Страница 5 из 6
Холл предположил, что Перкин может захотеть провести некоторые безопасные эксперименты дома и помог ему купить необходимую стеклянную посуду. Отец мальчика снова согласился оплатить занятие, увлекшее сына, хотя и ясно дал понять, что хочет, чтобы тот стал архитектором. Химия занимательна, но денег не приносит.
Вне школы Перкин посещал лекции по химии Генри Летеби в Королевской лондонской больнице на Уайтчепел-роуд. Оба лектора, Летеби и Холл, предложили Перкину написать их другу Майклу Фарадею и попросить разрешения приходить на его фундаментальный курс в Королевском институте. Фарадей ответил собственноручно, что порадовало Перкина, и так по субботам днем четырнадцатилетний мальчик становился юным слушателем лекций о последних открытиях в необычной науке об электричестве.
За несколько лет до этого ведущий немецкий ученый Юстус Либих принес печальные новости делегатам на встрече Британской научной ассоциации в Ливерпуле в 1837 году. «Англия – не страна науки, – объявил он. – Здесь распространено только дилетантство, а местные химики стыдятся, если их называют так, потому что так же именуют фармацевтов, а их презирают».
И наоборот, учебная лаборатория Либиха в Гисенском университете вызывала зависть у всех химиков-экспериментаторов, и люди проезжали многие сотни километров, чтобы заниматься тем, что в их странах считалось неблагодарной работой. Кафедры химии были и в Оксфорде, и в Кембридже, но мысль о том, что предмет будут учить и изучать в лаборатории, казалась неслыханной. Студентам просто преподавали историю химии, как часть более обширного курса наук. В Университете Глазго человек по имени Томас Томсон, скорее всего, первым открыл лабораторию студентам для практических занятий, а Томас Грэм, названный Либихом редким примером продвинутого ученого, сделал то же самое в Андерсонском институте[14] в 1830 году. На момент рождения Перкина в стране не было колледжа, предназначенного для изучения химии.
Либих умел вдохновлять своими речами, и именно его британское лекционное турне в начале 1840-х годов убедило влиятельных людей, что Лондону нужна специализированная школа химии (Либих встретился с премьер-министром сэром Робертом Пилем, который выразил личную заинтересованность в этом из-за участия его семьи в ситценабивном производстве). Существовали планы основать в Королевском институте Колледж практической химии имени Гемфри Дэви, но, когда они потерпели неудачу, сэр Джеймс Кларк, врач королевы, Майкл Фарадей и принц-консорт[15], многие годы спонсировавший научные исследования, основали частную подписку для финансирования Королевского химического колледжа, собрав 5000 фунтов. Среди спонсоров были Пиль и Глэдстоун.
В 1845 году колледж открыл временные лаборатории рядом с Ганновер-сквер и позже навсегда переехал на юг Оксфорд-стрит. Вскоре в здании учились уже двадцать шесть человек, и его размер подразумевал, что лекции будут проводиться в Музее прикладной геологии на Джермин-стрит. Именно здесь учитель Перкина Томас Холл впервые услышал лекции юного директора колледжа Августа Вильгельма фон Гофмана.
Гофман родился в Гисене в 1818 году и сначала изучал математику и физику, прежде чем заняться химией с Либихом. Его назначение в Королевский колледж поддерживал принц Альберт, и не в последнюю очередь потому, что считал: Гофман поспособствует развитию сельского хозяйства. И была еще одна причина: летом 1845 года королева и принц Альберт посетили Бонн, чтобы открыть памятник Бетховену. Королева Виктория отметила это событие в своем дневнике и записала то, что случилось потом. «Мы поехали с королем и королевой [Пруссии] к бывшему маленькому домику Альберта. Мне было так приятно увидеть его. Мы столько о нем говорили, и он совсем не изменился…» Отсутствие изменений приписывали Августу Гофману, который жил там и периодически проводил в одном из помещений маленькие эксперименты.
Томас Холл считал, что Перкин должен поступить в Королевский колледж в пятнадцать, но отец мальчика яро возражал. Почему Уильям не мог больше походить на своего старшего брата Томаса? Он учился на архитектора. «Мой отец был разочарован», – записал Перкин много лет спустя. Но Холл убедил отца Уильяма встретиться с Гофманом, который, возможно, очаровал его рассказами об экзотических возможностях бензола и анилина.
«Он несколько раз говорил с моим отцом, – писал Перкин. – И в конце концов я стал изучать химию под руководством доктора Гофмана».
Это было в 1853 году. Через пять лет Перкин обеспечил себе будущее.
Глава 3
В воздухе парят новые идеи
Бродил по городу, ходил в музей, зоопарк… Реконструкции деревень Хауза и Сагай – комбинации индиго и бледного сосуда из тыквы. Мальчик с горбом, посохом и миской. На его деформированном теле вытянулся, подобно пейзажу, джемпер пурпурного цвета мов… Ресторан в саду. Я пил пиво за красным накрытым грязной скатертью столом. Комары кусали твердые части пальцев.
Каждый вечер, когда Перкин уходил из Королевского колледжа и шел по Оксфорд-стрит, его путь усеивали газовые фонари. Лондон светился от газа: дома, фабрики и улицы освещались таким образом с начала века, и работа ученого в лаборатории тоже зависела от него при экспериментах, когда требовался огонь.
Но такой спрос создал и ужасные проблемы. Газ получали с помощью сухой перегонки угля, и каждый год, чтобы обеспечить им нуждающихся, перерабатывались миллионы тонн ископаемого топлива. После процесса, который включал в себя огнеопасный метод нагрева угля в замкнутом сосуде без доступа кислорода, образовывались бесполезные и опасные побочные продукты: зловонная вода, различные сернистые вещества и огромное количество смолы.
Многие годы они считались отходами. Проблема состояла не в том, как использовать их, а в том, как от них избавиться. Серу можно было убрать с помощью извести и древесных опилок, а вот газовую воду и смолы выливали в ручьи, где они отравляли все вокруг и убивали рыбу. Любой, затребовавший эти отходы, получал их бесплатно в гигантских бочках. С ними проводились некоторые безнадежные эксперименты, и потом их снова сливали в ручьи. Но за год до рождения Перкина появились и новые варианты использования этих побочных продуктов.
Газовая вода, как оказалась, была богата аммиаком, а сернистые вещества использовались в производстве серной кислоты. В Глазго в 1820-х годах Чарльз Макинтош нашел применение для каменноугольной смолы, разработав метод создания водонепроницаемой ткани. С помощью нее он готовил особый раствор резины, которым соединял два слоя ткани. Ученый назвал плащ из этого материала дождевиком, но другие вскоре прозвали его макинтошем. Изобретение также применялось как защитное покрытие на древесине и широко использовалось в новых системах железных дорог. При комбинации с креозотом получалось плотное покрытие для дерева и металла для дезинфекции в канализации. Некоторые патенты 1840-х годов даже предлагали использование смолы, в том числе каменноугольной, для покрытия поверхности дорог.
На период открытия Королевского химического колледжа каменноугольную смолу уже признали материалом весьма сложного строения. Первые студенты поняли, что в нее входят такие элементы, как углерод, кислород, водород, азот и в небольшом количестве сера, и знали, что из этих комбинаций можно получить целый список веществ.
Изучение химии в тот период все еще находилось в зачаточной стадии – только в 1788 году Антуан Лавуазье продемонстрировал, что воздух – это смесь газов, которые он называл кислородом и азотом. Важные открытия происходили постоянно. В 1820-х годах из каменноугольной смолы выделили лигроин (нафту), но теперь большим вызовом являлась возможность открыть входящие в его состав атомы и показать, как их можно модифицировать, чтобы создать другие компоненты. Оказалось, что нафта содержит бензол, и благодаря тщательному процессу фракционной дистилляции в ней обнаружили такие соединения, как толуидин и анилин. Химики, как правило, знали атомные комбинации каждой молекулы – сколько в ней элементов углерода, кислорода и водорода – но не как они соединялись. Их точные цепочки и места соединения, эти неуклюжие конструкции из металла и бусин, рядом с которыми (в дни докомпьютерных программ с трехмерными изображениями) гордые химики любили позировать для фотографий, – стали понятны только спустя несколько десятилетий.
14
Теперь это учебное заведение называется «Университет Стратклайда». – Прим. ред.
15
Принц-консорт – супруг правящей королевы, сам не являющийся суверенным монархом в своем праве. – Прим. ред.