Страница 2 из 9
Без прелюдий толкаю ее к стенке, как только дверь запирается. Я сжимаю мягко-податливое тело. Алкоголь мутит рассудок.
Прикрываю глаза и ухожу в нирвану, воронкой засасывающей в свои объятия в события годичной давности.
—Никита, о Господи! — напуганная и взлохмаченная Света кидается ко мне в объятия, сдавливает шею с такой силой, что дышать нечем. Вдыхаю аромат и получаю успокоение. Отпускает меня по всем фронтам. Губы саднят, голова пробита, но я спокоен, потому что рядом она.
Авария, больница, все сливается. Но я чертов придурок, взрываюсь от восторга, как только вижу ее. На фоне замечаю Рашидова. Он кивает мне недовольно и вскидывает руки, мол эту фурию не удержать.
Знаю. Нашу Свету ничего не остановит. Вся в отца.
—Светик-семицветик, — глажу по щеке свою девочку, на что она морщится. Недовольна. Но напугана до чертиков. Взмах длинных ресниц опять заставляет меня застынуть.
Трепет скользит по коже там, где она касается. Тонкие пальчики скользят по разбитым костяшкам, и мы на контрастах опять. Светлое. Темное.
—Я испугалась, Никита, так испугалась, — касается лба, где уже пару швов успели наложить. Прикусывает нижнюю губу и морщится, словно это ее только что латали. Глаза увлажняются, мне меньше всего хочется видеть слезы.
—Царапина, — отмахиваюсь, не прекращая зрительный контакт.
—А если бы с тобой что-то случилось, — она, прижимаясь к груди так тесно, что слышу стук ее сердца, шепчет сдавленно. Касаюсь спутавшихся пшеничных волос. Руки исполосованы глубокими бороздами от разбитого стекла в машине. Они контрастируют с чистотой и невинностью. Порок на белом фоне.
—Подслушивала нас с отцом, да?
Я позвонил ведь сразу, как приехал сюда. На покушение похоже не было, чисто случайность. Но, говоря словами Темного, в нашем мире их не бывает.
—Не смей меня за это ругать, — злобно выдает и осторожно садится рядом. Не прерывая тактильного контакта. Сжимает мою ладонь двумя руками. Еще бы, мою лапищу попробуй обхвати. —Я волновалась. Я так волновалась, места себе не находила.
Она волновалась за меня…У нас особые отношения, не похожие ни на что другое. Вот только нельзя так любить дочь своей сводной сестры. Не ту, которую водил в садик, не ту, которую учил обороняться от идиотов, не ту, которой заплетал кривые косички.
Уж точно не ту, которая смотрит на тебя вот так. Открыто и невинно. Не эту восемнадцатилетнюю девочку. Не мою «племянницу». Пусть я ей и не кровный родственник.
—Пустое, — прижимаю к себе девчушку и облегченно выдыхаю. Так не болит. С ней не болит.—Зря волновалась.
—Ничего не зря, если бы с тобой что-то случилось, я бы этого не перенесла, — опять обнимает меня за шею, и свозь тихие всхлипывания я различаю слова, —я же так люблю тебя.
Тяну клок блондинистых волос, чтобы откинуть голову максимально назад. Член в штанах впивается в шов, тянет.
Девка оборачивается ко мне и облизывает губы, на которых уже смазалась помада. Ощущение грязи не заставляет себя долго ждать. Мы почти готовы продолжить, я почти готов.
Зрение медленно возвращается, я вижу размалеванное лицо, абсолютно ничем более не похожее на мою девочку. Срываюсь и отталкиваю ее от себя. Сука!
Дыхание сбивается, я в помутневшем рассудке рассматриваю окружающую обстановку и ни черта не понимаю. Как я докатился до этой жизни?
—Ох, а мне говорили, что секс с тобой лучшее, что может быть, покажи мне, как бывает… — урчит довольно и пытается подойти ближе, но я рывком отталкиваю ее от себя.
—Вон пошла, — я морщусь от неприятных ощущений. Сука. Сука.
—Но…
—Нахрен слиняла отсюда, — не глядя рычу на нее, продолжая свой нелегкий путь к красному кожаному диванчику для плотских утех. Сесть и перевести дух. —Бабки нужны? Вот они, бабки, — достаю из кармана плотную пачку и кидаю в лицо ошарашенной бабе. Она жадно следит за падением купюр, потом бежит поднимать. Еще бы. Я бы очень удивился, если бы она не сорвалась на эти денежные залпы. —Компенсацию получи!
Но как только все поднимает, начинает смотреть на меня с презрением. Отворачиваюсь. Но затылком чую этот напряжённый взгляд. На что она, мать твою, рассчитывала? На что?
Дверь закрывается оглушительно громко, хлопок бьет по ушам. Был бы я в лучшей форме, догнал бы и показал, как надо, сука, двери закрывать. Невменяемые бабы нынче пошли.
Сижу и смотрю в белую стенку. Так нельзя, Макарский, нельзя. Можно бесконечно прикидываться, что все хорошо, но ведь это не так.
Бесполезно пялюсь, пока телефон в кармане не начинает разрываться.
Один взгляд на экран, и понятно сразу, что ответить надо.
—У аппарата, — сил говорить нет, слушать и подавно.
—Как все прошло, Мак? — с годами Рашидов стал спокойнее, что на него повлияло? Надя. Конечно.
Он перестал срываться по поводу и без, стал решать вопрос методично сдержанно. А уж когда родилась дочь…на некоторое время криминальный мир потерял Рашидова, грозу каждого бандюка. Вот тогда я встал у руля на севере.
В тогдашнем состоянии это было ожидаемо, мне хотелось вырвать из себя любое упоминание о прошлой жизни.
Научился выживать, ломать, рвать глотки и, конечно же, калечить.
Многие проблемы решались через меня, а если уж дошло до особого радикализма, то вызывали Мора. Тогда и крупицы от человека не оставалось. А потом и нет тела — нет дела.
Что конкретно не дало мне упасть на дно, когда я специально себя втаптывал в это дно? Работа. Методичная работа, когда не спал, не жрал, не существовал толком. Загнал себя, но заслужил авторитет.
Первый приезд к чете Рашидовых после трех лет разлуки с первой любовью дался на удивление легко. Трех лет, когда я уверенно выдворял больные чувства. И выдворил, решил вернуться и проверить.
Пустота. Глядя на Надю, ничего больше не откликалось тяжестью в сердце за когда-то казавшиеся неправильными чувства. Сводная сестра и все. Больше ничего.
Возможно, я очерствел, подумали бы вы. Но все поменялось именно в тот миг, когда моей ноги коснулась маленькая ручка ангела во плоти. Она и вернула меня к жизни, вдохнув в нее игры в песочнице, плетение косичек и рисунки на стенках. Когда живот сводит от бесконечного смеха, а ты регулярно подрабатываешь в роли пони.
С тех пор поменялось все, включая меня. Я существовал для своей семьи, Рашидовых таковыми я считал без сомнения. И за свою семью я мог убивать, нужда в этом была, правда, лишь дважды.
И я надеюсь, что больше не повторится.
Был уверен в этом, как и в том, что больше никто и никогда не подберется ко мне слишком близко.
Но подобрался. Оглушительно внезапно. И я все испортил своими руками. Собственноручно прикончил.
—Положительно, — лениво отвечаю своему теперь уже другу.
—Я не сомневался. Ты, надеюсь, помнишь, что у Светы день Рождения?
Прикрываю глаза, впитывая в себя это имя. Пропуская по телу, как электрический заряд. Меня кроет. Как я могу забыть, если оно выжжено в душе?
—Помню.
—Ну тогда ждем, как обычно…а то год у нас не был, все дела и дела. Нехорошо, мои девочки скучают. Да и я рад был бы видеть тебя, засранца. Плюс дело к тебе есть, но это не телефонный разговор.
Ехать туда похоже для меня на билет в один конец. Поднятие на гильотину. Лобовое столкновение с бетонной стеной из прошлого, за которое себя хочется подвесить за яйца.
—Буду, —желание увидеть ее перечеркивает все, в последний раз.
Потом исчезну навсегда.
Найду чертову причину.
3
НИКИТА
Как всегда, приезжаю с запозданием, но не по своей воле в этот раз... Виноваты те, кто не знал обо мне и решил, что гопстопнуть дядю будет полезно. Вот только дядя оказался "папой". Резко торможу у знакомого особняка и пытаюсь собрать свои нервы до кучи. Мандраж. И из-за того, что уже случилось, и из-за то , что случится. Рабочее отходит на творой план, на первом нынче другое.