Страница 11 из 13
Тети Любы на кухне не было, она пошла встречать машину. Зато здесь сидел Марат. Лицо его, как, впрочем, и всегда, было веселым и немного нагловатым.
— Доброе утро, — улыбнулся Григорьев.
Я тоже поздоровалась.
— Привет всем, — ответил Марат. — Как спали?
— Превосходно, — Андрей сел на табуретку у деревянного добротного стола.
Вошла Любовь Ивановна, а за ней и Кирилл. В руках у парня был бидон с молоком, а у тети Любы — творог и банка со сметаной.
— Вот все и в сборе, — Любовь Ивановна поставила на стол кружки, налила в них молока и села. — Ночью чего-то собака лаяла, — сказала она невзначай.
— Ага, — кивнул Марат, — я ходил смотреть, но никого не было.
Григорьев искоса посмотрел на меня, но я разговор поддерживать не стала. Хотя лично мне и было бы проще, если бы все знали, что я — телохранитель. Это открыло бы мне полную свободу действий, которой сейчас так недоставало. Но клиент всегда прав — это давно известно. Андрей сам определил, какую роль я буду играть для окружающих, поэтому я и молчала.
Любовь Ивановна с Кириллом стали накрывать на стол, раскладывать по тарелкам горячую картошку.
— Сегодня полежу еще денек, но завтра поеду на работу, — сказал Григорьев, потом повернулся ко мне, — и ты со мной.
Последнее было сказано для присутствующих. Чтобы они потом не спрашивали, почему это я с ним вместе на работу еду. Пусть думают, что это прихоть хозяина.
Вообще-то я заметила, что никто здесь не относится к Андрею как к хозяину. Скорее, как к другу. Мне даже показалось, что все эти люди — родственники, так мило разговаривали они друг с другом. Умеет, однако, Григорьев подбирать себе окружение.
— Вздумал чего, — недовольно сказала тетя Люба, — на работу собрался. Она без тебя обойдется. Тебе о своем здоровье подумать надо. Ничего страшного не случится, если ты подольше дома побудешь.
— Сейчас никак нельзя. Мне ведь и в Москву надо, — упрямо тряхнул головой Андрей.
— Отговори его, — повернулась ко мне Любовь Ивановна. — Куда он такой поедет?
Приятно было осознавать, что эти слова относятся ко мне. Только вот в ответ что сказать? И пришлось повторить:
— Андрей пусть решает сам.
Очень глупо получилось. Прямо-таки ответ жены-отличницы, мол, как муж скажет, слова не имею.
Но больше никто за столом на эту тему не говорил.
После завтрака я пошла за Григорьевым в спальню, — ему захотелось снова лечь. Я подождала, пока он устроится поудобнее и расслабится, и задала интересующий меня вопрос.
— Когда я вчера к тебе ехала, видела машину с очень интересной монограммой. Ты не знаешь, что она означает?
— Тебе тоже интересно? Вот на это он и ловит людей, — засмеялся Андрей. — У меня, знаешь ли, сосед такой. Он себя графом каким-то там считает. Говорит, что у него даже документы соответствующие имеются. Монограмму, наверное, сам придумал, а утверждает, что она старинная.
— Почему ты смеешься? Разве такого не может быть на самом деле? — удивилась я.
— Может. Да только очень уж неожиданно у него все произошло. Лет пять назад вдруг объявил себя графом. Видела, какой дом себе выстроил? Там на дороге, помнишь, ты еще внимание обратила? Это его. Он лошадей разводит, званые обеды устраивает. Скоро балы, наверное, будут.
— Сколько у него машин?
— Три, я точно знаю, — ответил Андрей.
— А живет с кем?
— Что это он тебя так заинтересовал? — насторожился Григорьев и внимательно на меня посмотрел.
Разумеется, сейчас он просто надо мной подшучивал, а не ревновал меня к какому-то ненормальному графу, которого я знать не знаю и которого он сам всерьез явно не воспринимает. Но я тем не менее пояснила:
— Его машина так долго ехала передо мной, что я невольно обратила на нее внимание. Только ты все-таки ответь на вопрос.
— Тебя интересует, есть ли у него жена? — уточнил Григорьев. — Да он старик уже.
— Нет. Я просто спросила, кто еще живет в том дворце. Для кого можно выстроить такие хоромы?
— Он да прислуга его. Родных никого.
— Ясно. А какие у вас с ним отношения?
— В принципе мы нормально уживаемся. Видимся редко. Так что мне без разницы, что он в очередной раз выкинет. Не буянит, и все, — с неохотой ответил Григорьев, и мне показалось это подозрительным.
— Давай в гости к нему сходим или сюда позови, — закинула я удочку.
— Мы поссорились с ним. Так что не хочется мне навещать его или здесь видеть.
— А что случилось?
— Да так, ерунда. Все ссоры между соседями бывают из-за ерунды. Пристал ко мне, чтобы я лошадь ему продал. И к матери моей клеится.
— Тебе это не нравится?
— В принципе мне все равно. Слушай, пойдем немного прогуляемся. Чувствую я себя уже гораздо лучше. Даже ходить легче. Пойдем, покажу тебе лошадок своих, — Андрей встал и полез в шкаф выбрать для себя одежду.
— Я видела твоих лошадок вчера, — сказала я.
— Марат меня опередил?
— Я сама заходила. Он, конечно, предлагал мне прокатиться, но мне некогда было, а так согласилась бы, — я почувствовала, что говорю это специально, чтобы заставить Григорьева немного поревновать. Хотя зачем мне это? Но результата я, похоже, добилась.
— Марат тебе и не то предложить может. Только вот я бы сто раз подумал, прежде чем соглашаться.
— На твоем месте и я бы сто раз подумала, — отшутилась я. — Пошли. Вашим воздухом никогда дышать не вредно.
Я помогла Григорьеву одеться. Он не мог сделать этого самостоятельно, так как движения все же доставляли ему боль. Потом мы спустились вниз и пошли к конюшне.
Глаза Андрея сразу засветились, как только он увидел своих любимцев. Сначала он подошел к одному вороному красавцу и потрепал его по гриве, что-то ласково шепча ему.
— Это мой Ибрагимушка, — повернулся он ко мне.
Потом Андрей ходил к другим и так же ласково говорил с ними.
— Эх, прокатился бы я сейчас верхом, да не могу. Женя, а ты не хочешь?
Мне, конечно, хотелось. Только вот клиента своего я оставить одного не могла.
— С удовольствием прокачусь, но только попозже. Вместе с тобой прокатимся. Не иначе.
— А я бы на твоем месте не удержался. Не вовремя я в такую передрягу попал. Сейчас бы катался с тобой на лошадях, гулял по лесу. Пикничок можно было бы устроить. Хотя, с другой стороны, если бы не вся эта история, то я тебя и не встретил бы. Зачем мне нужен был бы телохранитель? Да. Вот и думай, что хорошо, а что плохо.