Страница 162 из 172
Но нет. В наше лихое средневековое время генеральное сражение не значит ничего. Сунь Цзы был умнейшим мужиком, уважаю, и убеждаюсь в его стратагемах на практике. Ну, выиграли мы. Дальше что? Дальше горожане запрутся. А я уйду. Ибо сил штурмовать город нет. Держать войско тут до бесконечности нельзя, войску под городом надо платить из своих запасов, а запасов нет. «Но у пана атамана нема золотого запасу, и хлопцы начали разбегаться в разные стороны. Ежели и дальше так пойдёт, я тоже разбегусь в разные стороны». А с юга у меня степняки атакуют — хрена ли сидеть здесь, под далёким от фронта городом, с уймой хороших парней крепкого сложения в железной одежде? Я уйду, по любому. Но они при этом не сдадутся, а гордо и высокомерно пошлют меня на фиг. Авторитет, однако! А значит вместо «сеньор граф» я плавно опускаюсь до «эй ты, мальчишка», и кто правее — будем решать не раньше осени, а то и зимы.
…Вот только осенью или зимой король пришлёт-таки им на помощь гвардию. Ибо набег закончится. А гражданская война, если верить бабушке Изабелле, отложится. А раз так, это мне нужно с ними мир заключать, на любых условиях — вот они и понимают планку для торговли. Глупые, по нотам их играю. Неужели люди на самом деле такие тупые?
— Я хочу, чтобы двенадцать уважаемых и известных горожан, — прокричал я, — включая магистрат, ознакомились с пергаментом, на котором написаны условия мирного договора, и подписались, что город Феррейрос отказывается его принимать. Вас, магистрат, пятеро. Найдёте ещё семь уважаемых горожан? И попрошу приближаться к лагерю без оружия, сеньоры! Мои воины нервные. Сейчас идут переговоры, ваша безопасность гарантирована, СЕЙЧАС вам нечего бояться — я не бью в спину.
— Про казнь ничего не скажешь? — тихо произнесла Ингрид, стоявшая вместе с остальными баронами сзади за плечами, метрах в трёх.
— Зачем? — прошептал в ответ я.
— Они видели, что вы готовите строить что-то, — заметил дядька Рикардо.
— Они думают, что Ричи блефует, — пояснил Алькатрас. — Ричи должен вымаливать у них мир. А значит должен поднять планку для торга… Как только что подняли они. А дальше у кого первого нервы не выдержат. Они считают, у него.
— Сейчас посмотрим, что они думают и на что готовы, — усмехнулся я. Умный дядька, этот Алькатрас.
Конечно, сзади сеньоров стоял цвет городского воинства — самые богатые и знатные горожане. Ибо только у них могли к текущему дню осады остаться лошади, и доспехи у таких, как правило, самые-самые, для службы тяжем или сверхтяжем. Двенадцать горожан нашли мигом. Мы препроводили их в мою палатку, где все двенадцать человек неспешно ознакомились с текстом, после чего каждый расписался под своим «фи» на трёх экземплярах пергамента с условиями мира — мне, им и королю. Да прямо на том же пергаменте, дописали свой текст «фи», имя, должность, подпись.
Чернила должны были высохнуть, а потому у нас завязался разговор:
— Сеньоры, я напомню вам, что каждое моё последующее предложение будет хуже предыдущего.
Смотрелось на этот раз не грозно, а как бравада храбрящегося.
— Пуэбло! — А это «скользкий». Демонстрируя, что он сдерживается, но я им надоел, как приставучая муха. — Грози кому-нибудь другому. Ты везучий полководец, но слишком юный, как граф и владетель. Так дела не делаются.
— А как делаются? — улыбнулся я.
Ввязываться в бесполезную дискуссию никто не захотел. Да и я не хотел. И даже обидно не было.
— Сеньоры, разрешите, я внесу свою лепту в наш переговорный процесс? — Я сделал самую просящую интонацию, на какую только был способен. Дескать, да, юнец, молоко не обсохло, но юнец упрямый, а потому из принципа сдаваться не буду, хотя понимаю, что не прав. — Сеньоры, я хочу продлить наше перемирие до полудня. Ровно в полдень на этом самом месте состоится казнь преступников, то есть разбойников, то есть террористов, — типа-оговорился я. — По-разбойничьи напавших на моё графство и разоривших несколько деревень. В одной из которых они убили всех — мужчин, женщин, стариков, детей, и даже свиней и гусей! Согласно НЕ подписанному вами мирному договору, я мог их выпустить, как военнопленных, без выкупа, но раз у нас продолжается война — они будут наказаны по всей строгости. А за разбой у нас вешают, невзирая на происхождение.
— Очень остроумно! — Это фыркнул бургомистр.
— И тем не менее, — всё так же слащаво улыбаясь, спокойно продолжал я, — я приглашаю любого горожанина, который придёт без оружия, лицезреть казнь. Дабы в будущем неповадно было нападать на меня, моих людей и моих крестьян, не говоря о свиньях и гусях. И даю слово, все пришедшие смогут уйти после казни, даже если казнь затянется после полудня. Перемирие распространяется на мероприятие, а не на время. Я ещё ни разу не нарушал своё слово, и считаю это неправильным для владетеля и благородного.
Новые усмешки. Но хотя бы в своём слове сомневаться я повода реально не давал, поведутся. Ах да, казни в наши дни — зрелище, сравнимое с концертом «Руки вверх», Димы Билана или Оли Бузовой на площади перед мэрией на день города в областном центре. Зрелище, на которое полгорода собирается.
— Граф, нам казалось, что тебе в твоей ситуации оптимальнее было бы нанять этих людей, чтобы воевать со степняками. — Это «скользкий». Тоном дядюшки, вразумляющего племянника.
— К сожалению, они пришли к нам с мечом, — словно оправдываясь, развёл я руками. — И от меча должны погибнуть.
— Дело твоё, граф. — А это бургомистр. — И всё же, когда ты начнёшь переговоры о выкупе пленных? Мы не торопимся, можем подождать. — Хитрый прищур.
Я пожал плечами.
— В данный момент не готов обсуждать это. Всё, сеньоры, наверное, высохло. Итак, спасибо за общение, вы приятные собеседники. Жду всех желающих в полдень в нашем лагере. А после, если захотим, продолжим общение, но только если вы сами изъявите желание.
Усмешки на всех лицах.
— И ещё раз повторю. Каждое последующее моё предложение будет хуже предыдущих!
Смотрелась эта фраза жалко. Ай да я!