Страница 4 из 11
– Моя покойная жена преподавала в консерватории. Это ее выпуск. Когда у меня пошли деньги, она уговорила вложиться в парней. И… до недавнего времени все шло хорошо. Даже после ее гибели.
Голос звучал ровно. Чересчур ровно. В мое сердце невольно зашевелился червячок сочувствия.
– А потом? – спросила дочь.
– А потом, – тяжело вздохнул бизнесмен, – потом они словили звезду. Выступили в Кремле, поселились на канале «Россия». Пели… много где, в том числе на пафосных мероприятиях. В основном, классику, проект «Опера для всех». Романсы. Вот сейчас готовят программу «Песни из кинофильмов».
– Так что с ними не так? – упрямо спросила я, давя вопрос: «А зачем им учитель русского»?
– Смотрите. Вот видео.
Он еще раз коснулся экрана.
Поплыли чарующие первые такты чего-то восхитительно итальянского. Оркестр, скрипки… Я услышала первые ноты, которые выпевались, чарующее четырехголосье, которое брали так легко, так естественно, словно петь для них было как дышать.
На втором куплете господин Томбасов жестоко выключил запись.
– Зачем? – воскликнула дочь.
– Это то, что было год назад.
– А сейчас? – Машка бесцеремонно протиснулась между нами. Томбасов показал нам следующую фотографию. – Погодите, там бас прическу изменил и похудел радикально? Или?
– Или. Прежний ушел. И вот, что получилось.
Следующее видео. Открытая сцена на каком-то празднике.
– Слушайте.
Та же песня, что-то итальянское, звенящее, но…
Что сказать. Это было… разочарование. Вроде все старались, все пели, но… Магии не было. Ничего не было.
– Слушайте, они же в унисон поют, – возмутилась Маша. – А моя руководительница ругается. Говорит, вышли вчетвером, пойте на четыре голоса. А! Теперь разъехались. Куда тебя понесло? – Она тыкнула пальцем в светленького, который отрастил волосы и стал похож на несчастного и взъерошенного дикообраза. – А тебя и не слышно, – обратилась моя добрая музыкальная девочка к басу с роскошной челкой. – Тебя же эти трое верхними нотами забивают совершенно. Ты чего орешь? – это уже к тому, что с прекрасными ресницами.
Я только морщилась.
– Они убеждаются, что даже гениальные теноры могут развлекаться до тех пор, пока хороший бас все держит, – грустно проговорил бизнесмен. – А сейчас они просто сливают десять лет работы – и до тучи вложенных денег.
Мда…
– В общем, – тяжко вздохнул бизнесмен. – Иван, – он показал на светленького, – когда психует, то голос теряет совершенно. Спазм у него.
– Натура нежная?
– Да как вам сказать…
– Что с остальными?
– Артур. – Господин Томбасов с отвращением потыкал пальцем в невысокого, что с ресницами. – Он недавно развелся. И время от времени гулять изволит.
– С медведями и цыганами?
– Практически. Да и пусть бы, но он же после этого петь не может.
– Изумительно.
– Ну, про этого я и говорить не хочу, – последовал кивок в сторону брюнета с челкой. – Я не понимаю, зачем парни уговорили его взять.
– А что с вот этим? – показала я на длинноволосого и зеленоглазого с ехидным прищуром.
– Моя головная боль. Он бунтует и хочет на волю.
Я проглотила емкую и неприличную характеристику происходящего. А ведь господин бизнесмен прав. Тут нужно чудо, не иначе. Чтобы прилетела Мери Поппинс. В руках – волшебный зонтик с ручкой в виде головы попугая, взмахнула им, как волшебной палочкой, и ка-а-ак врезала по башке. Всем участникам вокальной группы. По очереди. И гоняла их по сцене с воплями: «Только работа, только петь, только хардкор!»
Представила – и усмехнулась. И вдруг меня осенило, что как раз этого Томбасов и хочет!
– Ма-а-а-м… – посмотрела на меня дочь.
И я поняла, что допустила тактический просчет, разрешив ей поучаствовать в беседе. Певцы в беде… Их же надо спасать!
– Будете слушать, что они поназаписывали в студии? Типа рекламное обращение к слушателям. На концерт приглашали, который в июле будет в Твери. Билеты, кстати, продаются отвратно.
– Стоит поберечь нервы?
Он кивнул и вздохнул:
– Проще всего мне было бы просто-напросто закрыть этот балаган. Всех разогнать и не париться. Но… – Он устало потер глаза. – Жена, помяни Бог, не одобрила б. Да и не привык я, что у меня убыточные проекты быть могут.
– Ма-а-а-ам!
– Понимаешь, Маш… – Ввязываться во все это не хотелось еще больше. – Я решительно не понимаю, чем я могу помочь. Там нужен преподаватель вокала.
Бизнесмен фыркнул, дочь тоже. Да понятно, что у данной четверки этого добра по необходимости… Много. Да и сами они этот вокал уже преподавать могут на раз-два-три.
– Психолог? – предположила я.
Теперь тяжелый вздох. Практически обреченный.
– Были.
– Слушайте, но я даже в самой смелой фантазии не могу предположить, зачем им может понадобиться учитель русского языка.
– Вы справились с моими близнецами. Значит, вам под силу что угодно!
И такая железобетонная уверенность в голосе! Была б я тщеславна – вот растеклась бы под ногами этого манипулятора лужицей. И согласилась бы на все. А так я только нахмурилась и злобно проворчала:
– Глупости.
– Работа тяжелая, не спорю. Но я готов щедро платить.
– Что входит в мои должностные обязанности?
– Мне надо, чтобы они продержались год на своем прежнем уровне. Я выйду в плюс, потихоньку сверну проект. И все будут счастливы.
– Я не собираюсь бросать работу на год.
– Хотя бы лето! Мы запишем альбом, несколько видеозаписей, отрепетируем концерты, отработаем выступления. Прилично! А не так, как есть. Сведем с оркестром, запишем минуса. Подготовим выступление в Крокус сити холл – он намечен на конец сентября. И, главное, вы добьетесь того, чтобы они пели, а не убивали друг друга.
– А посадить сорок розовых кустов и познать самое себя вам не нужно? – возмутилась я.
– Если для дела, то да – и это тоже, – очаровательно улыбнулся Томбасов.
– Но у меня отпуск!
Все равно мне эта идея не нравилась.
– Перемена деятельности тот же отдых. К тому же вам оплатят беспокойство более чем щедро.
– Ну, знаете ли!
– База в Подмосковье. Свежий воздух. Отличные условия, питание, бассейн, сауна и тренажерный зал на месте, рядом – озеро и пляж. С конца июля у парней две недели отпуска. И вы отдохнете, я оплачу. Соглашайтесь!
– Но… у меня дочь.
– Думаю, мы найдем, чем ее занять.
Машка закивала решительно и энергично.
– Мне нужен репетитор по вокалу. Их, – дочь кивнула на телефон, – уровня.
Я была просто в шоке от умения моей дочери вести переговоры. Бизнесмен посмотрел на маленькую начинающую акулку шоубизнеса с уважением:
– Договоримся.
– Но у меня кошка!
Я чувствовала, что проигрываю.
– Это же замечательно, – улыбнулся Томбасов. – Берите ее с собой.
Глава четвертая
Хочу стать ежиком, взять палочку,
На нее повесить узелок со всякой всячиной
– и медленно уйти
в туман.
Шесть утра. Звонок в дверь.
Мда, вот совершенно не так я планировала первый день отпуска. Но… дочь улыбалась – и это было самое главное.
– Доброе утро, – поприветствовал нас очередной мужчина в черном, волосы которого были подозрительно мокрыми, как и плечи. – Меня зовут Вадим, я ваш шофер.
Но стоило ему увидеть переноску и Клео, как его улыбка померкла.
– Кошечка, – убито сказал он. – А ваша… ко-шеч-ка… она в машине не… того? Дорога длинная. Машина не дешевая.
Клеопатра, наша аристократка и умница, не говорящая только потому, что с презренными людишками ей беседовать было не о чем, укоризненно посмотрела на меня. «Ты уверена, Олеся, что этот человек достаточно разумен, чтобы его можно было пускать за руль? Раз он способен сказать подобную глупость, то… не знаю. Ребенка доверяем все-таки».
– Прости, Клео! – Машка прижала к себе наше сокровище. – Вадим просто тебя не знает. Он не подумав. Не обижайся.