Шуршала спускаемая вода. Среди разбросанных салфеток на черном полу поблескивали влажные пятна. В воздухе висел приторно-сладкий запах дешевых духов. Кабинка рядом сотрясалась от ритмичных ударов.

Из-под края хлипкой дверцы вызывающе-красного цвета торчали ноги в брюках и колени, обтянутые черным капроном чулок. В совокупности с напряженным сопением и чавкающими звуками они красноречиво говорили о том, что здесь, в сортире ночного клуба, кому-то вколачивают в глотку.

Нос брезгливо сморщился, а от глаз не укрылось едва уловимое покачивание расползающихся дымком силуэтов. Я сморгнул, надеясь, что это просто сигаретный дым или огрехи освещения. Но нет, конечно. Я уже знал, это эта пара ненастоящая, а я опять вынужден спасаться. Сейчас дверь с пинка распахнется, явив моему взору мужика со стволом наперевес, а обладательница миленьких чулочков будет поигрывать в руках бейсбольной битой, усеянной острыми гвоздями.

Выскочив из слабо освещенного коридора, я нырнул в марево из вейпов, дымка травки, запахов потных тел, паров алкоголя, обильно сдобренных брызгами света от вращавшихся диско-шаров. Все это прокачивала по необъятному залу агрессивно-громкая музыка. Я просто захлебнулся в этой неразберихе, в мелькавших неоновым отсветом майках, локтях, дредах неестественно-ярких цветов. Чуть поодаль, обвивая тренированными бедрами стальной шест, зажигала танцовщица.

Черные шорты плотно облегали подтянутые ягодицы, на открытой спине, едва прикрытой шнуровкой топа, поблескивали стразы, длинные темные волосы каскадом ложились на лицо, когда она в очередной раз выгибалась вдоль снаряда. Вряд ли я мог бы узнать в ней кого-то, но как завороженный смотрел, позабыв даже о той паре из сортира, от которых намеревался скрыться на всякий случай.

Смутное предчувствие начинало подтачивать мое и без того шаткое спокойствие. Что-то знакомое виделось мне в ее по-девичьи тонких предплечьях, в беспорядочно метавшихся по спине змейках волос. На мгновение показалось, что наши взгляды встретились.

Маловероятно в такой толпе, да если и так, что с того? Но ощущение, что это не просто равнодушный взгляд, устремленный в живую массу зрителей, а цепкий, целенаправленный, узнавший меня взгляд, не давал мне покоя. Я так и стоял посреди прохода почти в анабиозе, пока ее выступление не закончилось. Даже дышать, кажется, забыл. Все пытался разглядеть ее лицо, но куда там. То ее фигурку заслоняли чьи-то широкие спины, то она поворачивалась спиной, то в хаотическом мерцании диско-шаров сложно было разобрать даже общие черты.

Вспышки света, выхватывавшие то тут, то там чьи-то белые зубы, белки глаз, поднятые над головой призрачные руки с бликующими браслетами, вызывали острую боль в висках. Разминая их пальцами, я присел на край барного стула и через пару секунд наткнулся взглядом в появившуюся под носом стопку, до краев наполненную голубой мутью с белесой дымкой на поверхности, словно кто-то выдохнул в напиток струю сигаретного дыма, и она застряла в вязкой жидкости. Подняв голову, чтобы отказаться, я остолбенел, а слова так и застряли в горле.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.