Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 10



Наш отец был очень обеспокоен и напуган. Он объяснил своим десяти– и двенадцатилетним сыновьям, что если кто-то узнает в посёлке об этой находке, то его обвинят в связи с нацистскими фашистами, врагами Советского Союза, он будет арестован и, возможно, уничтожен. Мы, дети, обещали ему молчать, потому что с самого раннего возраста знали о важной роли ГПУ, и сдержали данное слово. Наш отец сохранил на память некоторые из прекрасных купюр с изображением императрицы Екатерины II и три рейхсмарки, которые до сих пор хранятся в семье как реликвия.

Также в шкатулке было несколько старых писем, на тот момент нас, детей, не заинтересовавших ни на минуту. Но через 40 лет, когда я читал дневник своего отца, я наткнулся на запись, в которой рассказывалось об этом случае. Было отмечено, что тот наш дом ранее был домом кюстера, а позже принадлежал богатому фермеру по имени Неккар. Этот человек после революции, в двадцатые годы, был арестован ЧК и расстрелян. А члены его семьи были сосланы в Сибирь и числятся пропавшими без вести. Письма в шкатулке были из Германии, написаны Генрихом Лоцким.

Этот господин рассказывал своему очень близкому другу Неккару о своей поездке в Бразилию в 1923 г. Там он встретился и разговаривал со многими друзьями, немцами из России. Это были самые процветающие фермеры бывшей Таврии, которые знали его как своего любимого пастора в 1885–1901 гг. Это были те, кто смог ускользнуть от преследований большевиков в 1919–1923 годы, бежав в Америку. Лоцкий очень чётко и ясно давал понять, что они более счастливы, чем немцы, оставшиеся под Советами. В его письмах было много высказываний, в которых он сочувствовал, напоминал о вере в Бога и наградах за страдания.

Кто был этот человек, который после 22 лет отсутствия всё ещё с такой любовью заботился о немцах в России?

Генрих Лоцкий родился 21 апреля 1859 г. в Клаузнице (Саксония), в семье священника. Он учился в Ниски, Баутцене, закончил классическую гимназию в Дрездене и изучал теологию в Лейпциге. Здесь, в Лейпциге, он тесно познакомился со знаменитым учёным Францем Деличем, изучавшим иврит и археологию, некоторое время плодотворно учился у него, о чём писал в своей книге «Планета и я…»: “Я очень сблизился с Францем Деличем. Он был мне близок, как отец, и вселял в меня большую уверенность”. Этот учёный предложил Лоцкому в 1885 г. поездку в Бессарабию, которая теперь принадлежала России.

Здесь, среди немецкой диаспоры, где было много немецких протестантских общин, он начал свою деятельность в качестве проповедника, как пастор простых крестьян. Таким образом, он имел возможность посетить 25 материнских колоний и почти все 100 дочерних колоний и познакомиться с жизнью бессарабских немцев. И, наверное, именно он, со своей навязчивой идеей, позднее способствовал тому, что в колонии Бессарабский Лейпциг была построена крупнейшая протестантская церковь.

Лоцкий в 1890 г. переехал в Крым, где он принял единственный большой приход Цюрихталь. Здесь у нового пастора было 6000 прихожан в 35 поселениях в районе, который был столь же большим, как половина Саксонии. Для проживания было предоставлено 60 га церковной земли, которую он, как и все колонисты, должен был обрабатывать сам, с помощью только одного слуги, – использовать тщательно и наилучшим образом. Это гарантировало основной доход для всей семьи. Эту сторону своей жизни он описал в «Воспоминаниях»: “Конечно, жизнь поселенцев – это серьёзный, аскетический образ жизни, но всё же это и здоровая, сильная жизнь, достигаемая человеческой доблестью”.

Уже здесь он начал добровольно, по убеждению, распространять свою деятельность далеко за пределы основных обязанностей пастора евангелической общины: дети, школа, преподавание, обучение, воспитание, семья – стали его второй страстью. Он даже “долгое время содержал школу”. Однако позже он сосредоточил свое внимание на учителях. Время от времени он проводил учительские конференции, на которых давал учителям образцы уроков, за что учителя были “невероятно благодарны за те немногие педагогические знания, которыми он делился”. Учителя видели преимущества этих встреч со своим пастором, Лоцкий выразил это следующим образом: “Мы работаем во взаимном доверии и большой радости. Были и случайные разногласия, но в конечном счёте признавался авторитет”. В Крыму он сделал свои первые попытки выступить как писатель…

Когда Лоцкий пришёл к заключению, что он выполнил свою работу в колонии, он доверил большой Цюрихтальский приход выпускнику богословского колледжа в Дерпте (Прибалтика) Бернхарду Грюндстрему.

Лоцкий обратил свой взор обратно к Германии: “Я прожил 16 лет среди колонистов в Южной России. Это были годы не только серьёзной работы, но и глубокого становления”. Он ушёл в отставку из крупнейшей общины и отправился в путешествие со своим “детским роем” (их было шестеро) обратно в Германию. Но совершенно отделить себя от своих дорогих колонистов он уже не мог. Они укоренились в нём, и позже в его книгах снова и снова находили похвальное и достойное место.



Через десять лет он построил для своей семьи (уже было восемь детей) дом на Боденском озере и основал в Людвигсхафене «Издательский дом Лоцкого». Отсюда вышли его книги, нашедшие свой путь во все части Германии и во все диаспоры. В своих книгах и журнале «Жизнь» он обращался к миллионам людей. Количество томов превысило 300 тысяч. Особенно ценились «Душа ребенка», «Из опыта счастья», «Книга о вступлении в брак» и многие другие, и по сей день не потерявшие своей актуальности.

Его отношение к немецким колонистам лучше всего можно понять из «Воспоминаний»: “Мы в Германии не догадываемся, какое ценное звено в немецкой самобытности представляют собой эти швабские поселенцы… Кровь немецкой культуры должна стать удобрением для наших врагов. Почему?.. Это обязательно должно изменить новую Германию. Мы должны знать, что все немцы должны быть вместе во всем мире, и что они принадлежат к нам до тех пор, пока они этого хотят. Этим должны руководствоваться все немецкие учреждения”.

И дальше: “Наши предки были не только мудрыми учителями для своих потомков, они унаследовали силы, которые будут прорываться снова и снова. Они были нашими переселенцами в России по крови. Они тоже проснутся, захотят обратно домой, к своему народу, а затем затравлено бросятся друг на друга, чтобы ещё раз понять и признать себя, как принадлежащих друг другу, поскольку они – немцы, и только от немцев ожидают поддержки и помощи”.

После 1917 г., когда Россия попала в хаос Октябрьской революции, Лоцкий предполагал худшее для немецких колонистов. Его последнее заявление в 1925 г. по этому вопросу: “Конечно, в Германии об этом ничего не знают. Как им живётся сегодня под советским сбродом, если они вообще до сих пор ещё существуют, это неописуемо”.

Его заботы, его боль не были беспочвенными. Перед немцами в Советском Союзе постепенно открылись все врата ужасов: экспроприации, аресты, высылки, расстрелы, массовые переселения, лагеря, трудармия, спецпоселения и многое другое, что было позже описано как истребление народа и обозначено словом “геноцид”.

Советские власти были убеждены, что им удалось уничтожить немецкую самобытность в Советском Союзе. В «Большой энциклопедии» послевоенных лет они с бахвальством указывали: больше нет никаких немцев, имеется только небольшая группа немецкоязычных евреев.

Согласно открытой информации по переписи 1970 г. в Казахстане не существовало никаких немцев. Фактически, там жило 900 тысяч перемещённых российских немцев. Каждый 14-й житель этих огромных степных земель был немецкого происхождения.

Этот факт хотели замолчать. Но они выжили! Несмотря на все попытки уничтожить эту большую этническую группу, уничтожить немецкую самобытность, они снова и снова во время переписи указывали: “Мы – немцы! Мы существуем! Мы живём!”.