Страница 8 из 18
Подруга. И единомышленница. Ее заводит то же, что и тебя.
Но гонка была на прошлой неделе. А твой гоночный костюм три дня, будучи уже выстиранным, провалялся в стиральной машине и буквально протух. Закис, как половая тряпка.
Его нужно было элементарно вынуть из машины и развесить!
Ты многого не требуешь!
Но тебе не дают даже этой малости. Не удостаивают. Так как ПОДРУГА – не прислуга.
И появляется досада: ты не заслуживаешь мало-мальски крошечных усилий.
Паршиво. Завьялов чувствовал себя сексистом-шовинистом, но ничего не мог с собой поделать. Его стала раздражать любимая звероватая амазонка. Она стала исключением в череде его любовниц. Он с испытанием – не справился.
И тем признанием ее утешил.
…Завьялов тискал в отмытой бомжеской руке пакетик с невесомым порошком: каждый раз при упоминании любой дури на него накатывали воспоминания об амазонке. О Маринке. Он думал о Маринке, хотя имел и собственный единичный опыт общения под коксом.
Лет семь назад Завьялов залетел на крутую тусу. В то время у него была девушка, мечтающая о славе Спилберга: подруга с камерой не расставалась даже в туалете, сидела на толчке не с газеткой, а с камерой беседовала, делилась впечатлениями. Она радушно предложила Борису втянуть внушительный кусок «дорожки», он, не шибко думая, поддался.
На следующий день…
– Завянь, зацени какой ты здесь прикольный!
Боря глянул на цифровой экранчик камеры… И стиснул зубы.
Вчера ему казалось, будто он насквозь веселый и раскрепощенный прожигатель жизни. Он заразительно ржал над собственными шутками, изображал убойный танец живота, перецеловал всех девочек, шампань глушил из горлышка… Но в основном болтал.
Вчера казалось – изрекал.
На следующий день, прослушав то, что н ё с, едва не поседел от ужаса! «Поразительные» сентенции зазвучали ублюдочным мычанием. Шутки переозвучились в низкопробную, слюнявую пошлость. Приставание к хохочущим девицам и танцы…
Захотелось удавиться.
Но опыт был получен. Как ни крути, узнал: под коксом он звенит ведром и веником молотит – не удержишь. Сегодня, уже зная, как на него воздействует этот наркотик, Завянь решил раскрепостить пришельца Кешу знакомыми реакциями родного организма. Спиртное Бориса на безудержную болтливость не слишком подвигало, для разговора по душам потребуется литр. Но жаль травить собственную печень. Да и зачем терять время на накачку, если есть иная, действенная метода?
Кеша смотрел на дорожку из белого порошка и обрезок широкой трубочки для коктейля, как неандерталец на шампур:
– Это… то, что я думаю, да? Или…
– Это то, что ты думаешь, Кеша. Вставь трубочку в нос, зажми одну ноздрю, втяни…
– Борис Михайлович… – пораженно прошептало тело-Иннокентий, – я никогда не слышал, чтобы ВЫ…
– Враки, Кеша, враки, – убедительно соврал Завьялов. А сам подумал: «Любопытно. Кеша собирал про меня информацию? Ее кто-то для него собирал?.. Черт, такая работа – дорогого стоит…
Тогда какой здесь выхлоп? И стоит ли соваться?!»
Но Иннокентий, с удивительным послушанием, уже «пылил» ноздрей. Реакция – пошла. Причем стремительно. На мягкий подголовник дивана откинулся уже совсем другой «Борис Завьялов»: задумчивый улыбчивый ушлепок.
Завянь дал телу время на полноценное погружение в нирвану. (Болтливость нападет немного позже, сначала мы чуть-чуть поулыбаемся.) Ласково поглядел на собственный разомлевший организм и приступил с простейшего вопроса, для смазки и разгона, так сказать:
– Кеш, а Жюли красивая?
Тело шлепнуло ресницами, причмокнуло губами:
– Божественно.
– Ты ее любишь?
– Угу.
Разговор пока что клеился и продвигался – вяло. Кеша безвольно плыл по кокаиновой волне, водил глазами по потолку…
– Кеш, а Жюли – кто? – чувствуя себя папашей Мюллером, применившем на допросе изощренные методы давления, поинтересовался Боря.
– Моя жена.
«Ого! Не дай бог, реально – наша! – Борис стремительно прогнал эту мысль по голове: – Жюли, Жюли… Проститутка, что ли? Эскорт? Нет, не эскорт, имечко Жюли попахивает стриптизом из того же Конотопа… Черт! А если они меня женили и грохнут из-за хаты?!»
– А вы давно женаты?
– Не очень… – На родимом лице возникло небольшое оживление. Тело-Иннокентий село прямо, поглядело на «бомжа» Завьялова, как на родного брата, и отправилось в экскурс: – Я увел ее прямо со свадьбы, представляешь! В тот год были в моде тематические свадьбы, Жюли и ее бывший – Стефан выбрали церемонию в феодальном стиле, я познакомился с чужой невестой на репетиции. Делал моей божественной Жюли многоуровневую прическу… И вот мы только поглядели в глаза друг другу и – все! – пропали оба! Она была в аривальном платье, я был…
Интимные одежные подробности Завьялова интересовали слабо.
– Кеш, а ты что же… парикмахер, получается?
Тело забормотало, Борису послышалось перечисление синонимов: «Куафер, брадобрей, цирюльник…»
– Ах, да! По-вашему – стилист, – весомо и значительно подтвердило тело.
«Твою ма-а-ать!! В меня какого-то фигаро заслали!! Ничего получше не нашлось?!»
А Кешу уже понесло, как того Остапа Бендера:
– Вообще-то, – доверительно склоняясь к «бомжу», повествовал «стилист Завьялов», – я хотел отправиться в свадебное путешествие к моему кумиру. – Тело закатило глаза и, сжав руки перед грудью, с придыханием поведало: – К Сереже Звереву. Вам, Борис Михайлович, повезло, вы живете в одно время с г е н и е м…
Завьялов плюнул на возникшую было разницу мировоззрений и не стал вносить поправок, так как под воздействием кокса тело незаметно прошло точку невозврата. Ключевая фраза была произнесена.
– А ты в какое время живешь-то, друг Кешка? – Завьялов ласково перебил восхищенное восхваление парикмахерской звезды Сережи Зверева.
То, что произошло дальше, напомнило Борису сценку из жизни попугаев. Сидел себе яркоперый говорун на жердочке – бац! – на клетку плед накинули. Кеша заткнулся так резко, что вроде бы даже язык прикусил. Сидел и пучил на «бомжа» совершенно круглые птичьи глаза.
– Ну, ну, Кешка! – приободрил Завьялов. – Какие тайны могут быть между своими? Ты мне и так уже все выболтал, болтун – находка для шпиона.
Куафер обтер ладонью моментально вспотевший лоб.
– Я что… у ж е?! Все-все?!
– Уже, Кешенька, уже, – добродушно скалясь, подтвердил Завянь. – Все-все.
– О боже… Я идиот. Жюли этого не переживет…
– «Поражение в правах», да, друг?
– Да фиг с ним с н а ш и м поражением! – внезапно взвился куафер. – Поражение отразиться на наших детях!!
– У вас есть дети? – проявил заботу Боря.
– Нет. Но мы уже записались в…
Не договорив, тело стремительно захлопнуло рот обеими руками. Над сомкнутыми ладонями на Завьялова таращились безумные глаза.
Дети это серьезно, существенно расстроился Борис. В каких бы правах их там не ущемили, дети – запредельная цена.
Что делать?
Успокоить Кешку, что выболтал не много?
Или уже и так без разницы?
Честь вычислять разницу между «выболтал совсем чуть-чуть» и «крупномасштабной находкой для шпиона» Завьялов оставил за парикмахером.
Кокс брал свое, из-под ладоней неудержимо лились слова:
– Я говорил Жюли: «Давай к Сереже! Погуляем, почудим…» Она сама! Сама ваш роман выбрала!!
– Чей это – ваш? – напрягся Завьялов.
– Ваш и Зои Карповой!!! «Изумительный роман, удача, очереди ждать не надо»!! – Парикмахера несло в болтливость бесповоротно и стремительно. Сделав речь слегка манерной и писклявой, Иннокентий изображал жену Жюли: – «Мы в теме того времени, дорогой, готовить нас не нужно…» Сама уговорила!! Я хотел к Сереже!!
Судя по всему, из какого бы времени стилист ни прибыл, нравы там остались прежними: Иннокентий искал в Завьялову мужчину-единомышленника и непрозрачно намекал: «Все бабы одинаковые дуры. Они там напортачат, куда-то влипнут, а разгребать-то – нам».
– Ты что-то сказал о Зое Карповой? – прервал стенания Борис.