Председатель

Глава 5

Весна 1917

— Здравствуйте, Михаил Дмитриевич!

Радостная улыбка на лице незнакомого мужчины, примерно Митиного или чуть постарше возраста, говорила, что он знает меня лично. Тем более назвал по имени-отчеству, а не “товарищем Скамовым”…

— Не помните? Марьина Роща, стройка…

— Гавря!!! Жохов! Какими судьбами?

Мы обнялись и наперебой пустились в воспоминания, не замечая окружающих. Митин дружок детства начал помощником лифтера в первом нашем квартале, потом пошел в школу технического персонала при Жилищном обществе, работал лифтером и механиком. Показал себя, попал на курсы Общества при Императорском техническом училище, а затем уехал старшим техником в Екатеринбург, где поднялся до заведующего механической службой. Здесь же вступил в эсдеки, а сейчас в городском Совете руководил коммунальной комиссией.

— Сколько же тебе лет? Двадцать девять? Смотри-ка, какую карьеру сделал — товарищ головы в уездном городе! Старыми деньгами считай, что в титулярные советники вышел! Митя, кстати, тоже в рост пошел — начальник милиции Симоновского района!

Собравшиеся понемногу вокруг нас делегаты Совета с удивлением слушали и не решались прервать, переминаясь с ноги на ногу и уплотняя круг. Только минут через пять Гавриил спохватился и представил меня. Я пожал всем по очереди руки:

— Вот, товарищи, старинного знакомого встретил, нашего москвича…

— Да какой он москвич, даже акать позабыл! — парировал невысокий уралец, перетянутый ремнем поверх гимнастерки без погон. — Сколько лет уже здесь!

— Это товарищ Малышев, председатель комиссии общественной безопасности, — подтолкнул его вперед Жохов.

Большинство носило военную форму. Неудивительно — при семидесяти тысячах населения в городе стояло как бы не тридцать тысяч солдат, отчего в Совете было изрядно военных. После общего знакомства и первых расспросов мы уединились с Малышевым и председателем военной секции Быковым.

— Советы действуют по всей Пермской губернии, по всем промышленным центрам Урала. Недавно третье совещание в Перми провели. Рабочие твердо за Союз Труда, крестьяне тоже, только в городах земцы да кадеты виляют. У нас что ни день, то митинг. Но все их старания впустую.

— Почему же? — спросил я Малышева.

— Комиссию по выборам контролирует Совет. Ну и мы вопросник напечатали, сорок тысяч тираж.

Кадеты заливали про революцию, про трудное и сложное положение русского государства, про переход от рабства к свободе, призывали к верности Временному правительству, к защите завоеваний революции и вообще растекались мыслею по древу. Но каждый раз сдувались, как только из толпы им прилетали конкретные и крайне неудобные вопросы — какова ваша земельная программа? Когда закончится война? Кто допустил убийство в Царском Селе? Затыкали одного — немедленно спрашивал другой.

Пока было время, напросился посмотреть на “гражданина Романова”, Быков отправил меня с делегатом от полка, несшего охрану дома. Хорошо хоть дом не Ипатьева, а Главного начальника уральских горных заводов — до изъятия частных строений дело еще не дошло.

Пока шли, любовался планировкой — никаких тебе кривых улочек и переулочков, все прямоугольное, прямо как в Америке, авеню вдоль, стриты поперек. Двухэтажное здание с мезонином и классическим портиком стояло прямо на берегу Исетского пруда, левую половину занимали помещения караула, там же работала и военная секция Совета. А в правую меня не пустили.

Поначалу уперся часовой, потом доктор Боткин, лейб-медик Николая. Сюда с экс-императором приехал не только личный врач, но и повар, горничные, камердинер, слуги…

— Категорически против. И я считаю своим долгом заявить, что решительно возражаю против постоянных и отвлекающих визитов разного рода комиссаров и делегатов. На пациента и так негативно воздействует соседство с военной секцией, а…

— Евгений Сергеевич, — взял я Боткина под локоть, — я инженер Скамов, возможно, вы знаете обо мне от вашего покойного брата или вашего коллеги, лейб-хирурга профессора Федорова…

Доктор осекся на полуслове, удивленно поднял брови и тут же сообразил:

— Вы автор расчетно-эвакуационной модели! Но помилуйте, что вы делаете здесь, в этом окружении?

— Я председатель Московского Совета.

— Вы же приличный чело… Простите, я не это хотел сказать. Я не понимаю, почему вы с… этими.

Вот так вот. Сословный снобизм, а ведь всего два поколения, как Боткины из посадских людей вышли…

— Вот именно потому, что приличный. И наш долг, извините за неуместный пафос, быть с народом. Но к делу, давайте вот как поступим. Мне нет нужды видеться с Николаем лично, достаточно посмотреть на него издалека и оценить режим содержания. Кстати, будет хорошо, если вы свои протесты и предложения подадите в письменном виде.

Боткин помолчал, кивнул и сделал приглашающий жест рукой. Внутри дома стояло еще два поста, причем я отметил, что никакой расхлябанности у солдат не было. Мой провожатый проверил их, перебросился двумя словами со старшим и ушел на половину Совета. Боткин же повел меня по лестницам к выходящему во двор окну мезонина.

Внизу, между каретным сараем и конюшней, заготваливали дрова. Пара солдат тягала туда-сюда визжащую двуручную пилу, третий стоял у составленных винтовок. Чуть поодаль моложавый седой дед колуном разваливал плашки на чурки, еще один солдатик складывал наколотое в поленицу. Я вопросительно глянул на лейб-медика, но он только мотнул подбородком в сторону седого.

Матерь божья…

— Да, во Пскове еще. Как известия получил, — сухо подтвердил доктор. — С тех пор отсутствует проявление эмоций, даже при контактах с дочерьми. Общение сведено к “да” и “нет”. Механической работой может заниматься, пока не остановят. Еще молится, тоже пока не остановят.

— А… прогноз? Возможно ли возвращение в… — я запнулся, подбирая слово.

— Состояние стабильное, ухудшений и улучшений нет. Прогноз… Не могу сказать, я не психиатр. Возможно, со временем придет в норму.

— Я слышал, что положительно может подействовать эмоциональная встряска.