Анализ характера

После моей интерпретации о том, что пациент боится возможного причинения ему вреда, вновь обнаружился следующий материал. Ночью он увидел сон, в котором находился на птичьем дворе и видел, как убивали цыпленка. В следующем эпизоде одна женщина лежала, вытянувшись на земле, а другая несколько раз вонзила в нее большие вилы. Затем он обнимал девушку, а его пенис был где-то между ее коленями и гениталиями. При этом у него произошла эякуляция.

Поскольку «денежное сопротивление» несколько ослабло, я попытался интерпретировать этот сон. По поводу птичника у него возникла следующая ассоциация — в детстве, будучи в деревне, он часто наблюдал, как спариваются животные. Тогда мы не учли, насколько была важна деталь «летом в деревне». В первой женщине он узнал свою мать, однако объяснить ее позицию был не в состоянии. Он мог сказать нечто существенное только о сне про эякуляцию. В этом сновидении он был ребенком. Он вспомнил, что прижимался к женщинам до тех пор, пока не происходило семяизвержение.

То, что пациент, помимо открытого материала, не делает никаких толкований, выглядело хорошим признаком. Если бы я интерпретировал символы или важное бессознательное содержание прежде анализа сопротивления, он немедленно принимал бы интерпретации как раз по причине присутствия сопротивления, и мы двигались бы от одной хаотической ситуации к другой.

Моя интерпретация страха причинения ему вреда дала полноценный ход анализу характера. «Денежное сопротивление» не проявлялось. Пациент все время обсуждал свое инфантильное поведение и приводил примеры, когда он вел себя «трусливо» и «лживо», — модели поведения, которые теперь он честно признавал негативными. Я попытался дать ему понять, что такое поведение в значительной степени — результат влияния его отца. Однако моя попытка спровоцировала наиболее яростное сопротивление. Он все еще не отваживался упрекнуть своего отца.

После длительного периода, когда ему ничего не снилось, он опять увидел сон на тему, в которой я признал первосцену.

Я стою на морском берегу. Несколько белых медведей плещутся в воде. Вдруг они начинают беспокоиться, и я вижу спину огромной рыбы, возникающую из воды. Он (рыба) гонится за одним из медведей и ранит его ужасными ударами. В конце концов он (рыба) наносит медведю смертельную рану. Однако и сам он (рыба) тяжело ранен — сквозь жабры хлещет поток крови.

Я подчеркнул, что его сны всегда были жестокими. В течение следующих нескольких встреч он пересказывал свои фантазии о мастурбации и различных жестоких действиях, которые он совершал в предпубертатном периоде. Большую их часть определяла «садистская основа полового акта». После анализа я попросил его написать об этом. Вот его записи:

«3–5 лет. Во время летних каникул, мне довелось увидеть, как режут поросят. Я слышал визг животных и видел лужи крови вокруг. Я чувствовал, что мне очень приятно.

4—6 лет. Мысль об убийстве животных, особенно лошадей, будит во мне чувство глубокого удовлетворения.

5— 11 лет. Мне нравится играть оловянными солдатиками. Я устраиваю баталии, в которых они всегда воюют друг с другом. Я прижимаю солдатиков друг к другу; самые любимые солдатики всегда побеждают других.

6—12 лет. Я прижимаю двух муравьев так, что они начинают кусать друг друга. Умерщвляя друг друга, они борются за жизнь. Я рассыпаю сахар между двумя муравейниками, и муравьи периодически затевают драки. Мне доставляет удовольствие также посадить в стакан муху и осу; спустя некоторое время оса нападает на муху и отрывает ей крылья, ноги и голову.

12—14 лет. У меня есть террариум, и мне нравится наблюдать, как спариваются животные. Я видел это и в птичнике; мне нравилось смотреть, как более сильные петухи бьют тех, что послабее.

8—16 лет. Мне нравится бороться с горничными; когда я стал постарше, я ловил их, толкал на кровать и наваливался сверху.

5—12 лет. Мне нравится играть с железной дорогой, пускать поезда через всю комнату, делать туннели из коробок, стульев и т. д.; я также стараюсь имитировать шум локомотива.

15 лет, фантазия при мастурбации. Как обычно, я только наблюдатель. Женщина пытается побороть мужчину, обычно значительно меньшего роста. После длительной борьбы женщина уступает. Мужчина грубо хватает ее за грудь, пах или бедра. Я никогда не думал о мужских или женских гениталиях и никогда о половом акте как таковом. В тот момент, когда женщина переставала сопротивляться, я испытывал оргазм».

Ситуация в тот момент обстояла следующим образом: пациент стыдился своей трусости и вспоминал о садизме, свойственном ему в прошлом. Безоценочный анализ его фантазий и поведения в виде резюме продолжался до конца лечения. Это позволяло ему во время анализа чувствовать себя свободнее и быть более мужественным и агрессивным. Но временами в его поведении все еще сквозила озабоченность. Его тревожные состояния стали проявляться реже, но с ними снова и снова приходилось сталкиваться в связи с «денежным сопротивлением».

Мы снова можем заметить, что выражение генитального кровосмесительного материала служит в основном для того, чтобы скрыть детский садизм. В то же самое время это является и попыткой продвинуться по направлению к генитальному объектному катексису. Однако его генитальное влечение было смешано с садистским. Поэтому терапевтическая задача заключалась в том, чтобы выкристаллизовать из этого смешения генитальное влечение.

В начале шестого месяца анализа, в связи со следующим сновидением, появилась первая возможность интерпретировать его страх пениса:

1. Летние каникулы, я лежу на диване, стоящем в открытом поле. Знакомая девушка подходит и ложится на меня. Я удерживаю ее на себе и пытаюсь совершить половой акт. Хотя у меня есть эрекция, я замечаю, что мой пенис слишком мал. Это меня очень огорчает.

2. Я читаю драматическое произведение с тремя действующими лицами. Это семья японцев — отец, мать и четырехлетний ребенок. Я чувствую, что у этой пьесы трагичный конец. Больше всего меня беспокоит судьба ребенка.

Впервые в содержании сна была представлена попытка коитуса. Второй сон, в котором присутствует намек на первосцену (возраст — четыре года), нами тогда не был проанализирован. Непрерывно рассуждая о своей трусости и беспокойстве, он сам подошел к разговору о пенисе. Тогда я сказал ему, что его боязнь того, что ему нанесут вред или надуют, обманут, в действительности связана с гениталиями. Вопрос, почему и кого он боится, не обсуждался, реальный смысл страха тоже не интерпретировался. Интерпретация показалась ему правдоподобной, но теперь появилось сопротивление, которое имело место на протяжении шести недель. Оно основывалось на пассивно-фемининной, гомосексуальной защите от кастрационной тревоги.

На наличие сопротивления указывали следующие признаки: он не возражал открыто и не выражал сомнений, напротив, он стал чрезвычайно вежлив, дружелюбен и покорен. Его сновидения, которые по ходу анализа сопротивления стали реже, короче и яснее, опять удлинились и стали более запутанными. Состояния тревоги участились и стали такими же интенсивными, как и прежде. Несмотря на это, он не выражал недоверия анализу. Снова возникла идея о наследственности. Так замаскированно выразилось его сомнение в результатах анализа. Как и в начале анализа, он опять начал вести себя как женщина, которую насилуют. В сновидениях тоже доминировала пассивно-фемининная позиция. Снов об эякуляции или коитусе больше не было. Несмотря на то что анализ характера, несомненно, прогрессировал, прежнее характерное сопротивление вновь развернулось в полную силу, когда начался анализ нового пласта бессознательного. Для характера этого пациента слой кастрационной тревоги был самым решающим.

Следовательно, предметом анализа сопротивления стала не кастрационная тревога, которая провоцировала сопротивление, а снова все поведение пациента. Целых шесть недель было трудно что-либо предпринимать, кроме интерпретаций его поведения как способа защитить себя от опасности. Каждая деталь поведения рассматривалась с этой точки зрения. Таким образом, мы постепенно приближались к ядру его поведения — страху пениса.